Не та планета

Висит, качается петля,
Ворота лучшей, вечной жизни.
Чтоб с силою обнять меня,
На ней лишь только я повисну.
Её желание — любовь,
Что с тела выжимает душу.
От ласк её остынет кровь,
Её объятий не разрушу.
Последней лаской одарит,
Со стратью обовьет мне шею.
К себе настойчиво манит,
Сопротивляться ей не смею.
Не в силах противостоять,
Наивысшей ласке и влечению.
Не повторится мой восторг опять,
Отдамся вечному забвению.
Конец пути определен,
Стою у края вечного блаженства.
Туманный дух на пике, окрылён,
И вот оно — в моменте совершенство!..
Шагнул вперед — как бездну, что в конце пути,
Как в пустоту, в конце тон...

Солдат я мира, я вояка,
Запёрся сам, невесть куда.
Душа моя, как та клоака,
Ни угрызений, ни стыда.

Приказам должен подчиняться.
Все, как прикажут — исполнять.
Обязан смелым всем казаться,
Про страх и виду не подать.

Теперь я должен отдуваться
За президента своего.
Терпеть лишения, бояться,
Не понимая ничего...

Одним вопросом задаваюсь:
Зачем мне эти па-де-де?
В чужих краях, от пуль скрываясь,
Лежа в грязи, чёрт знает где.

Обидно просто так вот сгинуть,
Жизнь без того так нелегка,
За что так просто можно гибнуть,
Не за понюшку табака?

Погибнуть вовсе не хочу я,
В расцвете моих юных лет,
И что за это получу я
В подарок — макинтош в ответ.

Приходится сейчас тащить на брюхе
Хоть унитаз, стиралка тоже впрок.
Бухать и быть всегда в подмухе,
Тянуть пожитки в проклятый мирок...

Таких, как я, здесь в общем-то, немало,
Пришли сюда, наперекор нужде,
Уже нас тысячи бесследно здесь пропали,
В бессмысленной, губительной войне.

Хочу сказать своим я генералам:
—"Идите к чёрту со своей войной!"
Простому человеку хоть бы было право
Распоряжаться собственной судьбой.

Не надо мне стиралок, унитазов,
Трофейного не надо ничего,
Не надо мне блестящих, медных тазов,
Мне хочется лишь мира одного!

Мозг отключай, дави курок!
Это вообще, совсем не сложно.
Почувствуешь в плечо толчок
И все закончится, как должно.

Мишень подвижна, не беда,
На упреждение добавишь.
Ты связку с ней держи всегда,
Тогда её не потеряешь.

Дыхание поставь ровней.
Спокойно, не тряси прицела.
Поймал момент и сразу бей!
И пуля с свистом улетела.

Один хлопок и все, финал,
Ничто понять цель не успела.
Её последний вздох настал,
Закончи начатое смело.

"Контрольный" выстрел и конец,
Лежащего покорно тела.
Его кончины ты гонец,
Ты смерть! Будь профи свого дела.

Не примечательный прохожий.
Так, просто мрачный дед.
Не на кого и не похожий,
Не важно как-то и одет.

Испачканные грязью брюки,
И на бок сдвинутый берет.
Башмак, проевший всю подошву,
Как будто просящий обед.

Остановился у прилавка,
Стал медяки свои считать.
Была там небольшая давка,
Пришлось считать не раз опять.

— "Чё встал?" С охрипшим сзади басом
Пинком толкнул какой-то гад.
Полу плаща рванул он взмахом.
—"Чего тут источаешь смрад!?"

И пуговицы в миг слетели,
Оторванные от плаща.
И все опешили, узрели,
Плащ распахнулся затрещав.

От резкого рывка взлетая,
Взор зацепивший, как узда.
Предстала всем, грудь украшая,
Медаль Героя, да... "Звезда"!

В момент расправился дед резко,
Уже он вовсе и не дед!..
Упертый взгляд, смотрящий дерзко,
И кулак сжатый, как кастет.

—"Кто, откуда, как случилось,
как же так, не может быть?!"
Окруженье изумилось...
—"Зачем награды-то таить?"

Ничего им не ответил...
Взгляд печально опустил,
Запахнув полу небрежно,
Слезу с глаз смущенно скрыл.

Посутулился, скривился,
И опять, как старый дед.
Развернулся, удалился,
За живое был задет...

И никто не мог осмыслить,
Изумленно глядя вслед.
Что им только что открылось,
Кем был тот угрюмый дед?..

