Я вижу своё будущее в этом,
Распахнутом, как грудь моя, окне
Наверх вспорхну изящным пируэтом,
Теряясь в безразличной тишине.

И вверх, за мной, земля протянет руки
Могильными камням без имён.
Полынь наполнив горечью разлуки,
Я в чёрном небе буду погребён.

Среди светил, неведомо далёких,
Найду приют, холодный и пустой.
За вечностью укрыв от слов жестоких
Огонь души, хоть слабый, но живой.

Ронсар, мой друг, согбенный паж Амура,
Воспевший многих женщин столь легко,
Как ты, любви впитавший молоко,
На жизнь смотрел столь холодно и хмуро?

Как чувств полна твоя миниатюра
К Мари, Кассандре... Только отчего
Не колыхнулось в сердце ничего,
Когда любви крутилась авантюра?

Описывал достоинства ты многих,
Но в строках тех - лишь кривда слов убогих,
И похотью твои стихи полны.

Я братом звал, теперь зову лишь трусом,
Что в полотне завитых слов искусном,
Тонул ладьёй в тени морской волны.

Беспечный день погасит луч заката,
Глухая ночь меня сведёт с тобой.
Привет, родная. Здравствуй, моя Ната.
Как день прошёл? На радости скупой,

Ряды пополнил дней осточертевших.
Я рад тебе, и боли этой рад.
Среди сердец пустых, осиротевших,
Моё лишь ранит твой холодный взгляд.

Лишь он прикажет, биться иль не биться...
С тобой играли в лис, ты помнишь ведь?
Когда меня покинула лисица,
Я одиночкой стал тогда, и впредь

Мне не найти у прочих глаз приюта.
Любви былой лишь тень у них в глазах.
С тобой и день проходит, как минута,
В другими - миг теряется в часах.

Сквозь ад пройду - на жизнь и не похоже.
Я сделал всё, что было по плечу.
Но вспомню взгляд... И на последнем ложе,
Последним вздохом имя прошепчу.

Слепых сердец разносятся молитвы.
В тумане грёз, под колдовской луной,
Торчат мечи в телах на поле битвы,
Вздымаясь вверх, стоя крестов стеной.

Опять один на этом старом поле...
Туман тревожен, ловит хладный взгляд
Движения в могильном частоколе:
Нет, не один. Молчание хранят

Немые тени, шедшие по падшим.
Последних мрак с собою заберёт.
Ну что ж! Контракт со смертью подписавшим
Не страшен бой - и я пошёл вперёд.

Рассвет маньяком подступает сзади,
А небеса становятся светлей.
Я узнаю в фигур знакомой стати
Своих знакомых, близких и друзей.

Одна тревожно слушает дыханье,
Другой - кольцо Анубиса несёт.
Фигур всё больше. Все хранят молчанье.
Я слышу голос: вновь Она зовёт.

Друзья идут, встречая луч рассвета,
А я... Не в силах видеть белый свет.
Не вышел срок у моего обета,
Иду во мрак - туда, где солнца нет.

Хочу, но не умею по-иному...
Уйду во тьму, где света не узреть.
Я мотылёк, привязанный к былому:
Стремлюсь на свет, но не могу лететь.

Чужие письма, номера, заметки
Когда-то были важными. Теперь,
Когда ты заперт сам в себе, как в клетке,
Ты выбросишь их в мусор без потерь.

Искал друзей - нашёл сердечный холод,
Без тёплых слов и пламени в глазах.
Для старика ты всё же слишком молод -
Откуда столько горечи в слезах?

И с каждым шагом ноша тяжелеет,
Я рядом здесь - такой же, как и ты.
Мы не герои: каждый цепенеет,
Пред вечностью холодной пустоты.

Среди кошмаров друг познает друга,
Идя сквозь боль, отчаянье и страх
И каждый получает по заслугам:
Любовь и славу, ненависть и прах.

Чужие письма, номера, заметки,
Разбередят забытые мечты.
Пишу в блокноте: "Больше я не в клетке".
Передаю перо. Что пишешь ты?

Новый день. Спокойно сердце бьётся.
Гладь души не потревожит эхо.
Временем былое не сотрётся -
Я оставлю памяти смесь смеха,

Плача, стонов, криков и признаний.
Всё - фальшивка, и копья не стоит.
Время карт и призрачных гаданий...
Всё пройдёт. Могила успокоит.

