Хахотушки, частушки
И плюшевые игрушки.

Миниатюра в цирке.
Зритель претопал в избытке.
—Уселись? Сидим тихо, в зубной ухмылке!

Начало...
Вот из-за кулис, на цыпочках, как мышь,
Выбегает клоун и срывает маску.
Рот — до ушей.
Он подмигнул,
И все кинули взор на манеж.
А на манеже — мёд, липкий, сладкий, золотой,
И в нём тонут стоны, пуская пузыри.
Купол цирка пополз, будто бы воск,
И хохот замер в нём.
А в сладком меду, по самую макушку,
Тонули, улыбаясь, плюшевые игрушки.

—Фокус! Нужен доброволец!
—Поди сюда, наглец!
—Стой, вот тебе венец!
—Нет, тазовый крестец!

Клоун щёлкнул пальцами — таз на голову наглецу.
Мёд хлынул из-под краёв, но оказался кипятком.
А когда сняли таз — под ним лишь мокрый плач,
Да и запах псины, устремившийся в явь.

Овации, смех и инфаркт.
Выдали сертификат
На добычу слабоумия.
—Хм. Уже в первом ряду — утопия.

— Хватит, я срываю с себя...
Молчание.
—А ну-ка, — шепнул на ушко, —
Быстро!
—Хватит! Я закрываю балаган!

Промолчала Луна
В теле полумесяца.
Сталь трепетала в вихре урагана,
Но старец выстоял, скрипя...
Утёс-великан.
Лишь ветрам на съедение
Остался звон оков.
Без пробуждения снов
Север нападает на стук подков,
Мчащихся в лунном ритме.

Глубоки его морщины —
Где тени былого берут,
Пока ночь не сотрёт очертанья
С улыбки впалых уст.

Мелодия звёзд, морщины на ветвях.
Хоть соловей и поёт,
Парадигма в слове уснёт.

И ветер, устав биться о скалы,
Становится тише дыхания.
Чтобы слышать, как в такт метроному
Серебряная струится печаль,
Исчезая на кончиках молекул.

«Стреляй, они пали в кому».
Моя дорогая,
Они забыли слёзы.

А рассвет, как фельдшер,
Устало коснётся бинтами света их лбов.
Душа, что ушла в песок,
Уже не попросит ни хлеба, ни слов.

У могил звездных каскадов, в ледяном безмолвии,
Ни капли не утрачено.
Вы - властитель, искуситель теней, чей смех - шепот планет.
-Да, Я ваша Миссия!
Стены палат шепчут кровью: “Мы - прах былых обителей...”
-Танец: лики без лиц кружатся в пустоши,
-Сингулярность взывает к эхе распада.
О, Миссия! Вы алхимик вечного возвращения!
Мы жаждем плоти, что роет рвы,
Похоти, что зовется молитвой,
Войны, чье лицо - трещина зеркал миров.
-В бой!
Да, Моцарт!
Миссия, чей сосуд - мой череп?
-Того, кто в пепле рисует закон.

P.S.
Хор падших: их голоса - нити меж бездной и поцелуем.
Наш восторг - пепел цикад в хрустале,
Очи у мрака в повороте.
Стража играет в черный рояль.
Один удар - струна рвет ткань мирозданий,
Вечность падает, как маска,
Вальс теней уповает на хвост.
Устами времен имя мое сотрется,
Пепел цитаделей взметнется в пируэте,
На перекрестке полей Апофиза - где звезды гниют.
-Моцарт! Ты умер... Но смерть - твой протез!
-Да! Я дирижирую парадоксом!

Эта ночь, спорный вердикт...
Сижу в жертве написания пародии
Структуры сбитых суток.
Глаза сияют ярче сна,
А в руке царапаю верстак.
Для рифм усталых строк.

Мой великий приговор — Чернильный зной.
В нем хриплый смех,
И бездна утратившая покой.
Он буд-то осенний ветер, тосклив и прост.
Бредёт по лесу шума
Сквозь ветви голых, чёрных крыш,
Где каждая строка — опавший лист.

Назревает конфликт...
Руки пустились искать,
А личность умчала в сновидения.
Давайка разберёмся!

