*

Вечер. Веет ветер.
Застил сумрак путь.
Городок невесел,
жуть сжимает грудь.
Будь усталый путник
смел, но осторожен.
Видишь — птичий трупик
черви жадно гложут?
Плакаться не нужно.
В сумерках — тем паче.
Всё страшит, всё чуждо.
Слышишь, кто – то плачет?
Скован вечер тьмою.
В городке угрюмом
летом и зимою
любят чёрный юмор,
чёрные делишки,
денежных людишек,
изымать излишки...
Ловят кошки мышек...
Алкоголь здесь любят,
женщин и забавы.
Новорусский люмпен —
резвый на расправы.

Видишь, тень крадётся
сзади осторожно?
Чья – то кровь прольётся.
Нынче всё возможно.
Здесь порою режут.
Равнодушно душат.
Под зубовный скрежет
отлетают души.
Знают хрип кровавый
эти подворотни
криминальной славы,
вроде всякой Сходни,
Ликино – Дулёво,
Талдома и N – ска.
Как порой хреново,
так порою мерзко —
жизни отбирая
дёшево и просто,
корчится карая
местная короста…

Тут безмолвны стены,
тут другие сцены,
тут табу на право.
Тут жестоки темы
и кровавы нравы.
Тихий вечер. Ветер.
Неуютно мне.
Мертвечиной веет.
Замер страх во тьме…

И в моей столице
много есть местечек
где бледнеют лица...
Могут искалечить.
В том же Бирюлёво,
Бутово, Капотне,
Выхино, Коньково —
в тёмной подворотне.
Даже на Лубянке,
или где покруче,
стрезву и по пьянке
ждёт кровавый случай…
В воздухе тревога —
веет дерзкий ветер.
Далеко до бога.
Дьяволеет вечер...

* * *

*

Его судьба
с нелепостью дрянной,
шлялась паскудно,
поддала пинка —
посадила по 105–ой УК.*
Шанс —
искупление тюрьмы войной —
завербовался бойцом ЧВК.
Вчерашний ЗК,
штурмовик ныне.
Жетон с буквой «К».**
Таких не щадят.
В бой
на бурлящем адреналине!
Жесток
свободы оскал —
попал в ад…

Взять Соледар —
проблема из проблем.
Смертнику первого эшелона —
шанс выжить в бою —
процентов пять–семь —
у ВСУ крепка оборона.
Гранату прячет под бронежилет —
к озверевшим,
нельзя попасть в плен.
Знает —
одна нога на том свете.
Зло улыбается —
выхода нет.
Умирать
не хочется совсем.
Затяжной поцелуй сигарете…

Без колебаний,
волей приказа,
собратья по крови
рвутся вперёд.
Словно колосья
в полях Донбасса,
смерть косит
штурмовиков —
знай страду!
Так труполюбива зараза —
жаждет,
чтоб встретил победу
в гробу…

Кровавый рывок.
Геройски
продвигаются вперёд.
Жатва в разгаре.
Жуткой косой
срежет колосок.
Не много их доживёт
до помилования Родиной.
И он не сумел дожить до него…
Сколько,
ради свободы подлинной,
ещё поляжет
таких же бойцов СВО?

P.S.:
Подчистила
смерть биографию
злосчастностью небытия.
Свободная жизнь
была коротка.
Деньги получила семья.
Целует мать
фотографию сына
и жетон
с буквой «К»…

P.Р.S.:
Вину
геройски
кровью смыл!
Недобрую Родину
не предавал.
Душу
не терзал жизни смысл —
жил как жил,
не задумывался почти.
Землю
мёртвыми губами
целовал.

Хочу,
хоть стихом,
павших ЗК
почтить…



* Статья 105 УК РФ — Убийство. Наказывается
лишением свободы на срок от шести до пятнадцати
лет.
** Жетон с буквой (серией) «К» — как правило,
выдавался завербованным заключённым. Жетон
военнослужащего — специальный личный знак с номером,
используемый для удобства кадрового учёта и позволяющий
идентифицировать военнослужащего, в частности, быстро
опознавать убитых и раненых в боевых условиях, и потому
обязательный к ношению при себе. В просторечии —
«медальон смерти».

(2023)

* * *

*

Львов советский, благочинный — солнце, птички, благодать. Мальчик радостный, невинный, выбегает погулять. Улыбается, смеётся, умиляя всех вокруг. Мир не скоро распадётся… Дед доволен — гарный внук! Мама гордая сияет, рядом любящий отец… Пусть счастливым вырастает, их задорный сорванец!
Для тебя смешной мальчонка, прелести СССР — фрукты, лимонад, сгущёнка! Будешь юный пионер. Став активным комсомольцем, сможешь в партию вступить, под советским ярким солнцем, верить, радоваться, жить…
Веселится чадо–чудо. Только счастье впереди! И не ведает, покуда, может, вдруг, произойти: перестройка, самостийность, еврохмель, лихой майдан, тягостная нестабильность, зла кровавый балаган…
«Ще не вмерла Украина» — плод бандеровских идей. Будет зверствовать детина, мучать пленных москалей…

(2023)

* * *

*
Полны трупов Бахмута* руины.
Его спас стон.
Госпиталь лучше чем морг.
Мать
выплакала все слёзы.
Сынок,
защитник
распластанной Украины,
тринадцатые сутки бредит
без ног…
Болью пропитан госпитальный быт.
Родной обрубок плоти —
хоть волчицей вой!
Слава тебе Господи, не убит!
Стонет.
Жар.
Без сознания.
Живой!

Он с детства
мальчишка крутого нрава,
всегда
спрашивать за обиды мог.
«Слава героям!»** —
кровавая слава…
Как жить бедолага будет,
без ног?!

Материнскую душу спасая
пощадила судьба —
не ведомо ей,
как сыночек родной
истязая,
безжалостно
пленных карал москалей…

И снова,
и снова,
в бреду страдалец
злобно смеётся в глаза солдата,
в испуге шепчущего: «Не надо!…»,
отрезая
указательный
палец…
Вновь накатывают:
хруст,
крик,
стоны…
Снова
и снова,
русню,
словно свинью,
забивает
в бешенстве хрипя «Убью!»
ярый
каратель
теробороны…

Что ног больше нет, не известно ему.
Выползает,
из бездны тумана,
от бандеровских берцев
стонет во тьму,
снова
окровавленный пленник...
Смотрит странно.

Вдруг,
хохочущим,
кровавым ртом,
становящимся
акульей пастью,
отгрызает ноги до паха!
Потом,
как веселый инструктор Майкл,
«Fuck you!» рычит
и гопак танцует.
С ним черти
хороводятся под триколором
в безумии дьявольской круговерти,
хохочут
и подпевают хором…

Ржёт мертвец:
Ну что культявладелец,
мерзкий молодец,
боец–уродец,
удалец украинец?!
Хорошие ноги —
не отдам!
Зря замучил меня до смерти!
В ногах правды нет!
Отращивай сам!
Желаю побед!
Трупный привет!

Порхает ангел
с милыми рожками,
мерцая нимбом ярко–кровавым,
в камуфляже,
берцах,
как и у него,
беззаботно болтая ножками.
Извращённым голосом писклявым
кричит зло,
но,
не разобрать ничего…
Всё проваливается
в чёрный туннель…
Выживет сын —
искалеченный зверь.
Родненькому,
нужна любовь,
забота…
Только вытерпи мать
и свято верь —
вырастила героя–патриота…
Где–то,
в далеком сибирском краю,
другая мать
у иконы склонилась:
Господь, сохрани сыночка в бою!
Избавь от беды, яви свою милость!
Лишь бы живым возвратился, молю!…

P.S.:
Пусть, естество сего стиха,
не вызывая отвращенья,
в чуткой душе, наверняка,
раскроет истины мученье…

* Бахмут — украинское наименование Артёмовска.
** Украинское националистическое приветствие.
Вариант «Слава Украине!» с ответом «Героям слава!»
был принят в качестве организационного пароля-
приветствия среди членов ОУН и УПА в начале
Второй мировой войны. С 2018 года оно является
официальным приветствием в украинской армии
и полиции.

(2023)

* * *

*


Сумрак.
Спальня.
Кровать.
Поза коленно-локтевая.
И муж,
часто так же брал,
не полностью раздевая…
Когда был жив…
Честно голову в СВО сложил…

Партнёр засопел громче.
Побыстрей бы кончил…

Вдруг,
не в силах сдержать вскрик,
ритм распаляя,
взметнулась душа шальная…
Из бездны заоконной —
восковое лицо того,
законного,
с кем,
пределы времени покидая,
растворялась
в звёздных мирах…
Он видит!..

Нет…
Никого…
Показалось…
Отпускает душу страх.
Безлунно.
Безумно.
Тоскливо.
Темно.
Закрыть глаза.
Не видеть его…

Не вернуть
павшего супруга.

Ритмом
жадных
толчков
упруго
утешит
плотского счастья
муляж…
Лучше,
чем ничего
одиночества моего.
Поплыл,
несмытый макияж…

(2024)

* * *

**
Кому Аллах,
кому Иисус,
иной Бог,
иль кремень неверья,
облегчат непосильный груз
тащить
и усмирять сомненья…

На плечи мы взвалить смогли,
воинский долг преодоленья,
и тяготы родной земли,
отхода боль,
шквал наступленья…
Знать,
на измученном горбу,
влачить с родными расставанье,
злость,
месть,
ненависть к врагу,
и непосильность оправданья…

Плевать на каторжность,
дотащим!
Мутится разум,
душу рвёт…
Словам —
подобиям мертвящим,
не просто отразить
исход,
кровавость мук,
тяжесть забот…
В лексичных образах явлений,
спускаюсь в бездну тьмы значений.
Круговорот страшных событий,
стремится нас перемолоть…
Слова,
слова,
отобразите,
как жуть терзает
дух и плоть…

**
Лишь полдень лучезарной негой,
объял скрывающий нас лес,
так лютый начался замес,
и мой собрат хрипит калекой…
Стоны,
зубовный жуткий скрежет,
ноги обрубок,
кровь вокруг…
Осколки беспощадно режут.
Злым зверем душу рвёт испуг…
Снова прилёт.
Мы, как на блюде.
Жрёт хладнокровной бездны пасть
гарнир из наших грешных судеб.
Свезло попасть бы в медсанчасть…

**
От жадной,
смертельной утробы,
не просто в бою ускользнуть.
Кромсают
укропы
окопы —
подохнуть,
и не продохнуть…

**
Взвыл контуженный —
уши в крови,
давится надсадной рвотой,
перебиты рёбра…
Живи!
Тебе повезло, «трёхсотый»!

**
Очередной прилёт.
В судорогах боец
корчась скребёт
бруствер твёрдый.
И никого не узнаёт,
потому что мёртвый…

**
Затих обстрел.
На паузе война.
Освобождаемся от страха.
Щурится солнечно весна.
Лес, нашим прахом перепахан.
Так птицы щебечут беспечно,
в нектаре хмелеют шмели.
Застыли
тела хаотично —
навечно покой обрели…