Неподвижность, тишина, прохлада...
Тот покой, что грезится во снах.
Ни к чему не привела бравада -
Только к смерти в дёрганных мечтах.

Ножом моей любви меня вспороли.
Всё то, что знал - рассыпалось во прах.
Я падаю в пучину тьмы и боли.
Вот только мне не страшно - сгинул страх.

Себя ломал, ломал святых и грешных,
Прошёл сквозь ад - но толку в этом ноль.
Стою в крови, среди рядов потешных,
Награда - смех. Смеются надо мной.

Ослеп от тьмы - но вижу лучше зрячих:
Всё благородство, верность, такт и честь
Лишь пыль. Ничто - как лай собак бродячих.
Он мне за жизнь успел поднадоесть.

Последний Суд всё близится к началу.
Мне он не страшен - я его прошёл.
Мой труп полезен будет лишь шакалу,
Мои стихи - всем тем, кто их прочёл.

Опять ушла. Дурак - одно лишь слово.
Взрастив надежду - вырастил врага.
Надеялся опять пустоголово,
Что грязь осталась позади. Ага.

Ты отойди - и в стену, да с разбегу!
Надейся, что ты крепче, чем стена.
Отдай себя другому человеку -
Надейся, что не предаёт Она.

А я в бюро несчастных происшествий
Звонил, трясясь осиной на ветру!
Любительница левых путешествий
Опять ушла! Покрепче дверь запру.

Чёрт, сколько боли я пронёс сквозь годы...
Ломал себя, стараясь лучше быть.
Моя тюрьма - тюрьма моей свободы,
Страшнее нет проклятья, чем любить.

Опять удар. Теперь - в сырую землю,
Напившуюся талою водой.
Я в жизни Рай, конечно, не приемлю -
Но на краю могилы я другой.

Земли тяжёлой комья прилипают
К холодному стальному полотну.
Как в первый раз могилу я копаю -
То горьким взором небо полосну,

То гляну вниз, то обстучу лопату...
Земля чернеет, и белеет снег.
По Господу дарованному блату
Она ушла, оставив нас навек.

Без перерывов, словно бы обязан
Последней честью выкопать на раз
Её могилу - я теперь привязан
К моей подруге в этот скорбный час.

Её я встретил - я и хороню,
В последний путь душа её уходит.
У края я молчание храню.
Одна минута - целой жизни стоит.

Я чувствую, как он внутри меня
Исхода ищет, и скребёт гранит.
Я вижу пасть. Уже к исходу дня
Он выйдет прочь. Никто не защитит

Меня от монстра, рвущего мне душу.
Он ищет повод, тени слабый знак.
А я надеюсь, то что я не струшу,
И сохраню внутри холодный мрак.

Заныло сердце. Силы утекают
Песком времён сквозь пальцев решето.
Они вокруг. Они не понимают,
Что демон - рядом. И теперь ничто

Не сдержит Зверя. И ничто не важно.
Ищу пощады - нахожу оскал.
Увы! О том, как смерть встречать отважно,
Я книжек слишком мало прочитал.

Но я не сдамся. Только не без боя!
Я загнан в угол - вынужден кусать.
Останется один - сейчас нас двое:
Он - жаждал мести, я - умел прощать

Плитой могильной сложена бумага,
Огонь души погашен ложью слов:
Какой наивной быть должна отвага,
Что вложит в губы фразу "Я готов"?

Иной души неведомы порывы,
И не подвластны логике порой.
А речи сладки так же, как фальшивы:
Он врёт себе - и снова рвётся в бой

От раза к разу будет бой проигран,
Деяния - тлетворны и пусты:
Он собственной иллюзией разыгран,
И брошен на обочине мечты.

Открыта дверь. Стоит свечной огарок
На скатерти. Сквозняк кругом гуляет.
Огонь последний я принёс в подарок -
И зимний норов стужей пробирает

Открыта дверь, закрыть бы - да а толку?
Не холодом - так голодом возьмёт.
Поставлены клыки давно на полку,
Лишь взгляд уставший мимо проскользнёт.