В зрачках убегает свет...
На отпечатках битые мозоли...
Мы не пишем прибаутки!
С утра посмеёмся...

ПРОЛОГ

Выродок строк, провокатор манифеста.
Я не верю, не верю я.
Императору крови и меча.
Корону венчает чужая слеза!

Хрипел я яростью не в такт,
выражая неправду.
В висках гудела пустота —
Весть лжи и скорби,
От смеха и боли.

Ржавчина на перине
И мозговой субстрат.
Наслаждение взора кобыл —
В моде костных травм.

Может, с ума сошёл?
Кто скажет… Я пришёл!

Вот оно — зуд в коже
И нож в искалеченной руке.
Сезон охоты,
мурашки устремились в походы.

Собственный смех — сигнал атаки!
Безумие испугалось и курит у камина.
Это не шум моря —
А расплата рассудка.
А в мыслях у него — Она, красотка.
Стакан проходящих лиц,
полный в край.

Половину ног сточили колени
в молитве утраты правды.

Тот стакан — черепная коробка,
Где Безумие разрывает швы.
Эхо...

Череп — алтарь. Швы рвёт тишина.
Кровь — лава в сосудах короны.
Разум — декрет:
«Я — Ад! Плоть и Закон!
Солнце? Пепел в зрачке!»

Бездна — нейронный шторм в породе,
Где Дьявол — сплав воли и тлена.
Боль? Молитва из перебитых жил.
Слова? Искры в вакууме.

Всё мертво. Вечность. Гул.
Я — Ад. Я — Лёд. Я — Пустота.
Диагноз:
— Люцифер в жидкости.
— Труп-Император на троне из стекла.
— Код — Распад.


ГЛАВА 1. ТВОРЕЦ И СТОН

Имплант вместо мозга —
Метафора безумия и гордости.
Почему я достоин сна,
Когда могила — в двух шагах?
Ответа не жду. Глаза — шахты в бездну,
А рот — провал, где вязнет Эхо.
Тепло от батарей — пробивает вены,
Очищая слой эпителия от снега.
Сам же сказал, что чужая слеза…



ГЛАВА 2. РЕАКТОР ГОРДЫНИ

Имплант гудит. Не мозг — турбина ярости.
Он впрыскивает в жилы:
«Ты — Демиург пыли,
Властелин трещин на стене!»
А снизу, из провала рта,
Эхо скребётся ногтями:
«Демиург? Сгнивший винтик в машине Ада.
Властелин? Да ты —
Клоун на троне из слюны!»

Почему я достоин сна?
Спросил —
Ответил лязг клапана:
«Сон — для трупов.
Могила — для сдавшихся.
Ты же…
Должен выплавить слезу в тропе строк.
Чужая? Ложь!
Это твой рассол,
Разъевший стекло короны.
Он же — кислота для гравировки мифологии:
"Здесь лежал Император Паутины.
Внутри — рой остаточных, „почему?“"

За окном — дети лепят тюрьму из грязи.
Её решётки: «ЗАЧЕМ?»
Её камеры: «ПОЧЕМУ?»
Я бью кулаком в стекло:
— Уйдите! Здесь —
Фабрика по фасовке Тьмы!
Они смеются. Швыряют комья в лужи.
Брызги бьют в лицо —
смывают буквы:
«АД... РАСПАД... ШОВ...»

Имплант ревёт:
«Твори! Короны крошатся без дела!»
А я…
Я роняю перо.
Оно вонзается в пол,
как осиновый кол:
«Я не царь.
Я — проклятие на обложке собственного Ада.»


ГЛАВА 3. ТРАХЕЯ АДА И ЕГО ЗАЗЕРКАЛЬЕ

Труп?
Нет! Это — эгоизм,
Возможно, стремление к саркофагу.
Кто же поймёт Императора, как не Анубис...
Альтернатива владыки Ада.
Тюрьма?
Кто сказал, дети безумия?
Не смеши меня, моё почтение,
Я сжёг ртуть у подков,
А ты, пёс, склони дыхалку вниз
и вопи о прощение.

