Целую губы, что ко мне как ветер холодны,
Касаюсь пальцами висков со снегом седины.
Ласкаю краешком ресниц усталых глаз,
Я не прошу, я не ищу, не жду тебя сейчас.

Дай просто выдохнуть, и вновь взвести курок,
Сыграть на взлет, и подписать свой приговор.
Дай просто выплакать, все слезы горькие до дна.
Я не живу, но я по прежнему и не мертва.

Дыши. Люби других и расцветай с весной,
Касайся пальцами любимой, той, другой.
Я все продам, и все забуду. Время, может быть
Меня спасет, и может даже сможет исцелить.

Мне никто, никогда, не признался в любви,
Как в кино, или в стареньких книгах
Не кричал мне в окно: я люблю, выходи
Не бросался цветами, и даже в интригах,

Не дарил этих ласковых, трепетных слов,
Просто все было просто и ясно.
Не звучала так явно признанием любовь,
Было словно, все призвано к счастью.

Ива ветви опустит устало,
В глубину вяло тянущих вод,
Ты сегодня - весь день так страдала,
И ждала - только он не придёт.

Ты вплетаешь белесые пряди
В ветви ивы, бездушно-пустой,
Ты прекрасна в зелёном наряде,
Только он - нет, не будет с тобой .

Ива ветви опустит устало,
В отражение твое на воде,
Ты шагнула, и в воду упала,
Не желая ходить по земле.

Не желая без воли, без счастья,
В водах хладных любовь утопить,
Та, кого позабыл в одночасье,
Тот, кого не смогла ты простить.

Я вплету в твою долю руну Кеназ,
Пусть распустится сотней соцветий.
Пламя творчества вспыхнет и силы придаст,
Чтоб прославить тебя сквозь столетия.

После в долю твою руну Феху вплету,
Чтоб муза тебя выше гор возносила,
Чтоб злато и слово сплетала в цвету,
И бессмертные строки навечно дарила.

Запечатаю долю Райдо слепой,
Чтобы вечность не стала могилой.
Я не Мойра, но судьбы сплетаю порой.
В слове, вере и строках вся сила.

Кот Бегемот устало увалился на диван,
мурчал он тихо, спиртом запивал,
последние события, что оставались,
до рая в пару шагов. закрывались
его безумные усталые и серые глаза
он все еще зевал,
и все еще стремился всем сказать
что он де, Кот Бегемот, и только его слово
должно быть важным, и готовым...
должно быть каждый...
но заснул...

и собирал по кабакам улыбки ненасытных дев
сорвался чайкою в полет, любовь свою презрев,
и не оторванной строкой, молчал ломая строй,
хранить же верность - не о нем, пускай хранит другой.

В паутине холодной запуталась Тень,
Перекрестные нити связали запястья.
И становиться мглою сумрачный день,
Даже Тени, порой, умирают от счастья.

Даже Тени, порой, улыбаются хмуро,
Все пытаясь поймать чей-то каменный взгляд.
Даже Тень, что порой, влюблена точно дура,
Помолчит и уйдет. Возвращаясь назад.

Возвращаясь к тому, чтобы стать незаметной,
Все же Тени гораздо комфортней в тени.
Ненавидеть любовь, что так безответна,
Ненавидеть себя и сгорать от любви.

Связь, причиняющая боль
Должна быть прервана на взлете
Я доиграю свою роль,
Но только вряд ли тем спасете.

Связь душит точно злая нить,
Взрывая ядом эту сладость.
И ничего не изменить
Я снова в ком-то потерялась,

Я снова в ком-то растворилась,
Любя, наивно веря вновь.
И снова больно оступилась
Хоть точно знаю - не любовь,

И не желанье. Только сердцу,
Уже нельзя мне приказать.
Бескрылой, в этом слабом тельце,
Увы, мне не дано летать.

У демона есть два лица,
Одно улыбкой озаряет,
Другое - бередит сердца,
И душу злобой выжигает.

Одно - светлеет взглядом в миг,
Другое - прижигает ядом,
Одно рыдает, слыша крик,
Другое - ржет, когда не надо.