И далее - по книгам и альбомам,
На шахматах на миг убавит бег -
И те, кто место называет домом,
Поймут, что здесь сидит за человек

Полынью на душе горчит досада:
"Воротится добро? Держи карман!
Нужда и страх теперь твоя награда.
Поверил в сказки? Поделом, болван"

Заплакать бы - да силы нет на это.
Чу - шорох у порога оживил!
Зажёгся взгляд! С косого табурета
Метнулся человек, что было сил.

Одним прыжком - сквозь комнату и сени.
Мелькнуло в голове: "Жаль, лампы нет".
В дверях - стоит, отбрасывая тени,
Один, как перст, застывший силуэт....

Она меня найдёт и среди скал,
И в океане, и в глухой степи.
Она меня найдёт! Ведь я искал
И сидя в клетке, с шеей на цепи,

И на свободе, ветром завиваясь,
И в океане - поступью волны.
Она найдёт! И с сердцем замедляясь,
Глаза застынут, чувствами полны.

И принесёт, как дар, два старых кубка
Из серебра - тяжёлых и больших.
В одном - вся горечь, с малого проступка,
И до ошибок самых роковых.

В другом - вся радость, с небольшой улыбки,
И - до краёв. Мне выпить их до дна.
И разные, на первый взгляд, напитки -
Но на двоих у них лишь суть одна.

Тебе отдам второй широким жестом
Сверкну улыбкой - и приму своё.
Глаза от слёз пусть не находят места -
Уж лучше так, чем вечное враньё.

Расправим крылья. Ворон и голубка
Взлетят наверх, оставив прах земной.
Останутся лежать два старых кубка:
Заполненный до края и пустой.

На улицах давно не видно света.
Вокруг темно, и окнами глазниц
Его дома осмотрят. Песня спета -
И чёрный лебедь камнем рухнул вниз.

В той песне - 8 лет его полёта,
В которых 6 последних - сущий ад.
Ему всю грязь и ложь забыть охота...
Забыть всё это каждый был бы рад.

Измена за изменой... Он любил,
Держась за тень любви что было мочи,
Она - лгала, что он её избил,
Что он вина поболе жизни хочет.

Как много слов - но как в них мало смысла.
Он свет искал во мгле, где света нет,
Когда на нити жизнь его повисла -
Она её оборвала в ответ.

Доверие и воля, честь, смекалка,
Любовь и верность - старые слова,
И старая, как фальшион, закалка
Отныне не в чести. Теперь молва

Разносит бред об избранности наций,
Об экстрасенсах, плоскости Земли...
И в череде кровавых провокаций
Мы потеряли, только не нашли.

Но старый воин знает цену лиха.
Иллюзию утратив о любви,
Он точит меч. Вокруг пока что тихо.
Но где-то там мечи уже в крови.

Скажи мне, друг, когда тоска приходит?
Когда с другим любимый человек.
Когда зарплата долго не приходит,
Когда уходит близкий твой навек.

Когда огнём поля пшеницы жнут,
Когда на тротуаре мёртвый грач.
Когда тебя, увы, нигде не ждут,
Когда хранит молчание твой врач.

Когда живёшь, но это неуместно.
Когда на сердце ледяной покров.
Когда в глазах - чернеющая бездна,
Когда темница - твой единый кров.

Тогда твой путь - лишь бездна без исхода.
В ней нет путей, развилок и дорог.
В ней - только ты: обратно поворота
Отныне нет, ведь все мосты ты сжёг.

И если пламя в сердце не зайдётся -
Пропасть тебе в пучине темноты,
Но если ты решишься побороться -
Прими совет: во тьме есть только ты.

И если Бездну отпугнёшь оскалом,
Зажжёшь костры, и песни будешь петь
То тьма сгустится, обступив шакалом,
Но всё твоё, что сможешь обогреть.

Возьми измором мрак непроходимый,
Означив место огненным кольцом:
Живи за тех, кого зовёшь любимым,
И против тех, кого зовёшь врагом.

Где есть конец - там новое начало.
И лишь души безвременную ночь
Рассвету не по силам превозмочь,
И тонет плот у самого причала.

Мне жизнь - лишь тень незапертого гроба.
Внутри - два волка с разным цветом шкур.
Кого кормить подскажет Эпикур:
От голода они погибли оба.