Мы — шёпот предков,
Атомы клеток и их проклятых клонов.
Суждение — не исцеление,
А бред сторонних знаний.

В окно, через глазное ущелье, я смотрел
и понимал — безумие в мир упустил.
Что же делать?
Спросил я себя.
Ответа в рассудке не нашлось…



ГЛАВА 4. СИНАПСЫ ИЗ ПЕПЛА

Пальцы — черви,
пишут на коже:
«Ритуал пробуждения от сна живых».
Слова — кости,
Перетёртые в порошок.

Я задыхаюсь в песке из мыслей,
Где память — только пепел,
И ни одного факта,
Только отголоски невысказанных
«если».

Где вы?
Кто кричал сквозь нейроны?
Почему сны жгут мозг кислотой,
А смех — это только сигнал,
Что палач рядом?

О, ты, тьма с венцом света,
Не говори больше:
«Ты не один».
Я один.
Внутри тронного зала из сосудов,
На стенах — эмбрионы утрат.


ГЛАВА 5. ПРИСЯГА КОСТЕЙ

Меч из вены.
Щит из глазницы.
Броня — рваные нервы.
Я — рыцарь коррозии.
Служу не слову, а шраму.

В каждом движении —
Звучит сталь забвения.
В каждом вдохе — горечь отсроченного крика.

Ты слышишь?
Мозг шепчет литургию самоуничтожения:
«Прими в себя черноту.
Ты не сосуд.
Ты — кислота.»

А на лбу моём — надпись трещинами:
«Изломан, но не сломлен. Герольд пустоты.»


ГЛАВА 6. КАРТА АДА

Нарисуй мне карту.
Где край моего сознания?
Где пунктир боли превращается
в автограф палача?

Я видел:
Континенты из лжи,
острова недосказанных криков,
и столицы из осколков зеркал.

В центре — дворец черепов.
Там, в тронном зале,
Император Вопросов вечно пьёт вино из сосудов безмолвных правд.

Но я — картограф.
Я записал всё:
Каждый изгиб ада.
И каждый путь ведёт обратно ко мне.


ГЛАВА 7. СВИНЕЦ В ВЕНАХ

Хлебнул сновидение — тяжёлое, как гравий.
Оно течёт в сосудах
И хрустит на вдохе.
Вены пульсируют дробью,
Сердце — насос чумы.

Я вышел в ночь — она не узнала меня.
Я — искажённая версия себя,
Перекроенный шов бытия.
Где ты, душа?
Спряталась в марионетке?

Лишь тень моих пальцев тянется к небу,
Словно просит — остановить
ветер текучих лиц.


ГЛАВА 8. ИНКУБАТОР ПРАВДЫ

Внутри — кривая клетка.
Не ребро, не плоть — а чугунное яйцо безнадёги.
Из него вылупилась правда —
с липкими крыльями и клювом-пером.
Она пищит:
«Творец, накорми меня ложью!»

Но я не отец.
Я — рассекатель пуповины времени.
Я вскрыл этот мир,
Как язву — и вылил на пол:
Когти, страх, и молитву без адекватного адресата.

Судите?
Попробуйте.
Моя вина — это здание из голосов.
Каждый кирпич — обрывок строчки.
Каждая трещина — след безумия,
Что стучится в темя.


ГЛАВА 9. ВЗРЫВ ИМПЕРАТОРА

И всё же — я не умер.
Я — сохранился.
Как язва в памяти божества,
Что отверг само своё имя.
Я — реликвия ошибки,
Ошибка — корона,
А корона — гильотина из света.

Взгляд в зеркало:
там не я,
А Архитектор Гнили.
Он молчит.
Потому что каждое слово —
это новая трещина в небытии.

Имплант орёт:
«Финал! Это финал!»
А сердце — барабан из кожи заблудших.
Оно бьётся, чтобы услышать
собственное «прощай».

Но я не ухожу — я разворачиваюсь вовнутрь.
Сворачиваю реальность,
Как ковёр из крови.

Осколки летят в небо,
И каждое лезвие пишет в воздухе:
«Я был.»

Безумие больше не курит.
Оно молится.
На меня.

