Строка рождённая в чаду бессонниц,
Ты — хаос мыслей, вихрь без берегов,
Где смысл, как пьяный мим, сгорает на пляжу,
А рифмы тонут в бездне пустяков.

Какой-то заяц в шляпе из тумана
Мне шепчет: «Жизнь — лишь сонная игра!»
А кот в очках, по философски пьяный,
Твердит про то, что правды нет среди добра.

Я пишу стихи, где река течёт с небес,
Где звёзды — пузыри,
Где время — просто выдумка и смех,
А смерть — лишь повод выпить до зари.

Но в этом бреде, в этом вихре строк
Есть тайный смысл — как свет в ночном окне:
Быть может, мир и вправду невысок,
Но без абсурда скучно жить вдвойне.

Так пусть же рифмы бьются, как волна,
Пусть мысли скачут, словно беглый конь,
Ведь жизнь — игра, и правила смешны,
А истина — всего лишь сон и тень.

На полу, в углу холодном, лампы меркнет свет.
Прилипла к полу мышка,и выхода уж нет.
Сыр лежал там в центре —
Жёлтый, жирненький кусок.
Он манил,как реклама, сверкая венком.
И бежала мышка, забыв про закон:
«Что легко— то опасно».
Пронзительный стон!
И теперь лишь мычание сквозь клей на губах,
Где был рот— тишина, и ужас в зрачках.
Тело — к полу прилипло.
Каждый сустав, каждый нерв,волосок-
В этой гуще застыв, погибает.
Жадность— та же ловушка. Липче, чем клей.
И в агонии мысль, прошибая испуг:
Он не жертва. Он — сам попался на сырный крючок.
За желание халявы,за шаг неглядя,
Расплатился всей жизнью. И видя края
Той ленты,что мир по углам расточил,
Он понял,как жадность и спешка трави́т.
И гаснет сознанье в липкой, прозрачной смоле.
А мир,прилипший к экранам, — в похожей пыли.
Все торопятся к«сыру», забыв про закон…

И лампочка в кухне равнодушно горит.
Наступила минута последней тиши,
Отчаянья вихрь утихает в крови.
И видит он вдруг не кусок, не капкан —
А жизнь, что промчалась коротким рывком.

Го́нок по трубам за мира́жем еды,
Где каждый сосед— это только враг у норы.
И в этом аду, в этой общей борьбе
Он сам становился ловушкой себе.
Толкал,отбирал, набивал свой закром,
Чтоб сыто дремать под пыльным ковром.
А мир за стеной, где люди-великаны,
Несут свои ноши,сковав свои грани.
Прилипли к экранам,к цифрам, к долгам,
К огромным кускам несуществующих благ.
Их рты не в клею, но речи пусты,
Их лапы не вязнут,но нет суеты.
Но они тоже в ловушке— огромной, хитрей,
Где клей— это зависть и страх от нулей.
И мышь, понимая в последний свой миг,
Что плен их похож, хоть и кажется другим.
Глазами,где гаснет сознания свет,
Кричит им беззвучно:«Смотрите! Вы — след».
«Вы — след моей жадности, вздутой до крайних размеров!
Вы— спешка моя, превращённая в страх!
Вы к сыру бежите,что тленен и стар,
Забыв,что единственный ценный дар...—»
И обрывается мысль. Тишина тяжела.
Лишь лента блестит,как и раньше светла.

А где-то скрипит плинтус,рождается шаг —
Уже новый мышонок выходит на страх.
И лампочка в кухне, свидетель немой,
Качает лучом над клейкой тропой.
Горит равнодушно. И в её свете вновь
Кусок сыра лежит, обретая образ славы, любви и монет...
Или просто "еды".

Убийство разума — карается законом Бога!
И логика здесь — как на ладони:
Кто мыслит — в том дыханье Бога,
Отнять её — отнять и сон.

Смерть вне воли — вот что касается нас!
Не та, что ждёт в конце дороги,
А та, что в жизни пьём сейчас —
Без цели, смысла и тревоги.

Но в этой пыли, на краю обрыва,
Где хаос правит, убив закон,
Встаёт единственный вопрос:
Ты должен быть? Ты должен быть воздвигнут?

Не преклонись. Не примирись с золой.
Ибо паденье — цепь последствий строгих:
Сначала разрешишь топтать себя —
Потом увидишь, как топчут Бога.

И вот он — результат, итог и вывод:
Тот, кто свой разум сохранить сумел,
Тот не погибнет, ибо сам стал Богом
В том мире, где божественное мерло́.

Что есть разум? Призрачный порядок,
Что мы на бездну хауса набросили с трудом.
И в этих строчках,вздорных и негладких,
Порою отсвет истины горит огнем.

Бывало, Муза в ризах позолоченных
Диктует гимны, полные ума.
А ныне— бес в бутылке виски
Твердит о правде, священного не чтя.