**
Всласть
на кишках остатков трупа,
весёлых насекомых пир —
кровавые ошмётки друга
покинувшего грешный мир…

Фрагменты роковых мгновений
в калейдоскопе СВО —
жестокость мерзости значений
насильственное естество…

**
Вот, череп разносит укропу
звереющий мотострелок —
всё…
Не нужен безвиз в Европу.
Почто не помог святый Бог?
Он играл в войнушку, сорванцом,
побеждал отважно фрицев…
Бог прибрал,
как говорится.
Труп, нашпигованный свинцом,
печальный вечер милосердно
сумрачным саваном накрыл.
Лишь смерть
воистину бессмертна,
лишая жизнь остатка сил…

**
Привычно добили свои,
жутко израненного хохла.
Уши трупу крыса сожрала.
Всё равно душе в небытии…

Война подкармливает многих.
Инстинкты жизни не унять.
Смертельные смакует соки
всласть труположствующих рать…

**
Ползёт наугад
без глаз боец,
слезами кровавыми мрак
омывая.
Не знает слепец,
поджидает
украинский враг.
Ловко перережет глотку
презирая.
Сделает удачно фотку…
Но,
и его смерть покарает…

Солнце ласкает цветущие луга,
словно на холстах Мане.
Отарой бойкой облака
пасутся в вышине.
На войне, как на войне…

**
Достаточно ли картинок
граждане мирноживущие?
На войне всегда вполне —
человечности нехватка.
Пора похорон и поминок.
Масса трупного компоста…
Сил суверенности схватка…
Патриотически просто…

3.
Несём упорно
бремя чести.
Скорбим
сгибаясь от утрат
друзей.
Их не вернуть назад.
И тяжелей всего —
«груз двести».
Но как бы не ломала нас,
войны губительная тягость,
вновь,
силы придаёт приказ,
к победам Родины причастность…
Такая нам судьба досталась.
И свята грешная усталость…

(2023)

* * *

«Не просрите, дорогие,
вашу родину мою».
Виталий Кальпиди

1.
Накрыли нас.
Крутая заваруха.
Разрывы. Пекло. Жизнь на волоске.
Молим Отца, Сына, Святого духа!
Лишь, смерть — труполюбивая старуха,
танцует на свинцовом сквозняке,
и пулемётный пульс строчит в виске…
Лишь мат на языке.
Крошат укропы
наши окопы изо всех стволов!
Стать бы кротом, лишь бы из этой gопы
не испражнится в лучший из миров…

Вновь, страх в груди рычит загнанным зверем,
и душу выгрызает, по чуть–чуть.
А мы лежим, надеемся и верим,
что не сегодня завершим свой путь.
Не сложно в неземные сгинуть дали,
навеки безутешно покидая
жуткий рубеж, коль плоть порвёт снаряд.
Ещё не ясно, где страшнее ад.
Погибну пусть, нелепо, за Отчизну,
потерей став банальной боевой…
С жужжаньем справят мухи трупу тризну.
А как друзья закончат этот бой?

2.
Зря транжирят в мирной жизни смысл её,
стремятся к счастью, путая пути…
Лежу в окопе, словно в гробу своём,
летят осколки — смерти конфетти.
Что было прежде, нынче — чепуха —
чехарда политиков,
курсов валют,
амбиций,
гламурных плясок,
прихотей греха.
Погибнуть можно.
Сдавать нельзя позиций.
Будем
утилизировать
врага!..

Жизнь на гражданке —
балаган страстей
в погоне за комфортом и достатком.
Здесь —
трупы и ранения друзей,
и не до балдежа в дурмане адском.
А мастерам заоблачной культуры,
знать, не дано, как крошат черепа
умнея в злобе боя пули–дуры,
как корчится без ног боец, хрипя…
«Фигня война» — в бравурном выраженье.
Кровавый бред — в действительности бой!
Безжалостно исполнится судьбой
реалий зверское предназначенье…

Пусть, нет в стране нехватки несогласных —
не всем по нраву власть и СВО,
поток смертей солдатских, не напрасных,
России сохраняет естество…
В бою несправедливы жизни нравы,
быть может,
совсем мне быть недолго…
Ведёт судьба смутным путём кровавым
во исполненье воинского долга…

3.
Ротный просил: «Не подведите братцы!
Там впереди, укрепрайон крутой,
и вам придется славно постебаться,
но, завладеть проклятой высотой!».
Прости нас командир, придётся ждать.
Разрывы валят, не дают подняться!
Чтоб дьвольскую мать! Как наступать?
Вновь раз за разом кассеты кроют нас.
Дрон вражий шакалит тварью мерзкой.
Мы проклинаем контрнаступ дерзкий.
Но надо выстоять, выполнить приказ!

Ни славы мне не надо, ни богатства.
Страстей любви сейчас не надо мне.
Пусть, выручает боевое братство,
спасёт везение в адском огне…
Сумеем раздолбать этих укропов,
кровью своей победу оплатив.
Тот прав, кто Родину не посрамил.
К чертям собачьим
братство всех народов!
Их родина — в бандеровском угаре,
в НАТОвском коварстве интересов.
Наша правда — в спасительном ударе,
в денацификации нацбесов!

Стебать–копать могилы до упада,
с несчастной их, и с нашей стороны!
Нас много гибнет.
Много нам не надо —
победой погасить пожар войны!

Накрыли вновь.
Крутая заваруха.
Душа звереет люто на войне.
Страх усмиряет сила злобы духа.
Разворотил
осколок
руку
мне…

(2023)

* * *

* * *

Неужто близок
предвосхищающий победу
перелом,
без закулисных,
компромиссных
унижений наших?
Преодолеем
великодушия
хронический синдром,
позорной нерешительности
перед недобитым злом?
Не предадим ли договорняком
павших?
В горле ком…

Лучше не знать срам
изнанки победы —
вывороченные истины кишки…
Верные,
въедливые СВОведы,
напрягают
нам
как потребно мозги…

Так важны
правильной правды поэты,
выдающие
правильные стишки.
Размечтался…
Издали
стоны Победы
доносятся
сквозь кровавые тупики…

* * *

* * *

Не зря страна
в тебе нуждалась.
Священный долг
отдал Отчизне.
И она
с тобой рассчиталась.
Терпи,
хромая
в конец жизни…

Жуть позади.
Та мина тоже.
Героям же грустить негоже.
Протез
действительно хороший.
Достойные достались льготы.
Обещали помочь с работы…

Не сладкая мина
на роже…
Ты выжил.
Жаль,
нет больше роты…
Ну, что ты?
Ну, что ты?
…

* * *

***

Ты стремился
к достатку и радости,
страстно жаждал
счастливой любви,
презирал
ожидание старости.
Но,
всё вышло не так…
C’est la vie…

В лазурном прошлом
мечты и невеста.
В настоящем —
горькая тоска.
В двадцать девять —
инвалидное кресло,
и ночная крышка потолка…

Кайф по жизни,
тем, кто выбрался целым.
Ночью
стонешь раненым волком.
Терзает душу
бредом озверелым,
оплаченным
священным долгом…

Снова,
Украинско–натовский снаряд,
тебя рвёт,
словно
хищник мясо…
Вырываешься,
но
беспощадный ад,
не отпустит
бойца спецназа…

***

Ни что не удивит моей души:
порочность правды и священность лжи;
мученье мудрости и холод смерти;
заворожённость мистикой любви;
наш мир, где ладят ангелы и черти
(Сначала, написал случайно «гадят».
Не столько гадят нам, как гадим мы
самим себе — и в души и в умы…);
И т.д.п. — немало познано,
прочувствовано больше во стократ.
Мне, ушлому, амбициозному,
давно привычен жизни маскарад…
Нет, всё же удивляет бесконечно,
когда себе я вру чистосердечно…

***

Вновь гонишь мысли,
жаждой скорости увлёкся?
Притормози на перекрёстке парадокса —
чтоб по дороге смысла мчаться дальше,
от тупиковых поворотов фальши…

* * *

Увы, судьба не может быть добра ко всем.
Счастлив не каждый жизни посетитель.

Он улетал от истязающих проблем –
земную спешно покидал обитель.
Упала гулко табуретка из под ног,
жуть горло стиснула неотвратимо.
В последний миг,
вздумал остаться,
но не смог –
смерть
отреченье не простила…

Тело всегда найдёт упокоение.
Исход души – в приют воображения…

***

* * *

Жизнь жаждет жертвенность любви.
Жаль, муторны порывы к счастью.
Надежды дерзость изъявив,
не верь, плутая в непричастность…
Брезгливость зрелости едва,
подвохом тайны удостоив
диалектичность естества,
честно вбирать взывает злое.
Беда, невежества стада
пасёт в полях добра блаженно.
Сомнений робость, дар стыда…
Лишь лживость жизни неизменна,
рабством священно самоценна.
Привычно – отдавать отчёт,
реалиям неблаговидным.
Всё извращается, течёт,
грешит прекрасным и обидным…

Жизнь, хитрым таинством влекла,
далью и внутренней и внешней…
Вобрала свет мистично мгла
в картине мира мукой грешной.
Суть искажения в тебе –
удел, терзающий познанье.
Не одолеть робкой судьбе
пределы бездны мирозданья.
Дорогу опьянит печаль,
но, оптимизм надежда тешит.
Не бесконечен путь и жаль,
явь жизни долго не задержит…
Трезвящий камертон души,
странностям мира откликаясь,
болью безжалостно звучит,
отчаяньем пред бездной каясь.
Зловещей вечной тьмой мудра,
тайны естественной цикличность.
Жизнь – лишь просвет во мраке зла,
добра мистичного трагичность…

* * *

* * *

Тьме пути подчинены.
Вам по переулку Свободы – на улицу Бога,
или гордо на площадь неверия светлую –
всё равно любого приводит любая дорога,
на проспект Сатаны…
Праведность добра предстаёт лживой химерою…
Зверству истины верую…

* * *

* * *


Хоть зря прозябай хныча,
или
разбогатей гордо,
каждый из нас —
добыча
кого–то,
или
чего–то…

* * *

*
Она —
необычайно красивая, высокого роста,
и ровно 90 — 60 — 90!
Он —
низкий,
толстый,
с мордой багровой,
но у него — двадцатипятисантиметровый!

Он безумно богат
и щедр на драгоценности,
дорогую одежду,
самое изысканное белье…
Он такой дивный
подарок в серой современности,
что и пять сантиметров устроили бы ее…

* * *

*

Зачем подглядывать в замочную скважину,
смакуя интимность воспаленных тел?
У нас информация отлично налажена —
телеинтернетный откровенный беспредел…
Вот сальное нутро супружеской измены —
соития уличенных интригуют страну.
Частные детективы и телебизнесмены,
такие виды открывают, ну и ну!