Пока я жив я смерти не познаю,
Умру - не в силах буду познавать.
Кровать, работа, дом, опять кровать...
Я просто жизнь бесцельно прожигаю.

Отторжен лепрозорий мой от мира:
А лепра - лишь ещё один ярлык.
Мне привыкать не нужно - я привык.
К растрёпанному шёпоту зефира.

Не изгнан я, не признан и не заперт -
Мой остракизм почти что доброволен:
Не понят я и крайне недоволен,
Что вместо воли выбирают паперть.

Я чувствовал: не всё я изложил.
Не вымощу я серебром дорогу.
Ни к Сатане и ни к немому Богу
Пройти водой, не выбившись из сил,

Велело мне гнетущее Ничто,
Живущее теперь в моей темнице.
И я решил идти на навстречь зарнице,
Войдя в осеребренное плато.

Мой лепрозорий где-то позади,
Горит огнями тухнущих желаний.
Как тяжелы минуты расставаний -
Так радостна и встреча впереди

И облака хребтами грозовыми,
И молнии, и гром взывают бурю.
Гадание я оставлял авгуру...
Раскатами зловеще-громовыми

Мне выстилал по древнему закону
Дорогу повелитель волн морских.
Не занимать мне качеств волевых:
Я властностью соперник Посейдону.

Пусть кручи вод мне заслоняют небо -
Зефир толкнёт, и я взойду на холм.
Иду водой, устлавши серебром,
Как посуху - пусть буря и свирепа.

Взошёл на вал. Клянусь, я вижу пламя,
Что теплится в уставшем ночнике.
В глазу у бури - вижу вдалеке.
Из серебра и ртути амальгама

Секунд шагами приближала к цели.
Что ищет путник столь вдали от дома?
Быть может, у худого астронома
Перед глазами гвозди звёзд темнели?

За шагом шаг твердеет рябь морская.
Но на плоту натянут тетиву...
"Не уступил морскому божеству -
Тебе не уступаю, тварь земная".

Агонией застывшие деревья
В ночном лесу, где спит туман седой,
Напомнили мне мрачные поверья
Про старый лес, где вечный ждёт покой.

Где нет зверей, и птиц, и штиль извечный.
Здесь тишину не свергнуть никогда.
Здесь люди завершают путь конечный,
Что нам бессрочным кажется всегда.

Всё здесь родное. Это всё моё.
Здесь время с черепов стирает лица.
Здесь истлевает старое враньё,
И вспышкой взгляд не отвлечёт зарница.

Мой тайный сад. Вы судьи себе сами!
Мы все бываем глупыми подчас.
Меня когда-то жизнь держала с вами,
Теперь верёвка держит только вас.

Лес ждёт гостей - вовеки не уймётся.
Ведёт дорога дальше на беду.
А в день, когда дорога оборвётся -
Я сам вернусь. И больше не уйду.

Застынь, недвижим, чёрный небосклон -
Оставь земле надежду лишь о свете.
Надежду быть услышанным в поэте
Возьми в пример - вернее будет он.

Прости меня, но такова природа:
Сердца глупцов не тронет высота
Небес извечных - только красота
Замученных заката и восхода.

Рассвет наступит, день пройдёт небрежно,
Закат уйдёт за горизонт неспешно -
И люди Солнца ожидают снова.

Не каждый мрак в свою натуру примет -
Но только тот, кто к небу взор поднимет,
Познает час спокойствия немого.

Здесь грёзы в явь когда-то приходили,
И умирали после многих лет.
Мы здесь вперёд волной воздушной плыли,
Теперь - я жду один всего билет.

Его цена - обол чуть меньше грамма
Молчания, но я сторонник слов.
Излишне затянулась наша драма,
Предательства и праведных трудов.

Из клетки птица выпорхнула всё же,
Но лишь затем, чтоб посреди миров
Бездумно пасть. Тебе всегда дороже
Была свобода выбора оков.

В груди тоска потраченных усилий,
Бессмысленной, но яростной войны,
Горячих слов и бессловесных лилий,
Огня и ветра, Моря и Луны.

Предали все. Семья - не исключенье,
И смерть пять раз ходила стороной.
Когда-то в ней алкал найти спасенье,
Но в серебре теперь обрёл покой.

Могу и ошибаться в рассужденьях,
Но кажется, что Муза мне верна.
Я верен ей, и только Сатана
Запутывать пытается в сомненьях.