Одно - кричит, зовя сыграть,
Второе - молится поныне,
Не справиться, не совладать,
Мне с лицами своими...

Согреет ведьму лишь костер последний.
что лаской сумрачно коснется языком,
И тело выгнется, и станет пепел.
Игрой и правдой. Шилом и серпом.

я не поверю, что не знаешь, милый,
что нет у ведьмы право на тепло.
я так уперто холод свой хранила,
что не согревшись, потеряла зло.
что не сыгравшись, стала чьей-то ставкой,
что не сумев простить - сожгла.
и знаешь, поцелую для затравки,
а после - может и оставлю до утра.

И нет, тепло свое не надо распылять,
я все еще наивна и не модной.
Я не смогу тебе, увы, тепло отдать,
сумеешь ли принять меня холодной?

Ты помнишь Афган? горели живьём
В БТРах ребята твои…
Ты помнишь Чечню? ты кровью залитый,
вперёд вёл бойцов от зари до зари.
Ты помнишь тот бой, в котором погиб
Твой единственный друг, не уснуть,
Ты помнишь, смеялся талиб,
Покрывая свинцом открытую грудь?
Ты помнишь ту боль, что пронзала тебя,
Когда погибал твой сотый боец,
Ты помнишь тот крик? – то выла земля,
Политая кровью из сотен сердец?
Ты помнишь, я знаю, не сможешь забыть,
Джихад что рвался сквозь прицел.
Ты мог позабыть, ты не смог отпустить,
Ты душу свою не отдашь, офицер…

Ты меняешь маски, как перчатки,
Пряча за фарфором тусклым лик,
С масок всё же взятки гладки,
Ты за ними прятаться привык.

Пусть они закрыли от обиды,
И от зависти, надежды и мечты,
Только маски всё же не наивны.
В пустоте фарфора - тоже ты.

Масок череда, лица не видно,
Кажется тебе - своя чужой,
Только маска, тёмная личина,
Навсегда срослась с тобой.

Вспышка света и сорвана маска,
Ни слезы, ни улыбки пустой.
Вот и всё, так закончилась сказка,
Сказка жизни твоей непростой.

Смерть придёт в золотом одеянии,
И посыплет сквозь пальцы песок.
Улыбнись, помаши на прощание...
И пусти себе пулю в висок!

Возьми свой меч, сразись со мной!
Я - женщина, в бою не побегу!
Я Марсу предана душой,
А телом - стали, что храню.
Сразись со мной, пусть будет боль,
Мне горькой мукой очищенья.
И если ты сильней -
Убей!
Я не взмолюсь о снисхожденье.
И даже утонув в крови,
Своей, твоей иль Провиденья,
Ты боя муку подари,
Дуэли смертной наслажденье.
Я женщина, но слабость не со мной,
В моих руках и меч, и кнут,
За битву, за неравный бой,
Меня на древе разопнут.
За то, что посягнуть посмела,
На сладость прихоти мужской,
Войной жестокой заболела:
И час пришёл!
Сразись со мной!

У жизни есть начало и конец,
Она как затяжной прыжок без парашюта,
И я ищу терновый свой венец,
Лавровый же одев на голову кому-то.

И знаю точно я, что этот кто-то,
Его одев, спасибо не сказал,
Скорей всего вот оттого-то
Терновый мой венец увял.

И я стараюсь не искать его по миру,
Но мир приносит сам его,
Но я сломала свою лиру,
И выпила всё ядовитое вино.

У жизни есть начало и конец,
Она как затяжной прыжок без парашюта,
И я ищу терновый свой венец,
Лавровый же одев на голову кому-то.

И может быть, прыжок мой не прервётся,
И может, будет длиться он всегда,
И может сердце не взорвётся
От ядовитой пряности вина.

И парашют раскроет за спиной,
Тот тёрн, что взмоет точно флаг,
И что-то вдруг сверкнёт над головой…
Но нет, не будет так!!!

У жизни есть начало и конец,
Она как затяжной прыжок без парашюта,
И я несу терновый свой венец,
Лавровый же одев на голову кому-то.