А давай улетим на планету,
Место нежных фантазий и грез,
Ярко чистого белого света,
Место белых каштанов и роз.

Полетели туда и увидишь,
Безмятежностью дышащий сад.
Там смеются и прыгают дети,
И всегда каждый каждому рад.

Полетели в ту даль и услышишь
Звуки райского пения птиц.
Где природно и с легкостью дышишь,
Не бывает там в чем-то границ.

Не бывает ни воин ни горя,
Ни болезней, ни криков, ни слез.
Там лишь есть для тебя только воля,
Не бывает ни страхов, угроз.

Там всегда только чистое небо,
И там стелется дымкой туман.
Во все лучшее верится слепо,
Где нет слова такого — обман.

Ты спросила меня: "Так зачем же
Нам отсюда с тобой улетать?
Здесь же тоже мы можем как прежде,
Жить прекрасно и мир созидать?"

И у нас же такая планета,
Только скверной заражена вся.
Загорожена дымом от света,
Сорняком проросла вся Земля.

Так давай же её мы очистим,
И начнем первым делом с себя.
И тогда чистым глазом увидим,
Как же будет она хороша...

В уютном, красном теремке
Жил гномик, в чёрном сюртучке.
Невзрачен был и лысоват.
Не вышел ростом, маловат.
Опухло все лицо его,
От ботокса иль там чего.
Моложе он хотел казаться,
При власти, чтобы удержаться.
В миру для всех держался скромно
И разговаривал он ровно.
Смиренно вел себя, учтиво,
Что всем казалось — эка диво!
В начале царствия его
Народ влюбился прям в него.
Безжалостным лишь к тем он был,
Кто без усердия любил.
А он любил лишь гребешки.
Не те, что носят петушки,
А те, что в море во глубоком,
Живут на камешке далёком.
Простому люду не понять,
Как можно их вот так умять.
Простой народ от гребешков
Не обонял и запахов.
Ещё любил девиц он страстно,
Младых и гибких, и напрасно,
Что в теремке жена жила.
В летах, что он, она была.
Недолго думая о том,
Что люди скажут там потом,
Жену он выселил с палат
И этому был очень рад.
Чтоб не вернулась впредь она,
Всем объявил, что влюблена
Она в кого-то и теперь,
Ей к терему закрыта дверь.
Так второпях, не от души,
Сослал её он в Камыши.
Из глаз долой, из сердца вон,
Свободен стал со всех сторон.
И с молодухою, девицей,
Он тайно зажил под столицей.
По слухам, детки рождены,
Моложе внуков от жены.
С годами дева раздобрела,
Вся округлилась, потолстела.
Но тем он был не удручен,
Её любовью увлечен.
Но сверх всего любил он власть,
Неизмерима в нем та страсть.
Её он с детства вожделел,
Мечтал и грезил, и хотел,
Чтоб высшей властью обладать,
Ничем тот голод не унять.
Лишь гулом орющей толпы,
Хоть возгласы ее тупы.
Но в восхвалениях услада
От власти, то ему награда.
А всяких там говорунов,
Клеймил нещадно на врунов
При помощи своих игрушек —
Безвольных, кукольных петрушек.
Того в темницу посадил,
Того без жалости убил.
Кто трезво мыслит — сразу в грязь,
С умом неистово борясь.
Тупою массой легче править,
А мыслящих труднее сплавить.
Кого, чтоб мором заморить,
Кого словами задурить.
Ведь власть на то же и дана,
И так навек утверждена.
Любил во власти высоту,
Охват, объёмность, полноту.
Чтоб голову могло вскружить
И во главе всех выше быть.
Амбициям тем, нет конца,
Присесть бы рядом близ творца!
Своего уж царства не хватало,
Влияния там было мало,
Хоть царство то — на полземли.
Нечистый дух ему вели,
Войну затеять брата с братом,
Подогревая всех диктатом
Своих холопов. И тогда,
Зажглась там кровная вражда,
Навеки вечные. И в том
Лишь виноват один тот гном.
Не раз он так практиковал,
Людей он кучи убивал.
Пороком алчности был грешен,
Но церковью он был утешен.
В делах своих был утвержден,
Поддержан, словом вдохновлен
От пропаганды той святой,
Из уст святейших головы,
Что призывала убивать,
Насиловать и истязать
Простого люда, что рубаху,
Последнюю отдаст монаху,
Или какому-то святоше,
Последние отдавши гроши,
За царство Божие. Не те,
Здесь окопались в бытие.
Святые чувства извратив
И многих так заполучив
В свои объятья лживых песен.
Для них, тот мир был тоже тесен.
Влиянье церкви расширять,