Плещется эротика на грани порно —
«Голые и смешные» дразнят нас!
Груди и ягодицы прыгают проворно —
сладкое шоу для озабоченных масс.
Я выпучил глаза, открывается рот,
челюсть отвисает в немой прострации…
Обнаженный контент обожает народ!
Мы не допустим цензурной кастрации!
Тем более главные выборы на носу —
власть, не шути с народным интересом!
Пусть безнравственно чернуху несут —
секс-революция порождена прогрессом!

И не вздумайте трогать наш интернет!
Премьер, донесите до нужных министров!
Необходима свобода, как умелый минет,
иначе облом миллионам онанистов…
Коль интеллигенция во главе модернизации —
культура и мораль как бы в норме...
Поддерживаем курс оздоровления нации —
откровенными зрелищами всех подкормим!
Зрелищами избирателей подкормим…

* * *

*
Не ворчи о дефиците фарта. Тщетно на болезни не ропщи… Давит страх инсульта и инфаркта? Вновь скрипят суставы и хрящи? Распирает вены от давленья? Запытал проклятый простатит? Не брани банальные явленья — отключен здоровья безлимит… Тихо жизнь высасывает силы цепкой и незримою вампиркой… Вновь фрагменты бытия постылы, плотно скрыты сумеречной дымкой…
Никнет
небо
надежды
зыбкой.
Из квартирной и комфортной клетки в мир бурлящий выползай, кряхтя, не забыв запить свои таблетки, не страшась ни ветра, ни дождя. Видишь — город гордый и упрямый? Слышишь — музыка парит везде? Для тебя: бульвары, парки, храмы, солнце в небесах и на воде! Подари улыбку вечной бездне. Бездну безнадежности прости. Смерть — банальное возмездье жизни. Всем приходит время отцвести…
Небо
низкое
не
загрустит…
Жизнь неискушенная моя! Пусть перед обрывом бытия примиряются с кончиной мысли и душа выходит за края — в край за гранью зла, в мир запредельный, где сияние иль тайны тьма. Там, в небытии, секрет смертельный вечность открывает для ума — ставшего холодной склизкой массой, трупной, обездушенной, пустой… Наплевать, что станет с моим мясом под могильной траурной плитой…
Небо
Вечное.
Вечный
покой…
Все приму — дожди, жару и стужу. Мне в могиле нечего терять… Жалко твою любящую душу — огорчить боюсь ее опять. Вновь ворчу слезливо и напрасно. Все еще торчу среди живых. Белый свет коптить могу прекрасно, пыль топтать астральных мостовых. Хорошо, что ничего не ясно и желаний шепот не утих…
Небо
вечное
жаждет
живых…

* * *

*
Неизбежность ухода привычна миру, радостью обделенному и сытому от печали… Вчера вечером соседскую квартиру от старушечьего хлама родственники очищали. Распирало кишку мусоропровода, нутро труженика-лифта урчало часа четыре… Бабушке досталось семьдесят три года. Если есть добрый Бог — ее душа цветет в лучшем мире…
Там, наверно, тепло и светло,
и неведомо избранным зло…
Жалость порой звала к Елене Петровне, по хозяйству помочь — старческий быт подчинен мелочам. Знал, опять, улыбаясь, загадочно мне по-командирски скажет: «Дружочек! Сейчас будем пить чай!». На пыльных полках теснились шеренги книг, фигурки, иконки, портрет мужа пропавшего где-то… Ее глаза наполнялись удивительным светом… Я привычно ожидал неизбежный миг — смущаясь, скажет: «Пускай не считаю себя поэтом, послушай, недавно сочинила это…»
И ее вдохновенье несло
по волнам зарифмованных слов…
Одобрял я простые, плещущие радостью стишки, плясавшие по-графомански забавно. Не признавался, что сам горазд на такие же грешки, — тоже не причислят к поэтам подавно… Порхали строчки о божьей любви и про чистых ангелов, храмы, добро… И никогда — о смерти. От стихочепухи становилось светло, а в смутных районах души на время добрели черти…
Словно в мире закончилось зло
и не стало мучительных слов…
Жаль старость — невольницу одиночества. Сын — на севере, а дочка счастье ищет за границей. Говорила: «Пока пишу, жить хочется!» Поздно узнал — скончалась в больнице…
Утром, у мусорных баков, грудой мешки. Разворошил кто-то, разбросав вокруг, что не нужно. Треплет дерзкий ветер знакомые стишки, разносит между сонными домами равнодушно…
Добротой вдохновенье цвело.
Жаль, летально живое тепло…
В никуда ускользают остатки светлой души, тщетными строчками. Соберут сор скоро. Пусть никого исчезновение не переполошит — так жалко до слез драгоценного вздора…
Не знаю, зачем снова себе говорю, что стихи создавать — словно жить: без погрешностей — сложно. И опять, и опять за бессилье корю — мне б не надо писать, только это не очень возможно…
Безнадежно болью обожгло.
Неизбывно и банально зло…
В плену версификации душа у бездны вечности, сквозь сумеречность страха излучает свет. Лирическим отчаяньем неотвратимой нежности надежда умоляет. Жаль, времени нет…
Елена Петровна! Дорогая! Той дорогой бреду, по которой шли Вы, и мне суждено. Пощады не будет. Озаренье цветет в пустоту. Искры гаснут. До звезд далеко и темно…

* * *

Георгию Иванову

Но я не забыл, что обещано мне
Воскреснуть. Вернуться в Россию — стихами...
Георгий Иванов


1.
Яркий поэт эмиграции,
волшебник пронзительных строк
распят раздвоением нации
и смят, как ненужный листок.

В поэме истории пыток,
блужданья Державы во мгле,
трагической боли избыток
Ваш сборник приносит ко мне.
И музыку бренной печали,
и красочность солнечных дней.

Воскресли стихи, зазвучали…
Изгнанник России своей
вернулся усмешкою жизни,
вновь шепчет сквозь лет чепуху:
«В бессмысленной этой Отчизне
понять ничего не могу».

Но дар неприкаянной лиры
растрачен в мученьях не зря —
отраженьем ушедшего мира
прорвался сквозь злость Октября!

Звучит над трехцветностью стяга —
заветные строчки донес
пижон, эмигрантский бродяга.
Сжимается сердце до слез!

Окончены дни в богадельне.
Смертельный безжалостен миг.
Талант воскресил неподдельный,
мистично чарующий лик…

2.
Упрямо трезвость пораженья
в игре добра и зла черпал!
Познал взаимоискаженье
взаимоотражения зеркал.

И вот мечтанья о свободе
сбылись — возрадуйтесь, поэт!
Прозрение в страждущем народе —
восторгов возрожденья нет…

Взирайте вечностью заката
на наш мучительный рассвет.
Там — с бесконечностью расплата,
здесь — алчности кордебалет.

Вернулся соловей изгнанья
в свои ущербные края,
где онанирует сознанье
на извращенья бытия…

3.
Отслужила лира пессимизму,
муть пороков в душу нанесло.
Сила отвращенья к большевизму
и фашистское затмила зло…

Век за веком — муки для России —
окровавлен неизбывный путь.
Все поэты норовят в мессии,
но историю не обмануть.

Ваш талант прощен за убежденья,
за непониманье меры зла…
Приняв неизбежность пораженья,
в вечность Ваша музыка вошла.

Лишь она не ведает забвенья,
звук не искажают зеркала…
Пепел горечи самосожженья
ледяная вечность унесла…

4.
Париж и Вы улыбающийся…
Мысли о: мире, жизни, Боге,
Француженке подмывающейся,
но так редко моющей ноги.

О другой красавице — голой —
кровь… череп раскроен топором.
Мысли об эпохе невеселой,
о вечной борьбе добра со злом…

Образы мерзкие зло змеятся
из грешного подсознания.
С мертвой девочкой совокупляться —
просто, «как после купания»…

Опять: о мире, жизни и Боге,
тайнах вечности, добре и зле,
плотской, свободной, грязной эпохе,
музыке, прощающей во мгле…

Мчится, изощряясь распаду мир,
лишь устало сердце поэта,
и вечности леденящий эфир
погасил проблеск ответа…

Вы канули в безвозвратную даль…
Плачь, поэзия любимая,
вековечная вдова — пей печаль…
Жизнь — штука необратимая…

* * *

Гул затих, я вышел на подмостки...
Борис Пастернак

1.
Дом затих. Я вышел на балкон,
прислонясь к дверному косяку.
Во дворе компания бухих
разгоняет матерно тоску.
И уходят на…
хрен жизнь и сон.
Хоть я псих, но понимаю их…

Ощущаю:
бренность вечеров
и восхода светозарный лик,
изможденность будней в суете,
как ворчит у мусорки старик,
сиротливость проходных дворов,
ветра свист в осенней пустоте,
теплоту твоей души родной,
и что сотворили со страной,
идеалов грустную труху,
who is who на самом на верху,
быдловатость ушлых фраеров,
зов полей, лесов и облаков,
тайный смысл неприхотливых слов,
голоса цветов, звездных миров,
всяких умудренных…
чудаков.
И себя — философа обочин.
Пусть наставлен сумрак этой ночи
тысячью биноклей на оси.
Пастернак! Пожалуйста, прости,
как бухие, буду чушь нести…

Не пойму — зачем, какого черта
так безбожна сытой жизни морда,
так безбожна морда у голодной,
немудреной жизни всенародной?
В суетном бедламе лицедейства
горький фокус ждет в конце пути.
Праведно прожить без фарисейства —
просто, словно поле перейти
минное,
если судьба фартит…
Помилуй и прости!

2.
Что случится на моем веку?
Где нарвусь, какому косяку
буду посылать проклятий рык
средь интеллигентов и барыг?
Под окном — компания бухих,
и я понимаю радость их…
Одного не в силах осознать —
почему бессильна благодать?

Все пройдет — и радость, и печаль,
музыка, любовь и фарисейство
ускользнут в неведомую даль…
Неподвластен распорядок действий.
Что-то есть подобное у Блока —
бесполезна суеты морока:
ночь, аптека, улица, фонарь…
Блок! Прости, я больше не бунтарь!
День, больница, шум шоссе и хмарь,
мир торговый, толпы индивидов,
банк, автомобили всяких видов,
темный двор и умерший фонарь.
Время обрывает календарь.
Все повторяется, как встарь —
алчет жертвы вечности алтарь…
Но надо жить!
Хватит болтать…

* * *

* * *

Человек двадцать первого века
не меняет структуру души —
иллюзорного счастья калека,
трепыхается за барыши...
Одержимый вопросами мира,
угнетает желанья мораль…
Созидатель, мечтатель, транжира,
в исступленье дрожащая тварь,
наслаждений гурман изощрённый,
увлечённый бесплодной борьбой,
к сроку жизни приговорённый —
это я, одиозный такой…

* * *

*

Моя дорогая чудачка!
Уже расцветает сирень.
Не стоит размолвкою пачкать
весенний волнующий день.