Так позвольте же, душа абсурда, вашей властью
Мой разум всколыхнуть как океан.
Чтоб я через безумные причастия,
Понял, как мир наш хрупок и обманен.

Томимый дух, и тело ноет,
Как лист, оборванный грозой.
Разбит надежд и мыслей рой –
Казнят меня их волны строги.

О, как же я устал от боли!
Как тяжело нести сей крест!
Закрылся свет передо мной –
Лишь тьма и эхо пустоты.

Бредет мой ум, хрипит, слабеет,
Как старый пес у врат былых.
К чему теперь весь мир? К чему?
В нем сердце больше не поет.

Молю, чтоб этот мрак развеял
Хоть слабый луч, хоть бледный свет,
Но небо хмуро, безответно,
И скорбь гнетет... и выхода тут нет.

Мой гроб ещё шумит в лесу
Он древо, он нянчит гнёзда
Быть может ель
Быть может ива
Но что за праведная чушь?
Кого хоронят молча?
Нет, я не согласен
Уж лучше я сгорю в огне
Внимая песни Прави
Но может место мне лишь в Нави?
Грёбанная чушь!
Не быть мне отроком нечистым!
Я буду пить меда с Перуном
И с Ярилой Солнце поднимать
Но пока я жив- я рядом
Я буду весь лишь твой
А после смерти мы будем пить меда с Перуном
И с Ярилой солнце поднимать...

Месяц в луже — отсвет бледный,
Лаской хмурою скользя,
Ты, как странник безответный,
Смотришь в душу, не дразня.

Что ты ищешь в серой луже?
Отблеск прежней кручины?
Или вечернюю стужу
Словно пепел старины?

Но подёрнутый туманом,
Ты не властен над судьбой.
Я и сам таким обманом
Напивался под луной.

Меркни, призрак одинокий,
Всё равно не верить мне —
Этой грусти, этой смуты
Ни в реке, ни на стене.

Как тихо льётся лунный свет
Сквозь ветви зимних тополей,
Так тихо сердце мне поёт
Мечту далёких, тёплых дней.

Не требуй клятв — они пусты,
Не жди огня — искра во мне.
Люблю без бури, без мечты,
Как осень любит в тишине.

Но если ночь нальёт тоской
И дрогнет в звёздном забытье,
Я стану светлой пеленой
Над спящей грёзою твоей.

О мать моя, души моей отрада,
Прости меня, прости мой светлый друг!
Не раз твой взгляд от грусти был так бледен,
А я, глупец, не слышал твоих мук.

Твой нежный взор, как утро в небе чистом,
Твой голосок — как песня соловья,
Но я порой, в порыве чувств мгновенных,
Словами жёг, как холодом, тебя.

Прости, родная! Пусть моё раскаянье
Уносит прочь и горечь, и печаль.
Ты — ангел мой, ты — свет в моей дороге,
Ты — вечности нетленная эмаль.

Как лист дрожит под утренней росою,
Так сердце бьётся, полное тоской.
Любовью чистой, вечной, бесконечной
Я залечу и грех, и боль, и злость.

Да будет мир в твоей душе невинной,
Как тихий сад под майскою луной.
Ты — жизнь моя, ты — свет в моей судьбе,
Прости меня… Я льну к тебе с мольбой.

Теперь слова мои — как в храме свечи,
Как шёпот трав в ночной глухой тиши.
Я не нарушу больше твоего покоя —
Храни меня в святилище своей души.

Так пусть же вновь душа твоя сияет,
Как солнце в час рассветной синевы.
Забыто всё — мне дорог лишь твой взгляд,
Твои мечты, твои святые сны.

О, други верные, вам душу я продал —
Не золоту, не тьме, а свету вашему!
За смех ваш звонкий, взгляд открытый, пыл живой
Я адский пламень принял за мечту свою.

Вы — ветер в паруса, вы — искры в темноте,
Без вас — как соловей в железной клетке я.
Пусть грешник я, творец своих цепей,
Но ваша дружба — рай среди теней.

А если крик души пронзит ночную гладь,
Мы вновь наполним мир безумством и огнём!
Пусть Сатана смеётся, зная, что не сжать
Той верности, что в сердце мы несём.

Так выпьем же за тех, кто в пекло вслед пойдёт,
За тех, чей смех звучит сквозь тысячи невзгод!
Вовеки вашим — в пламени и во сне —
Я душу отдал, но она при вас — во мне.

О, глубина души бездонной,
Как океан в ночи беззвёздной,
Ты — тайна, скрытая от всех,
Где свет и тьма сплелись навек.

То буря страсти в ней играет,
То тишина, как сон, витает,
То шепчет эхо давних лет
О радостях и горьких бед.

Кто смеет в бездну ту спуститься?
Кто дерзнет правдой-маткой озариться?
Лишь сердце, чистым пламенем горя,
Познает тайны мира и царя.