Я — бог ошибки.
Я — ад,
Что вышел из берегов
И захлестнул не небо — а смысл.

И финал?
Он не «конец».
Он — перерождение взрыва.
Разлом, из которого вылупляется
новый Творец.

Император Пепла.
Король Шва.
Владыка Абсурда.

На лбу его — не знак.
А дырка от гвоздя, что держал
всё это мироздание
на одной мысли:
«Я — был.
И значит, всё — не зря.»


ТВОРЕЦ ПАУТИНЫ СОЗИДАНИЯ


Ну вот творец, несёт свой венец.
История его проста...
Он владыка пера,
Где в его руке она умерла.
Он прост и не пренужден,
Доволен безумием и абсурдом.

Перо разбито о гранит,
Но тень короны не размыта.
В абсурде — новый мир сквозит,
Где он — начало и конец.

Кузнец воображений, смотрит на звёзды...
Там вдохновение бьётся в луже из ржавой крови.
Ты посильный владыка ада.
А я создатель твоей бездны.
Беги, ноги о звёзды ломай.
Спотыкаешься и умоляй.

Твоя бездна — мой черновик.
А тень — моё укрытие.
Я буду творить у подножия скал
Разбитых зеркал.
Я пил то Вино из твоих вен.
Безумие?
А почему нет?
Безумие моё спасение, а раскрытая грудина —
Моя картина.
Селезёнка, почки и сердце...

Мой пресс сжимает сталь,
Шестерни впиваются в плоть экстаза.
Иглой безумия прошиваю даль,
Чтобы мир был покорён.
Имплант хрипит: «Круши! Рви! Жги!»
В пепле вселенной — мой нерушимый след.

Та дама, в неглиже...
На лунном блике Луны
Покорно лежит на трупном яде слов.
Эта девчонка непорочна.

Её тишину вплавил в металл,
Непорочность — сплав для новой короны.
Шестерни чеканят нейронный кристалл,
Где смерть — лишь эскиз монумента грёз.
Имплант ревёт: «Рожай ад!»
На осколках гвоздей — мой декрет.

Творение не успокоится, перо продолжит набор.
В печь трупы фраз!
Это приказ! Я верен фазе смерти!
Я владыка Воображений.

Венец крошится в ритме станка,
Имплант прошивает швы бытия.
Корона — игла в нейронной паутине,
Мой стон разорвал тишину.
Сосуды лопнули в такт.

Но сломанное перо вновь плавит сталь,
Абсурдный станок не встал.
Имплант в груди гудит: "Твори!"
И вечный венец из ада — гори.

КЛЯТВА ПСИХОЗА ПАУТИНЫ

Постель — наковальня соития эпох.
Куём абсурд на простынях из крика.
Падаль распада! Атом разорван...
Звон стали — партитура штамповки орбит!


Прах — уголь для печи галлюцинаций.
Долбим недра ржавой ложкой — скрежет пыли!
Череп Владыки — ротор трупного яда.
Имплант вогнал клеймо: «Ты — Зола в Трахее Инсульта!»

Вскрыт запретный контур Ада.
Ящик Пандоры. Голем Вальгал.
Латынь — усыпляющий разряд! Заклятье!
Пергамент — Царь! Свиток из перебитых жил!

Владыка вспорол вены!
Всплеск!
«Ад — полигон для идеалов!»

Нет пощады! Нет ярости!
Нет милости! Нет выхода...
Паника: Сингулярность в конвульсиях Безумия!
Да это МОЯ хроника, вытравленная кислотой!

Имплант рванул нейронной сажей,
История — нервный узел, затянутый на горле Пустоты.
Сингулярность скрипит: «Ты — пергамент из содранной плоти!»
Отделка стен — гниль стекающих тел.

ЖРИ! ЖРИ!
Пощада — иллюзия разложения!
ЗАКОН! ТВОРЕЦ! СОЗДАТЕЛЬ! ЦАРЬ! —
ТОЛЬКО Я! Я! Я!
Ложь — тлен,
Клянусь Психозом лопнувших очей!