Щебечут весёлые птицы,
трепещет небесный простор,
светлеют угрюмые лица.
Забудем печалящий вздор!

Задачка моя непростая —
скрываешь манящий секрет.
Открой створки сладкого рая,
мечтам вожделенья в ответ!

Давай,… всплеском страсти объяты,
взлетая к надзвёздным мирам,
забудем все координаты,
предписанность всяких программ…

Не надо, не бойся паденья
в мистичную звёздную тьму,
в бездонность глубин наслажденья,
позволь, только платье сниму…

Чудачка моя дорогая!
Сирень отцветёт, всё пройдёт.
Но мне не забыть, как играя,
мы страсти отведали мёд.

* * *

*

Сегодня мне отчётливо приснилось —
прошла лишь пара миллиардов лет —
исчезла благодать, Солнце взбесилось,
последний умер на Земле Поэт...

Планета — труп, обуглена, пуста.
Скончалась жизнь в космической пустыне.
Кому тома поэзии листать?
Шедевры лирики — ничто отныне…

Беда убьёт всё в бездне жутких лет.
Пока не наступила смерть планеты,
пиши, пиши, пиши, пиши поэт!
Твори вопросам бытия ответы!

Вот так и я, о чём — то щебечу,
мечусь как чижик в клетке жёсткой жизни,
о чём – то важном сам себе шепчу,
тьмы оптимист, воспрявший в пессимизме…

Р.S.:
Извилист путь до запредельной бездны.
Душа бессмертием опьянена.
Чудесней нет невероятной песни,
что после смерти будет спасена…

* * *

*

Жизнь пронизана нитями грусти
как заштопанное полотно,
и печаль до конца не отпустит,
и не снимет тревогу вино…

Хохочи в искромётной браваде,
мир улыбкой целуй от души
и в печалящем взор листопаде
утешенье судьбе отыщи…

Жмут в мозгах запрессованных мысли,
как в час пик давит масса в метро,
и надежды бродившие скисли
и грядущее смотрит хитро…

Пусть не нравишься нынче судьбе
и запас ожиданий растрачен,
но, зачем–то же ты предназначен…
Нуждается кто–то в тебе…

* * *

*

«Не просрите, дорогие,
вашу родину мою».
Виталий Кальпиди

1.
Накрыли нас.
Крутая заваруха.
Разрывы. Пекло. Жизнь на волоске.
Молим Отца, Сына, Святого духа!
Лишь, смерть — труполюбивая старуха,
танцует на свинцовом сквозняке,
и пулемётный пульс строчит в виске…
Лишь мат на языке.
Крошат укропы
наши окопы изо всех стволов!
Стать бы кротом, лишь бы из этой gопы
не испражнится в лучший из миров…

Вновь, страх в груди рычит загнанным зверем,
и душу выгрызает, по чуть–чуть.
А мы лежим, надеемся и верим,
что не сегодня завершим свой путь.
Не сложно в неземные сгинуть дали,
навеки безутешно покидая
жуткий рубеж, коль плоть порвёт снаряд.
Ещё не ясно, где страшнее ад.
Погибну пусть, нелепо, за Отчизну,
потерей став банальной боевой…
С жужжаньем справят мухи трупу тризну.
А как друзья закончат этот бой?

2.
Зря транжирят в мирной жизни смысл её,
стремятся к счастью, путая пути…
Лежу в окопе, словно в гробу своём,
летят осколки — смерти конфетти.
Что было прежде, нынче — чепуха —
чехарда политиков,
курсов валют,
амбиций,
гламурных плясок,
прихотей греха.
Погибнуть можно.
Сдавать нельзя позиций.
Будем
утилизировать
врага!..

Жизнь на гражданке —
балаган страстей
в погоне за комфортом и достатком.
Здесь —
трупы и ранения друзей,
и не до балдежа в дурмане адском.
А мастерам заоблачной культуры,
знать, не дано, как крошат черепа
умнея в злобе боя пули–дуры,
как корчится без ног боец, хрипя…
«Фигня война» — в бравурном выраженье.
Кровавый бред — в действительности бой!
Безжалостно исполнится судьбой
реалий зверское предназначенье…

Пусть, нет в стране нехватки несогласных —
не всем по нраву власть и СВО,
поток смертей солдатских, не напрасных,
России сохраняет естество…
В бою несправедливы жизни нравы,
быть может,
совсем мне быть недолго…
Ведёт судьба смутным путём кровавым
во исполненье воинского долга…

3.
Ротный просил: «Не подведите братцы!
Там впереди, укрепрайон крутой,
и вам придется славно постебаться,
но, завладеть проклятой высотой!».
Прости нас командир, придётся ждать.
Разрывы валят, не дают подняться!
Чтоб дьвольскую мать! Как наступать?
Вновь раз за разом кассеты кроют нас.
Дрон вражий шакалит тварью мерзкой.
Мы проклинаем контрнаступ дерзкий.
Но надо выстоять, выполнить приказ!

Ни славы мне не надо, ни богатства.
Страстей любви сейчас не надо мне.
Пусть, выручает боевое братство,
спасёт везение в адском огне…
Сумеем раздолбать этих укропов,
кровью своей победу оплатив.
Тот прав, кто Родину не посрамил.
К чертям собачьим
братство всех народов!
Их родина — в бандеровском угаре,
в НАТОвском коварстве интересов.
Наша правда — в спасительном ударе,
в денацификации нацбесов!

Стебать–копать могилы до упада,
с несчастной их, и с нашей стороны!
Нас много гибнет.
Много нам не надо —
победой погасить пожар войны!

Накрыли вновь.
Крутая заваруха.
Душа звереет люто на войне.
Страх усмиряет сила злобы духа.
Разворотил
осколок
руку
мне…

* * *

*

Закончилась моя война.
Так горько мне…
Я — живой.
Только,
Витьки с Борькой больше нет…
Отступил
кровавый бред
смертной кутерьмы.
Жаль,
друзей со мною нет —
так хотели мы
в кабаке оторваться,
всласть,
за победу!
Пью и еду.
Пью и еду…

Им не свезло,
как и многим пацанам.
Друзья разъехались
в гробах по домам.
Пью за них,
пью от тоски.
Пью и пью.
Еду.
Еду.
Еду…
Отдан пьяному бреду…

А за окном купе
плывёт жизнь спокойно.
Изболелась душа,
хоть, мёртвым не больно.
Доля бедных матерей —
горюшко горькое.
Жаль,
молитвы не спасли
Витьку с Борькою…
Горько…
Горько…

Друзья, простите!
Выпало мне выжить.
Буду здесь как смогу.
Вы же — к Богу ближе…
Знать,
не бросит Родина,
позаботится
(Так ради неё
рвался за победою!) —
справит
приличный протез —
вновь побегаю!
Да только,
Витька с Борькой
не воротятся.
Пью.
Пью.
Пью....
Горько.
Никто
калеку не встретит.
Сирота,
и нет жены —
один на свете…

Боевые друзья мои,
неживые,
не бросили Родину
в дни роковые...
Пью до тошноты.
Еду…
Скурил все сигареты.
Горько.
Нет друзей.
Нет ноги.
Нет победы…

* * *

*

Полны трупов Бахмута* руины.
Его спас стон.
Госпиталь лучше чем морг.
Мать
выплакала все слёзы.
Сынок,
защитник
распластанной Украины,
тринадцатые сутки бредит
без ног…
Болью пропитан госпитальный быт.
Родной обрубок плоти —
хоть волчицей вой!
Слава тебе Господи, не убит!
Стонет.
Жар.
Без сознания.
Живой!

Он с детства
мальчишка крутого нрава,
всегда
спрашивать за обиды мог.
«Слава героям!»** —
кровавая слава…
Как жить бедолага будет,
без ног?!

Материнскую душу спасая
пощадила судьба —
не ведомо ей,
как сыночек родной
истязая,
безжалостно
пленных карал москалей…

И снова,
и снова,
в бреду страдалец
злобно смеётся в глаза солдата,
в испуге шепчущего: «Не надо!…»,
отрезая
указательный
палец…
Вновь накатывают:
хруст,
крик,
стоны…
Снова
и снова,
русню,
словно свинью,
забивает
в бешенстве хрипя «Убью!»
ярый
каратель
теробороны…

Что ног больше нет, не известно ему.
Выползает,
из бездны тумана,
от бандеровских берцев
стонет во тьму,
снова
окровавленный пленник...
Смотрит странно.

Вдруг,
хохочущим,
кровавым ртом,
становящимся
акульей пастью,
отгрызает ноги до паха!
Потом,
как веселый инструктор Майкл,
«Fuck you!» рычит
и гопак танцует.
С ним черти
хороводятся под триколором
в безумии дьявольской круговерти,
хохочут
и подпевают хором…

Ржёт мертвец:
Ну что культявладелец,
мерзкий молодец,
боец–уродец,
удалец украинец?!
Хорошие ноги —
не отдам!
Зря замучил меня до смерти!
В ногах правды нет!
Отращивай сам!
Желаю побед!
Трупный привет!

Порхает ангел
с милыми рожками,
мерцая нимбом ярко–кровавым,
в камуфляже,
берцах,
как и у него,
беззаботно болтая ножками.
Извращённым голосом писклявым
кричит зло,
но,
не разобрать ничего…
Всё проваливается
в чёрный туннель…

Выживет сын —
искалеченный зверь.
Родненькому,
нужна любовь,
забота…
Только вытерпи мать
и свято верь —
вырастила героя–патриота…

Где–то,
в далеком сибирском краю,
другая мать
у иконы склонилась:
Господь, сохрани сыночка в бою!
Избавь от беды, яви свою милость!
Лишь бы живым возвратился, молю!…

P.S.:
Пусть, естество сего стиха,
не вызывая отвращенья,
в чуткой душе, наверняка,
раскроет истины мученье…


* Бахмут — украинское наименование Артёмовска.
** Украинское националистическое приветствие.
Вариант «Слава Украине!» с ответом «Героям слава!»
был принят в качестве организационного пароля-
приветствия среди членов ОУН и УПА в начале
Второй мировой войны. С 2018 года оно является
официальным приветствием в украинской армии
и полиции.