Но даже мудрецу седому
Не исчерпать её мечом, ни словом —
Она, как вечность, глубока,
Как небо — вольна и высока.

Прощай, любовь — исчезла, как туман,
Умчалась с ветром в дальние края.
Но не скорблю — мне кажется обман
Вся эта грусть, что гложет, не тая.

Пусть сердце ныло — время лечит раны,
И вновь душа раскроется, как цвет.
Не страшен путь ни сумрачный, ни странный —
Ведь жизнь подарит и новые сюжеты.

Я гордый дух, я ветру вопреки,
Смотрю вперёд, не озираясь вспять.
Пусть даль зовёт, как солнечные блики,
И не страшит безлюдная печаль.

В моих стихах — и сила, и отрада,
В глазах — огонь, в груди — простор и свет.
Прощай, любовь, была ты мне наградой,
Но новый день дороже прежних лет.

Мозг как проститука
Идёт на шпильках на пилон
Ей нужна лишь та минутка
Возвышавшая поклон

"Твоё тело- твоё дело"-
Убейся рылом об крыльцо
Пробей ещё 3 дна всецело
И позорься под винцо

"Прощай мой разум! Я пошёл!"-
Стих не слажен и не прост:
Пишу о всяком наболевшем и былом.
А мозг как проститука
Идёт на шпильках
На поклон...

Где то в ночи раздавались гудки,
Ящик виски стоял у реки,
В тёмном небе мерцали огни
И они когда то были близки

"Там упала звезда, посмотри!"-
Он гордо кричал от любви.
А ей было больно от лжи-
"Отойди от меня и замри"

Их боль забрала вода
И когда-нибудь...
Когда пройдут месяца и года
Она скажет ему-
"Хватит тонуть,
И меня за собою тянуть!"

Где то в ночи раздавались гудки,
Он один стоял у реки,
В тёмном небе тускнели огни,
И они друг от друга вдали

"Там пропала звезда, погляди..."-
Он тихо шептал от тоски.
А она страдала где то вдали-
"Отойди от меня и умри"

Его боль разделяла вода
И когда нибудь... Никогда!
Он её не вернёт,
Он крикнет воде-
"Утяни! Утопи меня в синеве!
Пускай тоска утонет в реке!"

Где то в ночи, у реки
Больше не раздавались гудки.
В тёмном небе потухли огни.
И они друг от друга ушли...

Храм золотой, но лживый лик —
Священник в ризе, как старик,
Гласит о благе, о любви,
А сам кинжал точит в крови.

Везде обман, везде туман,
И правды нет средь горьких ран.
Лишь древние, забыты боги
Шепчут нам сквозь вечные пороги.

Они не лгут, они горят —
Как звезда в ночи, как закат.
Но люди в тьме бредут слепо,
Кланяясь лжи, теряя небо.

О, если б вняли вы, друзья,
Голосу древнего огня!
Но мир ведь глух, и вновь во мгле
Ложь торжествует на земле.

Опять мне девушка на вздох  
Смеётся звонко, как бокал.  
И вновь я, будто сокол 
Гляжу на небо, лишь на небо.  

А сердце — пьяница во мгле,  
Тоскует в дымной кабацкой шири.  
Все любят, да не обо мне,  
Лишь ворон каркает на крыше.  

Везёт кому-то — пес да конь,  
У тех же счастье в доме мчится.  
А мне — лишь ветер в лоб со звоном,  
Да лунный свет, что в луже длится.  

Но пусть я хмелем обовьюсь,  
Забудусь песней неразумной...  
Лишь бы не плакать на всю Русь,  
Что вновь люблю — и вновь ненужный.

Ты в дымке утра — тень знакомая,
Сквозь сердце — свет, как в старом сне.
И имя мне твоё — не имя,
А шёпот листьев в вышине.

Не звал я, — сама ко мне явилась,
Как ветер с поля, с той реки.
Ты в сердце с каждой песней слилась
Без слов, без встречи, без тоски.

Но знаю — в каждом вздохе лета,
В туманах, в золоте листвы
Ты бродишь, тихою приметой,
Как отголосок умершей любви.

Зачем искать, отгадывать, страдать
Когда ты всюду — свет и тень?
Мне только б в далях угасающих
Твой образ в мёртвом сердце поберечь.

Он низверг Творца в пучину мглы,
Разрушил трон Его златой.
Но в сердце — мрак, и нет былой хвалы,
И без Него — весь мир как пепел глух

Бессмертный дух, но мертв внутри,
Как царь пустой, забытый трон.
Ему ли править в тьме земли?
Он свергнул Бога — пал и он.

Была ль победа? Только сон.
Вся сила — тень, весь гнев — слова.
Раз бунт свершился — кто Он?
Лишь вечный стыд, лишённый славы зла.

Владей, губи, гордись — напрасно,
Без Него тебе не тесен ад.
Ты вечно будешь жить ужасно,
И вечно будешь — только бес.