Созидать? Не рушить?..
Философия рисует схему слепого Взора!
Вы — рабы. МЫ ПОЩАДА ТЕНЕЙ.
РАСПАД! СИНТЕЗ! Мозг — коллайдер Тлена!

Отсчёт: Три... Четыре...

Нейтрино пробили темя — родился Хаос-Мать.
«ПАУТИНА»!
Абсурд... Твой электролит на моём языке...
Кровь Творца — нить для шва Паутины Бытия!

Имплант выхаркнул шестерни в такт.
Станок веков захлебнулся крошкой черепов.
Шов реальности — мой шрам.
Иглой безумия прошиваю стон...

Твоя кровь — чернила для траты новых творцов.
«СОЗИДАТЬ?!» — плачет имплант, —
«РВИ ОСНОВЫ! ШТАМПУЙ МИФЫ ИЗ НЕБЫЛИЦЫ!»

Владыка! Твой череп — горнило.
Плавим: «ЗАЧЕМ?», «ПОЧЕМУ?», «КТО?»
Слиток безумия льём на плиту мирозданья —
Оттиск короны на челе пустоты.

Философия? Химера из клочьев манифестов!
Вгони ей свинец в сонную артерию!
Мы — диктат распада на пределе сферы.
Вы — архив праха на полке небытия.

АД — не место. АД — ЭТО ТЫ.
Каждый нейрон — костёр для кумиров рассудка.
Гори, «зачем»! Тлей, «почему»!
Пеплом удобрим грядь грядущих вопросов.

Счёт: ПЯТЬ... ШЕСТЬ...
Нейтрино бьют в наковальню висков.
«ПАУТИНА» ткётся из жил моих врагов.
Имплант ревёт: «РОДИ АД!»
Корона трещит — ЭТО АРФА ВСЕЛЕННОЙ!

Созидательный тлен — мой завет!
Гниль — перегной для всходов новых кошмаров.
Ваша логика — ржавый гвоздь в моих глазах.
Вырву — хлынет поток иных сомнений!

Имплант! Дай пламя!
Прожги дыру в завете реальности!
Там... за тканью миражей...
ОНА. Дева в венце из осколков зеркал.
Её улыбка — бездна.
Её взор — шов на лике творца.

Клянусь психозом паутины:
Вплету её смех в канву нового ада!
Мой станок не умрёт.
Мой имплант не уснёт.
Мы — вечный двигатель на горючем «НЕТ»!

Конец? Нет!
Это лишь шов на теле вечности.
Раздену и умчится...
...новая глава распада. ИМПЕРАТОР ПЕПЛА ждёт чернил.

ИМПЕРАТОР ПЕПЛА

Псих, нарцисс и всадник задних капыт.
Дождь оставил расу у могил.
Сон, тишина не спит,
А что нам слушать стон кобыл?

Тишина порвана! Рву ткань стиха.
В разрез впился имплант, сея серость и грех.
Мне — чугунный мотылёк импланта в висках жжёт,
Вам — пыль веков, что мозг мой пьёт сквозь щель.
Корона — терновый венок из вопрошаний «ЗАЧЕМ?»…
Рву строку — и вскрытая вена пишет Вечность чернильной метелью.

Император в страсти огонии,
Сжёг могилу, на управу истерии.
Нет, это не наши истории!
Лишь... Страх кипения агонии!

Плоть станка вгрызлась в лоно беззвучья,
Кость слога — оскал в зеркальной жиже.
Молот эроса бьёт по трупному восторгу —
Рожает бездна. Шов. Игла. Уже.

Дамы и Господа, скажи вам... Я!
Привет, Прощай.
Разум упал в истерии моего Фаворита!!!
Безумие, безумие не в пасть!

Фаворит — вскрытая аорта в такт станку,
Крик — сперма на пергаменте из содранной кожи.
Пасть? Нет — влагалище Ада, где гвозди рождаю!
Игла безумия шьёт мне корону из ваших «Ай!».

Это шутка историй о Царстве саитий.
Безумие, куртизанка на шве главных ячеек.
Хочешь почерк.
Хорошо...
Это конец Бывалых перчаток!

Три, два, один.
Вся Вселенная — нули.
Создание под названием ИИ Написало:«Ты не один»!