А убивать, так убивать.
Убийство ведь не грех, не сглаз,
Святое дело, и весь сказ.
Такую кашу заварили
Немало времени убили
На то, чтоб славный свой народ,
Бесславно пал в боях. И вот,
Такой сплеталась там интрига.
Казалось бы, с какого фига,
Ты лезешь к брату в огород,
Разинув настежь весь свой рот?
Но издревле все так сложилось,
Вокруг той темы все кружилось,
Что нападут на нас враги,
Держи под лавкой сапоги,
Чтоб сразу выступить туда,
Куда призвали господа.
И жизнь, коль надо — там сложить,
В копилку мира положить.
Такую в царстве истерию,
Всем накрутили. Эйфорию
Испытывали все тогда,
Когда вещала их труба.
С трибуны дули всем своим —
Не покорить нас тем другим,
Что за границей там живут,
Что спят и видят, как пойдут
Они на нас, как зашумят,
Затопают и закричат.
Как спалят нам они дома,
Какие там все без ума —
Клеветники, лжецы враги,
Инаковерцы, недруги.
Таких нам надо убивать,
И грабить все, и разрушать.
Чтоб не осталось ни горшка.
Но нападем из подтешка,
Чтоб неожиданно все было.
Чтоб те с постели,— мы им в рыло,
С ноги, ещё из кулака,
Чтоб не устала бить рука.
За пару дней все будет сшито
И вмиг захвачено, разбито.
И воевать, мол, не придется
И что стрелять не доведётся.
Сдадутся сразу и тогда,
Нам слава будет и хвала.
Так порешили и за дело.
Все завертелось, загремело.
Вторженье началось! Но тут,
Не тут-то было... Что за плут,
Тот незатейливый народец,
Что дал отпор, вот так знакомец!
Притормозил он супостата.
Не ждал такого результата,
Ни гном, ни вся его прислуга,
И ни гражданская подруга,
Ни дети их, ни пёс Барбос,
Что в доме их за год подрос.
Но всем и вся он все твердил,
Что все по плану. И стыдил
За недоверие к властям.
Должны все рады быть вестям,
Что он вещает повсеместно,
Хоть с правдой то есть несовместно.
Про то никто не говорит.
Кто скажет, тут и навредит
Тот сам себе, то помнит он
С незапамятных времён.
Война надолго затянулась.
Во многом всем им отрыгнулась
Вся их беспечность, горделивость,
Бесцеремонность, неучтивость
к другим народам. И потом,
Стал всем роптать тот мелкий гном
О том, что все так получилось,
Из-за того, что так случилось,
В связи с причиной нынче той,
что все погрязли с головой
в войне не с теми, что хотели.
А ожидали в две недели,
Или за месяц победить,
Чтоб и себе не навредить.
Но все не так там обернулось,
В жестокий бой все развернулось.
Потери в тысячи пошли...
Повоевали и ушли
Ни с чем, ни солоно хлебавши,
В боях кровавых побывавши.
А гномик хвостика прижал,
Засуетился, задрожал.
Ведь отвечать-то всё ж придется.
И он потом обзаведётся
Скорбящими за ним. А он
Быть одиноким обречён.
Навеки сгинуть без следа,
Такая в том его беда.
От дум таких его знобило,
От гребешков его мутило,
Теперь не ел, не пил он днями
И не спалось ему ночами.
Всё думал, как бы ту напасть
Чтоб избежать и не пропасть.
К коллегам прочим обращался,
Но без совета и остался,
Как можно с этим поступить,
Кого бы можно подкупить,
А между тем петля сжималась,
Уж в шею с силою впивалась.
Нашел лишь выход он один,
Фальшивый мира властелин.
С утра проснулся, рано встал,
Уже что сделает он знал,
Не попрощавшийся ни с кем,
Он всех покинул насовсем.
Для труса славный был то ход,
Яд положил себе он в рот.
Захаркал, пеной зарыгал,
Заёрзал, всхлипнул, застонал,
И вдруг затих он навсегда,
Прошли правления года.
Прошла эпоха диктатуры,
Коррупционной конъюнктуры.
Вздохнул народ на полну грудь.
Соседу скажет: «Позабудь,
Все наши нам к тебе нападки,
Несправедливость — так нам гадки.
Не будем больше воевать.
Прибудь Господня благодать.
На наши головы спустись,
Уразуми, чтоб всем спастись
От нашей глупости нам всем.
Не помешает нам ничем
Желание друг с другом жить
И веселиться и любить,
И обниматься, целоваться,
Чтоб дружбе той не оборваться.
А гномов жадных никогда,
Мы не допустим в господа!>>

Неизвестно кто не прав, в чем и чья вина.
Зачем это началось — грянула война.