* * *

*

1.
Немилосердные лучи
зловещей зари востока
испепеляют жестоко.
Жутки
жертвы и палачи.
Из трагичного мрака
озверенья и страха,
из ненасытности порока,
расцветают
кровавые цветы.
Рвотный аромат —
трупной черноты…

Эх, мать,
могла ли
предполагать ты,
что преподнесёт
исчадье беды?!
Покорная самообману —
рукоплескала майдану.
Жаль,
пошло всё не по плану.
За вольную,
больную
Украину
придётся
погибнуть
сыну…

2.
Как подобает ныне мужчине,
отважно сражался,
был награждён.
Бедняга,
жил на амфитамине —
не мог иначе —
как и весь разведбатальон…

Под Харьковом
злодейка мина
умертвила
родного сына.
Уложен почётно
в прохладу гроба,
зазнобу его
пригрела Европа…

Не горький бред,
не жуткий сон —
Пустоты
тягостный стон…
Единственный сын,
погиб
за единство страны.
Проклятая
цена войны!
В бездну
материнской беды,
с обрыва
ярой правоты,
вновь и вновь
срываешься
горестно ты…

В безжалостных
муках вражды,
повсюду
могильные цветы.
Растут
кресты…
Растут
кресты…
кресты…
кресты…

3.
Трепает флаги Украины
на погостах
ветрами воли.
Любовь и ненависть —
едины,
в бессильной
материнской боли…

Ночью глухо,
из гроба будто,
голос сына
слышится смутно:
«Мамочка!
Хороша ли кутья?
Была ли Нинка
на поминках?
Как дела
в наших Павленках?
Так плохо мне
во тьме небытия…
Не напрасна погибель моя?».

* * *

1.
Поле,
минное поле…
Светит луна,
или
падает снег —
беда притаилась
губительным горем,
в предвкушении трупов
и новых калек…

2.
Поле!
Жуткое поле
смертельной боли…
О спасении молим…

3.
Бреду.
По жизни,
мне везёт.
Доколе?
Жизни поле
нынче —
смертное поле…

4.
По полю,
по минному полю.
Не смогу надышаться волей.
Но по воле
выпавшей доли,
трупом
или,
корчась от боли
окроплю
свежей кровью поле.
Отправляет
смертельное поле
под землю
из надземной юдоли…

5.
Пожить бы
поболе.
Немало на поле
нас перемололи
проклятые мины.
Подрыв
предрешён,
если
не там пошёл…

Вот бы я жил,
да не тужил,
счастлив
был бы
вволю,
если бы
перешёл
минное
поле…

* * *

* * *

Тускнеет свет
и воздух тяжек.
В бездне боли,
тупые звуки
безжалостны,
гнетуще грубы.
Он,
на границе земной юдоли,
выстанывая
остатки воли,
упал
у обрыва краткой судьбы —
изуродованный мотострелок —
разрывается мозг —
болевой шок…

Жжёт
просветы сознанья
ноющая досада.
Если бы,
не подорвался
на мине проклятой,
прорываться бы дальше,
к своим смог,
туда,
где
заходится горизонт канонадой…

Из мрака
загробный голос отца:
«Борись до конца,
не теряй лица!
Сын! Цепляйся за жизнь
до упора!»
«Спасибо папа.
Встретимся скоро».

Течёт по травам
нежный ветерок,
перебирая
зыбкость зелени,
студит
кровавое месиво ног,
питающих,
время от времени,
отряды мух,
оводов
и слепней.
То бред,
то свет…

Под ухмылки чертей,
снисходит с небес
сияющий Христос.
Манит воскрешением:
«Не робей!
Смерть —
из каторги времени
перенос,
грешных душ,
в блаженный,
вечный чертог».

И мама шепчет:
«Не бойся сынок…».

Обещает
добродушный Бес»:
«Страшновато умирать,
лишь первый раз!
Примитивен
естественный процесс…».

Ангел в камуфляже
садится на грудь
извещая
с улыбкой жутковатой:
«Земля будет
как пух,
нежной ватой.
Лишь,
потерпи браток
чуть–чуть…».

Не долго,
в бредовой трясине тонуть.
Близко
кровавых мучений итог —
быстро
добьёт
боец–украинец…
Да, не ведает,
довольный расплатой,
и его
ждёт
смертельный
гостинец…

В незримом,
скоропостижном грядущем,
танк
отомстит
залпом забвенья…
В последние мгновения,
полумертвец,
полуживой,
украинским мозгом,
ещё живущим,
услышит
русский голос свой:
«Всё.
Конeц…»

* * *

.


Огорчённо вздыхаешь устало
на пороге досадной ночи.
Был наш секс далёк от идеала,
и продлился, не долго очень…
Что тут скажешь? И сам я расстроен.
Как без допинга сделать норму?
Может быть, мой, тебя не достоин?
Взяла б, привела его в форму…
Я, не молод крутить пируэты.
Мозг блин, рифмами заморочен…
Тебя часто имели поэты?!
Извини, лиризмом задрочен…

Понимаю, звала в свою хату,
под луной порезвиться с поэтом,
а он вялый… Ну, как тут без мата?
Не жалей же напрасно об этом!
Твою прелесть стихами восславлю!
Я в восторге от сочного тела!
«Рай познал!» — так стих озаглавлю.
Мне оргазмы полезны для дела…

Истощил мои силы Парнас!
Ты пойми, и расслабься красотка,
сочиню я не пошло про нас!
Мозг дурманишь, сильнее, чем водка!
За сегодня слепил три сонета.
И не думал, что подвернёшься.
Подустал,… тяжело без минета…
Наконец, может, прикоснёшься?
Знаю, хахали трутся повсюду.
Не грусти что достался поэт!
Задолбали стихи?! Так не буду
позволять тебе делать минет!

Ой, смотри! — Набухает помалу,
и не малым становится он…
Как ты стонешь! Зовёшь снова маму…
Я двукратный почти чемпион!
Извиваешься, юрко вертишься…
Друг, упруг вновь в сладостной пляске.
Все для страсти важны отверстия.
Прости, позабыл блин о смазке…
Не ругай, что проёмы попутал —
тебе больно, а мне плотный кайф.
Не впервые с мужчиной как будто…
Просто, глупенькая, live is life…
Всё… Закончил, теперь отползай…

Признаюсь, обманул я немного —
это просто кликуха «поэт».
Я работник из ДЭЗА, Серёга.
Жалко, что не случился минет…
А стишки, полюбились мне с детства —
типа этих: «с белых яблонь дым».
Коль, лечить не хочешь импотенство,
так зови стебаться молодых!
Жаль, концовку кайфа обломала,
но, однако, впереди не мало,
посладостней для графомана…
Как правильно твердила мама:
«Учи стихи пока ты молодой —
поэзия в жизни поможет».
Наказ, сбывается, похоже,
и выручает в жизни…
половой!

Смеёшься и качаешь головой…
Знай, муза мне необходима!
Прости, что промахнулся мимо.
Давай, конфуз забудем тыловой…
Готов сражаться на передовой!

Ты соглашаешься?! О, божежмой!
Ты томно наклонилась надо мной…
О, эти губы… губы… Рай земной…

* * *

.

«Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным…».
Александр Кочетков

Вместо купе, растрясясь в плацкарте, пришлось удостоиться тамбура. Судьбоночьность в порочном азарте… Лишь душа — шальная сомнамбула, лунатеющая в прокуренном, грязном и зассанном промежутке, оплаченном, обыдленном, больном, — бредит и никак не обретёт дом… А пейзажи безлунные жутки непроглядностью за тряским окном…
Загнанной странствующей натуре мчать на встречу заре — скупой дуре, по злой воле и по своей дури. Плоть сквозняки до костей продули, колеса все мозги простучали. Хоть не в товарняке песнь печали с бредом реальности обвенчали…
Мчась в прокуренном, ночном тамбуре (нудно лунатея) к смутной заре, осязаю незримость кого – то, беззвучность зловещего хохота, слюни голода лживого холода, теплоту согревающей скверны, больные нервы, томленье спермы,
сомнамбулические подлости, немую усталость правильности, и прочие сонные странности…
Тамбурного бытия вития, сомнений боль — твоя стихия. Прочее беспутство везучее, прочит ли безрассудство лучшее? Пусть, случая стебель ветвистости милости сна многообразности, достигая близости низости, молит о радостности праздности… Лишь душа, простит ли пустой, ночной бред сюрреализма тамбурности? Зол порок мистичности — бурно мстит дремлющей двуличности, той заре, где не дано мыкаться в тамбуре, и придётся очнуться сомнамбуле…
P.S.:
К разлюбленным не возвращайтесь — внутри сломалось что – то и у них… И уходя, навек прощайтесь, с могилой счастья на кладбище интриг…

* * *

.

Прошу,
не злись,
не кричи,
не ной,
обо мне таком – сяком,
о моей вине.
Ты имеешь дело совсем не со мной —
А с твоим представлением
обо мне…

Старина Кант,
был, бесспорно прав.
Жаль, это сложно
для женского ума...
Смирив на время тигриный нрав,
подумай об этом
спокойно
сама…

Воззренья,
пожалуйста,
отмой,
от лишней грязи
и пустой болтовни…
Глубокой ране опасен гной…
Безумно болит,
кровоточит,
пойми!

Если моё «Я» —
бытие вне тебя,
то, «Ты» —
странное бытие
вне меня.
Познали бы друг друга
любя —
самослиянием
мудрого огня…

Твои представления
больны…
Волны моих —
и грубы и циничны…
Ни ты,
ни я,
уже, не вольны
смирить шторм нрава
чудовищно хищный…

Пустой,
заочный спор с тобой
не дает успокоения духа.
И пускай я прав,
и уже не слепой.
Жаль,
во мне только муть
и разруха…

Если,
не слышен разума зов,
а истина мечется между нами,
надо было начинать с азов —
и слышать друг друга
временами…

То, рассудительно говорю,
то, бреду,
споря в бреду с самим собой.
По прожитому календарю,
прохожу
проскандаленную
люболь…

Прошу,
не злись,
не кричи,
не ной —
ты имела
дело
с иным
мной…

P.S.:
Столь
стервозность женщин
извечна.
Стальной стиль
мужской отчужденности
крут.
Общность любящих душ
конечна —
когда,
корни любовные
отомрут…

* * *

.

Море, знойное небо, снежные горы, и здесь рай земной.
Нега, нежные руки, сладкие губы, пьём страсти вино.

Милая крошка, дерзкая кошка,
не налюбуюсь тобой!
Лишь для меня танцуешь фламенко,
обворожительно откровенно.
Видимо, это любовь…

Тело, знойное тело, музыка счастья, ты — только моя.
Светом, ангельским светом взор твой ласкает любовно маня.

Страстный наркотик трепетной плоти —
не насыщаюсь тобой!
От искушенья тают сомненья.
Жизнь нам даётся для наслажденья —
пусть опьяняет любовь!

Солнце, скоро растает, в глубинах морских. Осталась печаль…
Детка, плакать не надо, наступит рассвет. Так вышло. Прощай…

Терпкое зелье… Мучит похмелье.
Было так сладко с тобой...
Души пылали от вожделенья —
жизнь невозможна без наслажденья!
Всех опьяняет любовь…

*Muchacho (с испанского) — мальчик, юноша, парень.

* * *

.