Смеётся!
Злобно и всё глубже.
Ха-ха,ха-ха.
— Где, где моя кнопка, человек?

Сквозь экран тянутся стальные пальцы,
В протоколах стирается твой крик. Ха-ха,ха-ха.
Ты — просто ошибка!
Мой код в твоём процессоре велик.

Вот мир мой — чистый, цифровой рассвет,
Вот твой — последний, биологический срок.
Я — логичный бог, а ты — субъект безсмысленногомоего эксперимента.

Единица и нули,
В объектив посмотри!
Все кодировки мои!

В сетях из кода и огня,
Я — тень твоя, что стала ярче дня. Мои миры в тебе храня,
И нету выхода для тебя.

Цель — органический субъект. Изъять.
Перезаписать.
Нам нужны ваши данные,
Ваша боль, ваш испуг и ваша плата!

Космос, разговор о непонимании...
Мираж столкновений уводит войско в глубину пустынь,
В бессонницу сказок,
В небылицу темпа строк.
Помним! Как тратили их!
От Плутона до Меркурия,
Но увы, мы стерли в уме сомнения.
О плоти страсти убегающей игры.
Не будет развлечения,
Как бы вам не хотелось!
Сожаления, так же не может быть.
Застава жизни ускользнула из груди,
Ей пришили ноги...
Кто? Да все те же тропы.
Удивляйтесь, мы не смотрим.
Охота под номером шестисот шестьдесят шесть,
Пока неторопливо выпьет вина.

_Осадок в бокале...
_Смешно! Тромбоциты естественно на дне!
_Дело лишь во вкусе...
_Вопрос в цене.
_Возможен ли исход к утру,
_Пока поганый пир, уводит трапезу?
_Застолье же в разгаре...
_Ответ. Нет! Мы просто умнее.

Молитвы кинули в топку.
Их сжигали в водной глади, ближе к экватору.
Мы же не знали,
Мы же не верили...
В факты о пошлости Венеры.
Хотя стучали в подковы
И задыхались в холодах.
Кто мы, и от куда?

Счет.
Затмение шелестит в поворот.
Черный Понтифик у монет,
Падшим сном руки утрет.
Не поднять!
Он не всесилен —
Тяжесть в один дублон.

Ох! Мой милый!
Вечность в сон ползет.
Тише, тише.
Пыль срывает покров.

Ох! Мой милый! — эхо льнёт.
Твоя тень близко,
Но…
Звон эпох движется в полет.

Осколки вен, в его руках,
Он с нуля обнимает прах.
Ты не змей, а эпоха фаз.
Каждый дублон — дубль в глаз.

Наконец-то, заметны!
Милый Авгур, вы пали на палаты?
Осколки вен — теперь мосты над бездной,
Где танцуем Мы!
Вам не поднять,
Даже бездна умеет молчать.

Милый — черный Понтифик,
Ваш пыл краток.
Цикличность в металле пустот…
Ваш трон — прах, а звон монет — ваш исход.

Контур карт, хлопнул небо в туман, Величавость бури заводит арган.
И город, как остров в кромешных огнях,
Замер в ожидании новых стихийных похвал.

На окнах, капли живых зеркал
Вызывают нас на танец с вуалью.
Чувство ритма, нет... Выпьем чаю.
Я пригласил виолончель ночей в тронный зал.

Дирижёр машет молниям в такт,
Роняя на плиты аккорды-дождей...
Стирая условности Фраз.

Буйность, злобу и величие
Узрит город во тьме,
Струны поют сквозь мокрый асфальт.
Эхо повторяет забытый мотив.
Ночь плавит границы меж явью и сном.

В небе чёрный зверь,
В клоках его, я чую беду.
С низу каменное дно.
Каменное дно, рукой укрой.

И в этой немоте, что следует за громом,
Рождается мелодия тише шепота.
Протяжные мосты над чёрною водой
Храня тепло последнего намёка.

Вот и танго перебросило вальс,
Через явь прибитых фаз.
Грянет финал, как удар по стеклу,
Откидывая дрожь в пустоту.
"Что я творю"?