Никогда не отпускай меня одну,
В мир моей жестокости холёной
Мне нельзя простить, ни быть прощённой,
Но и потерять её я не смогу.

Я теряла сон, теряла силу,
Был и бред, и горечь и тоска,
Хоть не гробовой была доска,
Точно знала, что в пучине сгину.

Распят на Голгофе Парнаса поэт,
И строфы его забиты гвоздями,
Венец не из тёрна – из прожитых лет,
Из тех, что так часто снились ночами,

Не уксусом поят - критикой злой,
И бёдра обвиты мечтою разбитой,
В стигматах кровавых, луч солнца златой,
А где-то смеётся критик маститый.

Мой ангел устал, крылья сломались,
Сорваны голос и сердца порыв.
Мой ангел, с тобою мы не прощались,
Мы разошлись и Бог нас простил.

Зачем эти муки, лети же к свободе,
Лети! И меня поскорее забудь,
Меня обижают не демоны - люди,
Но это лишь мой непройденный путь.

И только однажды, ночью глубокой,
Когда мне совсем расхочется жить,
Я вспомню тебя, мой сон кареокий,
И снова смогу полюбить...

Я восстану вновь из пепла,
Не сожжёная - слепая,
И чернее траурного крепа,
Будет роза золотая.

Я восстану, но не Богом,
Только плотью без остатка,
Привела меня дорога,
В мир, где умирать так сладко.

Где без страсти и желания,
Не прожить мне и минуты,
Где душа, как на заклание,
Отдаёт себя кому-то,

Я лишь призраком холодным,
С болью, что в груди не тает.
Да надгробием бетонным
Роза в пепле расцветает.

Я в зеркало смотрюсь пустое,
Ни отражений в нём, ни лиц,
Там только лишь стекло литое,
Разбитое на тысячу зарниц.

Холодный отблеск тот, не греет никого,
Осколки разлетелись вдрызг,
И крик души, потерянной давно,
В нём превращён в безумный визг.

Проходит мимо тонкого стекла,
Толпа людей, идущая на плаху,
И боль людская зеркалу видна,
Что в подчинение сумрачного страха.

И после каждой сбитой головы,
Ложится в зеркало кровавая основа,
И сотни тысяч тех основ видны,
В едином мановение слова.

А Слово то - начало и конец,
И в зеркале слепое отражение,
На остове отчаянных сердец,
И Вечности холодное движение.

Мне хочется в безумии разбить
То зеркало, но я уже без сил,
И хочется порою мне забыть,
Того, кто зеркало пред мною водрузил.

Осенний ветер мёл дорожки сквера,
Метелью вилась жёлтая листва,
Любовь прошла – осталась вера,
И память всё ещё жива.

А помнишь, милый, летний вечер,
Когда виднелась полная луна;
Цветы каштана будто свечи,
И грела душу тишина…

Мы знали, что любовь не вечна,
Мы знали, что она слепа,
Но чувство нежное беспечно,
И только лета в том вина.

Когда над домами сгущаются тучи,
И дождик осенний по крышам идёт,
Всем кажется вновь: не будет нам лучше,
И осень навряд ли счастье вернёт.

И люди грустят, вспоминая былое,
О том, что уже не вернуть никогда,
И люди рыдают, помня о боли,
Не видя, какая вокруг красота.

А осень в разгуле, а осень в ударе,
Рисует багряным леса и поля,
И вот всё ж сейчас, точно в пьяном угаре,
Кружится, и пляшет хмельная Земля.

Звучит этот ритм до боли знакомый,
Чужой для природы, святой для меня,
Безумный и страстный, волнующе новый,
Чужая всем осень, чужая всем Я…

За что ты выбрана была,
Увы, не королевой бала,
И в душу нежную взяла,
Всё зло, что раньше потеряла?

И ради призрачной любви,
Решилась ведьмой стать проклятой.
Ты знала, что душа в крови,
Что не простит тебя Распятый.

Ты выбрана была, за что,
Увы, не королевой бала,
Ты потеряла всё, Марго,
Ты душу на любовь сменяла…