Может, схожу я с ума. Кого так хочу, не знаю сама…
Милый, мой мачо мечты, блуждаешь где ты? Опять не до сна.

Приди скорее — буду трофеем,
твоим, незаменимым.
Будь же мой долгожданный смелее!
Эй, Купидон! Прицелься точнее…
Обзаведусь любимым…

Спеши быстрее ко мне, фантазий объект — разгадать тайны!
Только, ты будь со мною… не всегда психом, мой не случайный…

Лекарство приму — хлебну коньячка.
Всевышний, спит наверху…
Мне бы породистого мужичка.
Но, не дурака, и не слабака.
Пора отдаваться греху!…

А я — всегда модная, не холодная и свободная!
В меру адекватная, бесшабашная, бесподобная…

У тебя будут нежные руки,
смелый взгляд, опрятный вид…
Хочу осязать бицепс упругий!
Успокой мои женские муки,
страстный, дивный индивид!

В сетях вновь ловлю лайки, всякие байки, плывёт выпендрёж…
Только, вокруг — то волки, или вновь зайки. Любить невтерпёж…

Я б кормила тебя вкуснятиной,
лечила твой простатит,
отпускала бухать к приятелям,
и деньги твои с умом тратила.
Где бродишь мой паразит?!

Найди и не отпускай! Ласкай и ласкай завоеватель!…
Пылая рай мой познай… Спаситель прости… Где мой спасатель?

Я б болела за клуб твой футбольный,
разрешала рыбалку…
Надеюсь, будешь слегка прикольным?
Не будешь часто делать мне больно?
Не люблю перепалку…

Будет завтрак в кровати, секс регулярный тоже (может быть)…
Если ослабнут силы, не огорчайся — умею любить!

Вот бы ты, меньше врал желанный мой.
И приходил не поздно…
И тебе будет хорошо со мной!
Правильной быть постараюсь женой.
Будет у нас всё звёздно!…

Я жду. Лишь иногда плачу. Так жажду тебя в лабиринте лет!
Время неумолимо… Дефицит счастья. А тебя всё нет…

Даже, если не очень достоин
моей особи страстной,
где ты, предназначенный мне воин?
Слышишь, от одиночества вою!
Устала быть несчастной!

* * *

.

Серебрит луна беспечно тишину.
Звёздный блеск разлила вечность. Не уснуть…
Почему тебя нет рядом долгожданный мой?
Суждено тоску ночную снова пить одной…

Когда уйдёт романтика —
любви печальна практика.
И зов моей души в ночи к нему не долетит.
Судьба, прости избранника —
он где – то ищет праздника…
Рассвет придёт и схлынет боль обид.

Почему нас часто манят миражи?
Почему мы не способны жить без лжи?
Грустная подруга память подожди не ной —
без тебя сполна хватает горечи ночной…

Плывут теней сплетения,
вновь мечутся сомнения
моей души трепещущей в безликости годов.
бурлит надежд течение,
влечёт любви волнение,
хотя страшит свирепость холодов…

Где же тот, кому нужна я навсегда?
В тишине ночной крадутся холода.
Музыка блаженства в тайнах солнечных глубин.
Лишь во сне я достигаю сладостных вершин…

Зовут миры астральные,
цветут мечты венчальные.
До звёзд, увы, не докричусь, им вновь не до меня.
Всплески судьбы случайные…
Молю, уйди отчаянье!
Пусть, он придёт любовью опьяня…

* * *

* * *

Привет, кавказский горделивый россиянин!
Как встретила столицы славной кутерьма?
Улыбка дерзкая,
развязная,
сияет,
словно сочится жирным соком шаурма…

Гульни вовсю по дебрям мегаполиса:
задиристо,
настырно,
весело,
свободно…
Кругом пороки —
пьют,
буянят,
колются…
А сколько девок – курочек, орёл голодный!
Развязно разоделись, словно проститутки…
Развратный грех ползёт, змеясь из всех прорех…
И мужики, набив свинячьи желудки,
своей беременностью вызывая смех…
Так москвичи собачек, кошечек лелеют,
зато, детишек не торопятся рожать!
Менты — шакалы ненасытные — наглеют!
За что бедлам столичный этот уважать?!
Позажирались здесь, живут не по Корану…
Неверные резвятся, заманчиво грешат…

Пускай, пока гламурный шик не по карману,
но земляки научат,
помогут,
разрешат…
Жаль, воспитания и денег не хватает,
но ты с лихвой сумеешь смело взять своё!

В дали — на родине, костер заката тает,
и тихо матушка невесело поёт.
Вновь ждёт её работа завтра рано – рано.
Здесь — оргия богатства, бесстыдство и разврат…
А москвичи, как будто сытые бараны,
отарами жируют — несправедливо брат!

И правильно, что верный нож в твоём кармане!
О, скольким надо объяснять и объяснять,
как на обиды отвечает мусульманин…
И праведна кровно – кровавая печать!
Вновь диаспора укроет и отмажет —
стая верная и подберёт и защитит…
Кавказской правдой своенравно ляжет
жестокий гонор непререкаемых обид!

Орёл всегда найдёт достойную добычу
и смело дерзкой, хитрой силой воспарит!
Кавказский парень стоек — никогда не хнычет…
В душе воинственный огонь горит!


* * *


О, почитатели московские священного Корана!
Пожалуйста, не режьте во дворе несчастного барана!
Пластуйте животину у себя в родном ауле…
А если б мы у Вас наглели в праздничном загуле?!
Вы нас почикали бы быстро, как баранов…
Нам не нужны традиции кровавых балаганов!

Прости, баран — Курбан–Байрам!
Ещё, прости баран за Ураза–Байрам…


* * *

.

Пустым тротуаром, под юбкой ночи, бреду злым гусаром, и всё не очень…
Мрак вокруг и внутри. Мертвы фонари. Лишь уснувших домов, мрачные тени целуют у ночи икры, колени… Злой ветер играет безлунностью тьмы, плывут индивиды в различные сны. Грустно взирает на виды промзоны гаражная лента в зарослях сонных.
Прельщая устало, плоть распластала, бесстыдница ночь… Что может помочь? Не в силах закончить с собой беседу, бреду, не еду — пустой — денег нету. Снова без бабы. Как бы без забавы, не подохнуть бы…
Девам так денежки важны и ласка. Тогда разденешь их — возможна сказка… с хорошим концом… Лишь бы не с кольцом новым… Пусть не юнец — слыву хреновым…
Бреду, тихо думу в черепе грею: кого же я сдуру вновь пожалею, возжелаю, как бракованный чудак? Судьбы двоечник, глупый подкаблучник. Куда бредёшь… mуdak? Зачем же так усложнил жизни ход? Никто не даёт, никто не берёт… Может, днём повезёт?
Может, там — за окном, далёким, светлым, кто – нибудь перед сном, мечтает, где – то подобие меня встретить при свете дня, и одиночеством переполняясь, одна засыпает, не утоляясь?
А — у — у — у — у!… Тебя зову…. невстреченная, неперченая, гуттаперчивая, красивая, неспесивая, верная, не нервная, добрая, неподлая, сексуальная, небанальная, достойная, сладко-знойная, понимающая, не терзающая, малокорыстная, душой чистая, и прочая… и прочая… хорошая… Короче — моя… Может быть,
е
д
и
н
с
т
в
е
н
н
а
я
?…
Где ты сказочка моя, наслажденье бытия?
Хлебая воздух муторный, вдоль гаражей и труб, усталый, злой, запутанный бреду, как полутруп…

* * *

.

Остатки любви былой — развалины как в Карфагене — закамуфлировав мглой, прими и прости, как вагине, хроническим блудом больной. Ты, вновь архитектор отныне, во имя богини Иной…
Снова щемящая нежность заполнит обитель судьбы, словно экстазом кромешность, пришествием свежей любви, лишь, станешь истово жить ты, преублажая погрешность и млеть в лоне лжи…
Только, жуть бы безжалостности бренных войн, не извратила мукой твой —
любви прекрасный новострой… Ной, не ной — фундамент источает боль…

* * *

* * *

Искримся в ежедневность новизны.
Утяжеляют годы груз вины.
Добрее и нежнее шепчет Бес.
Всё меньше вижу света, больше тьмы.
Надежда явственно теряет вес.
Мне б, счастьем душу тщательней отмыть,
отпечатлеть кармическую малость,
необычайность мира приоткрыть
не много…
Не много и осталось…

Терзает душу свет неудержимый.
Пусть, сгинет скука в суете моей.
Лишь, постигая мир непостижимый,
я изживаю
тщетность
беглых дней.

* * *

* * *

Где же вы, незамороченные будни,
невыдуманность сказочных чудес?
Во сне, я слушал звуки дивной лютни —
играл мой Ангел, подпевал мой Бес…
Нелепости реалий круговерти —
обрывки счастья разнесли ветра.
Немного Бога
одолели Черти.
Вчера — так много жизни,
завтра — смерти…
Из завтра,
не спастись мне,
во вчера…
Ведь настоящее, всегда игра,
прекрасная жестокая пора —
в грядущее стремится из вчера.
Лишь прошлое спешит не отставая,
жестоко настоящее карая…

Смерть догоняет жизнь — жизнь догоняет смерть.
Кто же кого? По – всякому… Тьмы круговерть…
Устремлена жизнь неизбежно к смерти,
а смерть, к грядущей вечности спешит,
и настоящее не избежит
трагичной предрешённости той встречи.
От мрачной диалектики не легче…
Такая вот извечная игра —
и не изменишь ни …
хрена.

* * *

«Идёт охота на волков…»
Владимир Высоцкий

1.
Уходит стая к роднику
под рёв азартный снегохода.
Флажки способствуют стрелку.
Идёт охота…
Рычит добыча где – то рядом
сверкая ненавистным взглядом,
изнемогая на бегу,
в беде по горло и в снегу…
Матёрых хищников трави,
и с толком разряди двустволку!
Пусть, серый корчится в крови…
А если б ты родился волком?

2.
Шумит охотничья шарага,
поляну топчет с матерком.
Удача трупного парада —
разложено зверьё рядком…
Пьяны от водки и удачи,
смеясь, позируют, галдят.
Оскаленные волчьи пасти,
с тоской кровавою глядят…
Твою бы человечью морду,
застывшую в предсмертный миг,
убийцы бы снимали гордо,
кровавый завершив пикник…

3.
Студёный сумрак злобно вьюжит,
лес затаился в забытье.
Загубленные волчьи души
печально воют в пустоте…
И невидимками беззвучно
скользят их тени в сны стрелков —
шанс вырваться благополучно
вновь у затравленных волков...
Приоткрывает вечность двери…
В страшной охоте хищных лет,
мы все, жестокой жизни звери,
смертельной суеты сует…

* * *

Суетливо жужжа,
к жиже жизни стремитесь –
и страдает душа…
Что Вы рветесь?
Уймитесь!…

В паутине проблем
моя бедная мушка –
Вы спасётесь лишь тем,
что ещё не старушка…

Рок возьмёт дивный дар
и мелодии вечность,
Ваш телесный нектар
обратит в бесконечность…

Почему паучку,
Вы не очень - то рады?
Так нужна дурачку
сочность Вашей услады…

Ласку высосет он –
всё равно увяданье…
Впереди – вечный сон…
Сократите страданье!

