она пришла не страшной и не злой,
просто в один обычный вечер.
погасла лампада за спиной,
и замолчал привычный ветер.

она взяла твою чашку чая,
допила то, что ты не смог.
и в доме тишина такая,
как будто умер звонкий срок.

и нет ни боли, ни тревоги,
лишь лёгкость странная в груди.
как будто все твои дороги
ведут теперь в другой ручей.

и только дождь за окном плачет,
о чём-то вечном и простом.
а жизнь, как свечка, тихо тает,
становясь чужим письмом.

клялась я в верности нездешним силам,
а трепету ресниц твоих усталых.
слова свои, как птиц, я отпустила
в твой океан, бездонный и бывалый.
но ты не слышал, как в тиши ночной
я отдавала берега свои,
и как под лаской холодной и чужой
рассыпались священные стропила.
и вот стою среди былого здания,
где ветер гуляет в пустоте,
храня в ладонях пыль былых признаний,
что обратилась в прах на моём пути

я ненавижу не тебя - твой смех, твои жесты нежные,
а то, что следует за тихой лаской неизбежно.
ты прекрасен, как рассвет в оконном стекле замерзшем,
но этот акт - лишь механический процесс, что душу тревожит.
я люблю наши беседы до утра, что будят мысли спящие,
и тепло твоих рук, что просто держат руку.
но когда в твоих глазах зажжётся страсти пламя пустое,
я становлюсь чужим телом с душою вымершей и грустною.
и мне противен этот пот, и стон, и тел сплетение,
что превращают нас в животных в минуты наслаждения.
я хочу остаться мыслью, духом, тихой беседою,
а не набором нервов, кожи и сосудов кровяных.
и после, в тишине, лежу с открытою душою раненой,
любя тебя всем существом, но преданная, опозоренная.
ты спишь, дыша спокойно, а я глотаю слёзы горькие,
и ненавижу этот миг, что делает нас чуждыми, упорными.
и клятву я даю в слепой тоске израненой,
любя тебя всем существом, но преданная, опозоренная.
и клятву я даю в слепой тоске предутренней, больной
хранить свой хрупкий мир, свой дух нетронутый и странный.
пусть лучше буду одинока с своей высокой, чистой болью,
чем снова предам тишину души ради той смутной))