Ушли в слепую неизвестность
Священный долг свой исполнять,
Чтоб кануть в страшную безвестность,
Число ушедших пополнять.
Их жены, матери в разлуке
Остались ждать их навсегда,
Бессильно опустивши руки,
Пришла в дом каждого беда.
И кто-то так и не дождется
Родных объятий никогда,
Любимый так и не вернется,
Пребудет скорбей череда.
Омоют горькими слезами
Кресты исчезнувших бойцов,
Шепча безмолвными губами
Проклятья старых дев и вдов...
В надежде руки простирая
К безмолвным, черным небесам.
В отчаяньи крича, рыдая
За всеми, кто остался там.
Их души вечно будут с ними,
Незримо их оберегать.
Навеки будут их родными,
На страже мира пребывать.

Многострадальческий народ,
Как много раз ты был обманут.
В период смуты, и невзгод,
В войну кровавую был втянут.
Земля твоя уже сдана
Вся супостату, без остатка.
Ее судьба предрешена,
Рукою нового порядка.
Тебя лишь лозунгами всласть,
Вскормили чуждые герои.
Теперь другая с нами власть,
Сейчас в почете их устои.
Их правила должны мы чтить,
Для нас написаны законы.
Чтоб интересы их блюдить,
Молиться в страхе на иконы.
Перевернулось все верх дном:
Порядки, правила и вера...
Но будь уверен ты в одном:
Все эти лозунги - химера!
Не жил свободно человек,
Не при одном устройстве власти.
Порабощен он ей навек
И должен сгинуть в ее пасти.
Лишь в принуждении удел
Любого правила, закона.
Для нас очерченный предел,
Не вырваться нам из загона.
Оковы мы должны терпеть,
Сносить все тягости послушно.
Пожить на воле бы успеть,
Друг с другом в радости и дружно.
Без войн, без распрей и вражды.
Пожить, чтоб мирно и свободно,
Не зная бремени нужды.
Чтоб чувствовать себя достойно.

Есть совершенство бытия -
В красотах божьего творенья.
Созданье света и огня
В чертогах вечного забвенья.
Миг появления миров,
Возможно ль мысленно представить.
Рожденье времени ветров,
Как подчиниться их заставить.
Где есть начало всех начал,
Границы бесконечной дали.
Как разуму найти причал,
Где мысли в сумраке блуждали.
Возможно ль разумом понять
Глубины бездны мирозданья,
Как бесконечность всю объять
В пределе миропониманья.
Узрить величие небес,
В крупицах миросозерцанья,
Раздвинуть стороны завес
К дорогам самоосознанья.
Постигнуть истину дано,
Твореньям высшего порядка,
А нам лишь жить предрешено,
В хаосе мыслей беспорядка.

Ой ты Русь моя родная,
Златоглавая Москва!
Нет границ родного края,
Нет предела торжества!

Мать союзных всех народов,
Дом разрозненных племен,
Колыбель святых приходов,
С незапамятных времен.

Нет страны России краше,
Разноликие места,
Дух России - это наше!
Это с нами навсегда!

Не объять размах России,
Никому не обуздать!
От могущества стихии
Никому не устоять!

Слався Русь моя родная!
Нерушимый наш оплот.
Все величие, без края,
В сыновьях твоих широт.

Антихристы сегодня правят балом!
Незримо заползли они на пьедестал.
Волною режут землю золотым оралом,
Телами сеют ниву, черный час настал.

Кровавыми слезами поле поливают
Тех вдовы, что безвременно ушли.
С проклятиями в сердце презирают
Антихристов, что править здесь пришли.

Без жалости, страданий и упреков,
Антихристы свой страшный правят пир.
Без сожаления, в обличии пророков,
Сожгли до тла когда то светлый мир.

Внушая каждому, что лечь в сырую землю
То честью есть для каждого из нас.
Я их шипенью лживому не внемлю,
Не пробил мой смертельный, крайний час.