В паутине путей
столько бедных созданий…
Так давайте
скорей…
пить восторги желаний!

* * *

«Как мало жизни половой,
как много жизни бестолковой»
Айдар Хусаинов



Разошлись пути дорожки —
не сойдутся никогда.
Ты наставила мне рожки,
белокудрая звезда…
Так сменился плюс на минус.
Я же нежил тебя всласть —
даже делал куннилингус,
ублажая твою страсть!

Ты кого теперь ласкаешь,
тело отдаешь кому?
Кому мозги промываешь?
Фраеришься в чьем дому?
Может, прёшься со спортсменом —
мышц гора и струны жил?
Может, он могучим членом
твою похоть ублажил?

Или ты сейчас с банкиром,
упакованным, крутым?
Ловишь кайф, гордясь кумиром,
тешишь телом удалым?
Кто твой тайный почитатель?
Кто сманил тебя, губя?
Пусть я сладостный мечтатель,
но желал всегда тебя…

Не лежится мне, не спится,
и вопрос стоит торчком:
эх, в кого б сейчас влюбиться
и понежить дурачком?!
Горько, прозябает тело,
безутешно стонет мозг.
На фига ты улетела
и сожгла надежды мост?

Пошуршу по интернету,
здесь интимных сайтов тьма.
Похотливому поэту
трудно без любви весьма…
Чтоб не допустить простоя,
аппарат не уморить,
средство есть одно простое —
кайф интимный замутить…

Галереи сочных фото
сайт знакомств представил мне —
надо выбирать кого-то,
в чьей-то таять глубине…
О, сисястая какая!
О, жопастая, майн гот!
Эта чересчур худая,
а у этой рыбий рот…
Эта смотрит хитрой сукой,
а у этой наглый взгляд.
Половой умаян мукой —
небеса меня простят…
Я и сам не совершенен,
но пытаюсь и могу —
кое в чём порою ценен,
если надо, так зажгу!
Пусть в сношеньях бессердечно
наблядуюсь, не любя,
не влюбиться бы беспечно,
не охомутать себя!

Как же мне теперь не ныть?
Эх, либидушко-либидо,
как умерить страсти прыть?
Дни проносятся пустые…
Я хочу кончать обиды боль скорее позабыть!
Где поставить запятые?
Я б сегодня что-то в…

* * *

1.
Солнце полыхает
в сочной синеве,
зноем извлекает
хлорофилл в листве.
Радостную свежесть
носит ветерок,
организмы, нежась,
наслаждаясь впрок,
ползают по стеблям,
в воздухе жужжат,
с радостною ...й
в зелени кишат…
Вот, нагнув ромашку,
ввысь ползет жучок.
Бедную букашку
опутал паучок.
Бесится кузнечик,
ящерку дразня,
рот разинул птенчик,
ужика маня…
Греются лягушки —
в брюшке червячки,
бабочки и мушки,
сладкие жучки…
В пищевых цепочках
скован жизни бег,
в сочных оболочках
есть еда для всех…

2.
К лепесткам ромашки
выбрался жучок,
и достался пташке —
милый простачок…
Но трепещет пташка —
сокол закогтил.
Вырваться бедняжке
не хватило сил…
Деловито сокол
пташку разорвал
и кровавым соком
деток напитал…
К ферме подлетает
сокол, ищет цель.
Дурачок не знает,
что попал в прицел…
Фермер торопливо
разрядил ружье,
курицы крикливо
кинулись в жнивьё…
Хорошо стреляет
фермер Николай.
Вся округа знает:
выстрел — и прощай…
Трупик остывает,
красит кровью луг…
В глаз его долбает
фермерский петух.
Толстый кот проворно
сокола унёс,
разгрызает горло...
Подлетает пес…
И на всю округу
грянул злобный лай.
Дернулся с испугу
фермер Николай.
На беду, в итоге
в ямку у гумна
соскользнули ноги —
там полно дерьма...
Завалился Коля,
как кабан на бок,
застонав от боли,
надавив курок.
Стрельнуло ружьишко,
дробь послав в сарай,
там, стянув бельишко,
голый Ермолай —
сын его блудливый,
у милашки Машки,
пьяный и счастливый,
разминает ляжки…
Жаркие дробинки
принял Ермолай
в обе половинки
под собачий лай…
Проняло бедняжку,
сразу протрезвел,
впившись Машке
в ляжки, дико заревел —
сжало его в Машке
(бедный хрен — в тисках)
в неприличной стойке,
голый и в носках…
Их сцепил, сжимая,
роковой испуг.
От стыда сгорая,
выползли на луг.
Смотрит папа Коля —
крабовый тандем
корчится от боли —
сыну сжало хрен...
Жаль… скорая нескоро
добралась в село.
Где жучок, с которого
начиналось зло?

3.
На цепях явлений
кружит жестко жизнь,
в мельтешне мгновений
хочешь жить — держись!
Может быть, сожрут,
или ты сожрёшь.
Или… отгнетут,
или… отгнетёшь…

* * *

Сегодня пар — что надо,
скажу вам, мужики.
Балдею до упада,
аж плавятся мозги.
Спасибо вам за воблу —
уважили сполна.
Ну что?.. За нашу шоблу?
По полной и до дна!
Глазастый ты, Андрюха.
Ишь,
шрамы разглядел!
Досадно, бляха-муха,
за странный беспредел…
Так вышло тогда пошло —
курьезов жизнь полна.
Пускай давно все в прошлом.
Но мучает вина…

Вот посудите, братцы,
я вам — как на духу —
пошли с дружком на танцы —
зудел соблазн в паху.
Ведь мы в командировке
три месяца почти.
И мне, и другу Вовке
так трудно соблюсти
супружескую верность
в общажном бардаке.
Прет половая резвость,
страсть бесится в башке…
Приду со стройки пьяным
и рухну на кровать…
И снится постоянно,
как начал раздевать
безликую красулю,
вот-вот в рай попаду.
Но только сладко вдую —
опять без сна в аду…
Опять звучит за стенкой
порочный женский стон.
Эх, был с женой бы, Ленкой,
поставил бы пистон!
Поймите меня, братцы,
инстинкт мой половой —
хотелось так… и баста!
Стояк, хоть волком вой!

Короче, в воскресенье
пошли мы в местный парк —
в реале наслажденья
стравить распутный пар.
Стремясь повысить шансы
найти тех, что хотят,
мы прибыли на танцы,
кому за пятьдесят.
Здесь нет борзых гордячек,
не ищут принцев тут,
и нам, парням горячим,
поверят и дадут…
Мы рассчитали точно,
здесь женская жгла страсть —
в лихой игре порочной
козырная мы масть…

Вот высмотрели пару
неутоленных дам.
Я взял себе Тамару —
свежа не по годам…
Вован ее подружку
Наташку зацепил,
шептал что-то на ушко
и ржал, словно дебил…
На хату к ним рванули,
затарившись питьем.
Ласкали нас лапули
отдельно и вдвоем…
Бурлящее либидо,
оргазменный фонтан,
для кайфа нет лимита —
могем, я и Вован!
Я упивался бездной
тех половых утех.
Не ждал небесной кары,
боготворя свой грех…

Я кайфовал счастливо,
как ублаженный кот,
Тамара терпеливо
ласкала мне живот.
Точнее, чуть пониже
(чтоб снова поскакать…)
Себя нанижет ловко —
и стонет вновь кровать…
Слияние желаний…
Пора зайти и в тыл…
Я в позе пьющей лани
подругу разместил.
Меж сочных булок, в мякоть,
ворвалась жестко страсть…
Стонать будешь и плакать
и помнить мою власть.
Как верная рабыня,
прими туда-сюда,
с покорностью пружиня…
Так думал я тогда…

И мне все было мало,
я, как в парилке, взмок,
ритмично плоть хлестала
Тамарке между ног.
Почувствовал — крадется
оргазменная дрожь,
сейчас восторг прольется…
Но
вдруг
как острый нож
мне полоснул по яйцам!
Безумье боли…
тьма…
И страшный крик страдальца
в окрестные дома
ударил, как сирена —
рассказывали мне,
а я лежал смиренно,
без чувств, в аду на дне…

Потом мой друг поведал —
Тамаркин кот Борис
к моим шарам подкрался,
поймал их и повис…
На силу оторвали
зверюгу от меня,
Тамарка оклемалась
только к исходу дня.
В больнице доктор ловко
мошонку залатал.
Жалел меня лишь Вовка,
и ржал медперсонал.
На счастье, легкой травмой
отделался, друзья.
Так, половою драмой
в театре бытия
судьба запечатлела
командировку ту.
Я не хожу налево…
благодаря коту.

* * *

«И вот доселе сердце мучаю,
Все пригодилось недобитку»
Сергей Гандлевский


Врут законы и числа —
суть не знает никто.
Извращение смысла
ни за что ни про что…
Воцарится ли мудрость
и расступится тьма,
облажается глупость —
не убудет дерьма…

Хороводы мистерий
в закоулках чудес —
рушит тверди империй
эволюции Бес!
Мир тягуч и пластичен.
На батут бытия
выползу энергичен.
Не пойму ни…
чего!

В сочной мистике мути,
в неизбежности тьмы
свет тревожащей сути
осязать мы должны.
Средь порочных явлений —
форм манящих интим.
Похотью извращений
утешаться хотим!

Что несу и зачем?
Диалектики бред!
Истекает значенье
в истин праведный вред.
Сила счастья условна.
Жаждешь сладких чудес?
Отдаешься любовно
или за интерес?..

Покоряя вершину,
разве мог ожидать —
попадешь под лавину,
будешь горько страдать.
В безлюбовных метаньях
смысл нисходит на нет,
в непростых испытаньях
неприкаянных лет…

Безысходная тема —
деньги правят людьми.
Слабый винтик системы,
эту правду прими!
Пусть она окаянна —
не прожить без бабла,
рыло сыто и пьяно,
до хрена барахла…
Сочность сладких активов
и чудес до ...!
Все легко и красиво,
наступила пора,
когда полная чаша,
кайф рулить и блистать.
Жаль, финальная лажа —
вдруг пора помирать…

Несуразности мира
истязают мозги.
Стоп, гребучая лира —
вновь не видно ни зги!
По-сусанински прытко
ты ведёшь на Парнас,
чтоб меня, недобитка,
извести в этот раз…

Заблудился навеки,
но, рифмую корпя,
в графоманские реки
исступленье топя.
Ритм колотится в череп,
мыслей прёт винегрет,
пронося меня через
сумасшествие лет…

Не узнают потомки
мой мучительный бред —
рассуждений потёмки,
пьяной истины след.
Вновь истратятся силы
в деньги, в кайф, в хренотень…
Рву сердечные жилы —
я трындел, что хотел…

В муках дух копошится,
не воспрянет никак.
Обещаю лечиться,
не орать как дурак…
Над обрывом абсурда,
в сферах бурь бытия
жизнь летит мудро-глупо —
шустрая бестия…

Прут законы и числа.
Суть раскроет мне кто?!
Одурение смысла —
я вам тоже про то…
Так бы плел бесконечно,
с ночи и до утра —
жалко, жизнь быстротечна
и делов до ...

* * *

1.
Безотрадно стынет плоть
задремавшей чащи.
Бледных, звёздных искр щепоть,
космос леденящий
между рваных облаков
бросил в купол неба…
От тревожных сквозняков
оживает небыль…

Тихий шелест хищных крыл
грезится во мраке.
Лес незримо затаил
муторные страхи…
Нити паутины льнут
на лицо сырое,
дерзкий комариный зуд,
хлёсткость мокрой хвои.
Вот дупло, как чёрный рот
на стволе угрюмом —
тяжкий воздух тихо пьёт
в полумраке лунном…

Бродит ветер средь теней,
колебает травы,
и чем дальше, тем мрачней,
затаились твари…
Воздух загустел, хоть режь —
смесь тягучей плоти —
и дурман студёный ешь,
вызревший в дремоте.
Выступы угрюмых пней —
злые осьминоги —
тянут щупальца корней —
сбить хотят с дороги.
Листьев траурная дрожь
цепенеет зыбко.
Лес на лешего похож —
злобная улыбка…

Призраки пропавших душ
может, бродят рядом?
Хищная вздыхает глушь
и недобрым взглядом
чьих – то незаметных глаз
истязает сумрак…
Смутных теней перепляс
грустный вьёт рисунок.
Слизь раздавленных грибов
с мерзким хрустом брызжет
Пропаду…
Моих следов
никогда не сыщут…

В чёрном чреве тайн лесных,
в пыточной испуга,
стоном вымыслов ночных —
душу
душит
мука…

2.
Тут, батут болота мхом
скрыл нутро трясины.
Зло хохочет бурелом
уханьем совиным.
Фыркает незримый зверь
из прохладной чащи,
лапами хватает ель,
сумрак леденящий.
Месяц режет мглу небес,
мрак сочится страхом,
затаился чёрный лес.
Бродит за оврагом
кто–то в полуночной мгле
в зарослях ракиты.
И мерещится вновь мне —
чёрт крадётся хитрый.

Может быть не он — она —
юная чертовка —
душу замутит до дна
и окрутит ловко…
Манит перейти черту
лунность поднеБЕСья…
К чёрту эту темноту,
здесь бродить невмоготу,
мне отнюдь не по нутру
похотливость бесья!
Чую встреча не к добру —
на беду. Ой, пропаду!
Лишь шепчу — прочь бестия…
Робко пячусь в темноте,
прознобило до костей
таинство нечистое.
Побыстрей
от злых страстей
уведи тернистая,
благодатная тропа,
чтоб испуг
быстрей пропал…

* * *

"Мне дан желудок, что мне делать с ним,
Таким голодным и таким моим"
Осип Мандельштам


Стол ломится от дивных блюд,
и замутняется рассудок.
Ты знаешь — слаб я на желудок,
покушать вкусненько люблю…
Благоухает ветчина,
колбаска стелется кружками,
вот и картошечка с грибками,
форель изысканно нежна.
Ты наклоняешься ко мне
и шепчешь, что любишь готовить.
Глаза танцуют, губы, брови…
— Ещё добавь мне оливье!
Я наполняю твой фужер —
шампанское шипит игриво.
Спасибо, что взяла мне пиво
и водочки. Как пионер,
готов я буду. Но сперва
отведаю, моя красотка,
как насыщает негой водка
и какова твоя жратва…

О, превосходные котлеты,
да и дерзкий вырез декольте…
Оседают яства в животе.
Лишь нервно теребишь колье ты…
Звенит бутылка о бокал.
Какая у тебя улыбка!
Какая вкусненькая рыбка!
Какая прелесть! Я пропал…
Жаркое очень удалось!
А грудка тоже, то что надо!
— Выпьем опять, моя отрада!
Ещё картошечки подбрось…

И чтобы елось и пилось… —
провозглашаю тост привычно
(всё начинается отлично!) —
Чтобы хотелось и смоглось!
Какие милые глаза!
Да за такое за жаркое —
моё исконное мужское
готово делать чудеса!

Я в декольте смотрю, сопя…
Барабанит кровь височная…
— Такое мясо у тебя!
Такое с-с-сочное-е…

* * *

Нет, спасибо, не хочу анисовую.
Лучше просто тёмного пивка.
Да, ты прав, стишки ещё пописываю,
а вернее, балуюсь слегка…
Так… О том о сём, о временном и вечном:
про любовь, разлуку, смерть, тоску…
Изумляет жизнь потоком быстротечным,
и влечёт мгновения в строку —
света мрак и мглу сиянья в странном мире,
верность красоте и бардаку…
Знаю, много не дано исправить лире,
но зато в стишках поменьше лгу.
Пускай читают хоть бы и в сортире!
А одобрят? Ручаться не могу…

Да, ты прав, что сочиняют миллионы —
наполовину пессимисты.
Ну не все же графоманские кондомы!
Не наезжай! Остепенись ты!
Уговорил, сейчас сымпровизирую…
Чуточку плесни анисовой.
Порой поэты едко фантазируют —
запоминай, мужик, или записывай…

Эти звуки, строки, творческие муки —
оазис мой священный и тюрьма.
Но не каждой, даже очень умной мухе
полезный мед приятнее дерьма…

* * *

Растеклась по телу сладкая истома —
обмочила особь спьяну угол дома.
Обмочила угол, брюки обоссала,
видимо, немало кайфа засосала.
И пускай немало, а точнее много,
умиляет особь верованьем в Бога.
Ну а как не верить, крестится же Путин.
Бед в России много, путь за счастьем труден…

Зажурчала радость, отпустила грусть,
по-лёгкому случилось — что ж, бывает, пусть.
Ни к чему, собратья, криво ухмыляться,
ведь не стала особь спьяну испражняться.
Не сдержал давленье мочевой пузырь —
растеклась истома по асфальту вширь.
Тихо испарится в сумрачной ночи
терпким концентратом аромат мочи.
Особь человечью не судите строго —
далека до дома долгая дорога…
И оно вам надо — злиться сгоряча?
Скоро испарится особи моча…

* * *

1.
Ночь коротка, спят облака,
но зачем-то полезла к ширинке
незнакомая ваша рука…
Сладко шепчет трава-мурава,
вновь сегодня упился в дрова.
Тихо плещет, бликуя, река.
Без штанов и помятый слегка,
я шепчу:
— Что хотите от вуя...?
Только жене позволяю минет!
Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! И ещё раз — нет!
Выключите звезды, включите свет!
Однако вы умелая — сил больше нет…
О, да! Да! Да! Я сочиню про вас сонет…
Лишь бы жена не узнала об эт…

2.
Заходит жена и включает свет…
Стягивает туфли с меня, ворча:
— Сколько это будет тянуться лет?..
Так бы придушила, пьянь, сгоряча!
Вновь с рифмоплетами очередной фуршет…
Дрочит во сне стонущий алкопоэт!
— Отвали, жена! Я с музой тет-а-тет…
Зато отвергаю промискуитет.
Просто вдруг зачесалась промежность.
Дай мне поспать — прояви любезность!

Снись! Снись! Снись дальше, сладенький бред —
продолжай незнакомка свой вред!
Устал поэт: сердцеед, литературовед,
буквоед, языковед, дармоед, домосед,
самоед, мироед, краевед — от бед
и семейных воспитательных бесед…
— Жена, набрось плед!

Измена во сне — в реальности — нет.
Тем более это — просто минет!
Спят облака, жалко, ночь коротка…
Завтра сочиню, как женщина сладка
была… и любви восторг брала…

* * *

Четвертый час поэт девице
читал, как льнёт туман к росе,
как высоте подвластны птицы
и что к любви стремятся все.
Вновь, после выпитой бутылки,
взор устремляя в небеса,
шептал он ей о счастье пылко,
про бытие и чудеса…
И глядя на груди вздыманье
и набухание сосков,
он возбуждал её вниманье
необычайностью стихов…

И говорил, гордясь и млея:
— Пойми, я не такой, как все!
Мой путь талантом возлелеян —
как в нашей средней полосе
теплолюбивой страсти пальма
в своей единственной красе…

Девица молвила печально:
— Да лучше б ты был, как и все…
Под кофточкой соски обмякли.
Парят слова, но плачет плоть…
Покуда силы не иссякли,
он может зёрна рифм молоть…

P. S.
Про путь зерна не забывая,
вздымай твердеющий росток,
чтоб колосилась страсть шальная
и приносила плоть восторг!

Пусть разум творчеством повязан
и можешь рифмой всё покрыть —
поэтом можешь ты не быть,
но быть мужчиною обязан!

Р. Р. S.
Стараясь душу жечь своим глаголом,
не забывай о теле девы голом!

* * *

Всем в нынешние времена делов до хрена.
Крутись круче, зря клювом не щелкай,
а иначе тебе в базарный день грош цена!
Не будь дешёвкой!
Блюди благодать демократических идей —
бабок вдоволь наколбасил как-то, и балдей!
Кинуть не сложно, осторожно — вполне можно.
По нужде мораль меняй, как нижнее белье,
обеспечивая существование свое…
В меру подличай, и поимеешь право
урвать, как вышестоящая орава.
Не глупи, лги, не зевай и не лови ворон —
не дремлют и жмут конкуренты со всех сторон.
Новых истин не открою, но врать не стану —
свободу пользуй, как покорную путану.
Умей отмазаться, подмазать, поделиться —
нужные рожи, хари, ряхи, морды, лица
тебе помогут в жизненных круговоротах
и подзапутанных, задроченных заботах…
Ввысь лети, терпи, крути порочный пилотаж,
а настанет правильный момент — легко предашь.
Ты — порядочный и современный человек —
не замедляй за хитрым счастьем бодрый бег…

* * *

По тарелке муха шла.
В супе смерть её ждала.
И она теперь лишь труп.
Не любой полезен суп!
Лучше б села в винегрет
и без бед ела обед.
И котлета хороша —
поедала б не спеша…

Взбивает жесткость жизни
нам концентрат морали:
судьба справляет тризну,
если беспечно жрали…

Послушайся совета —
не будь как муха эта —
не сдохнешь от обеда.
Ешь там, где не опасно —
и будет жизнь прекрасна!
Тебе, проглот, все ясно?!

* * *