Да, я не холост - я заряжен болью.
Она и Муза сплетены в одну
Химеру сотни саженей в длину,
Разбуженную сумрачной юдолью.

Хорошее не называют браком -
Я не женат, но крепче наш союз
Семейных, братских, даже кровных уз.
Мы с нею вместе, словно твердь и небо,

Соорудили мир себе на радость.
Не канет в лету, словно миллиард
Миров иных, уложенных из карт -
Одна его лишь ожидает слабость.

И ждёт она нас всех, кого-то - раньше
Срока, что придумал человек,
А кто-то проживёт и целый век -
И целый век её бояться может.

Так пусть стоит, покуда жить я буду,
Храм Боли, Мрака, Пламени, Любви -
Да впрочем, как его не назови,
Не навредишь святому абсолюту.

Завыла сирена, попрятались птицы,
Программы прервались, а свет заморгал.
Немые вопросы застыли на лицах.
"Тревога! Воздушная!" - кто-то кричал.

Проблемы исчезли. Конец наступает.
Кто-то в убежище, кто - за вином.
Секунды летят, их никто не спасает.
Минута - и паника прям за окном.

Связь обрывается, пробки мгновенно
Парализуют весь город большой.
Парализует сознание сирена,
А я лишь жалею, что я не с тобой.

Слышатся выстрелы, небо пронзают
Следы уже наших, ответных ракет.
Поток человеческий только не знает,
Что больше не важен чей-либо ответ.

Не вижу я смысла в спасении шатком.
Агония мне под землёй не нужна.
Я набираю твой номер, остатков
На счёте хватает. Лишь ты мне нужна.

"Алло. Ты в убежище? Искренне рад.
А я... Попытаюсь лишь не опоздать
На цивилизации нашей закат,
Мне жаль, что сейчас мне тебя не обнять.

С другой стороны - своя шкура важнее,
Поэтому мы на концах проводов.
Беги и спасайся. А я поскорее
Избавлюсь от бренных телесных оков.

Спасибо, не стоит. Уже не успею.
Свою безответную похороню
Любовь в этом пепле. Больше не смею
Тебя отвлекать. Обнимаю. Люблю".

Достану бокал - не грозит мне похмелье.
Налью припасённый, старинный коньяк.
Слегка пригубил. Да начнётся веселье!
Смотрите, как много в округе зевак!

Послышался гул. Небо сразу смутилось
Под пристальным взглядом огромной толпы.
И белыми стрелами быстро покрылось,
Не слыша единой, как море, мольбы.

До взрыва - молчание. Звуки стихают.
Стрелы разносят в осколки мир наш.
Под окнами люди уже понимают,
Что это играет их траурный марш.

Я выпью коньяк и балкон приоткрою.
Взгляну на толпу, помашу ей рукой.
Вдохну глубоко. Попрощаюсь с тобою.
Грохот. Огонь. И - беспечный покой.

Опять - стихи. Опять - с листом болтая,
Я мысли ставлю в ровные строи.
Не для себя - а для тебя, родная,
Уродливая Правда. Утаи

Всё лишнее от внутреннего взгляда.
Позволь увидеть, слёзы глаз утри.
Излишне долго я бежал из Ада,
Не понимая то, что Ад - внутри.

Я никогда не был сияньем света,
Хотя признать мне это нелегко.
Влезая в души в поисках ответа
Я забирался слишком далеко.

Быть может, и огонь бывает чёрным?
Откуда знать - я чувствую, что да.
Из клетки выйду, снова став свободным.
А может - мёртвым. Тоже не беда.

Я сам себя рождаю, как и прежде,
Из пепла собирая вновь и вновь.
И тонущей в кромешной тьме Надежде
Руки не протяну. Моя Любовь

Потонет с ней, как утонула Вера.
Перекрестив свой омут, подниму
С земли блокнот. Пусть разума химера
Гуляет вдоволь снова по нему.

Где умы и чаянья великих,
Где надежды в светлую мечту?
Я - среди обломков одноликих,
Чувствами питаю пустоту.

Нет давно блистательных талантов,
На своих плечах державших мир.
Будущего нет. Мечты титанов
Их потомкам... Нет, не ориентир.

Может быть, среди обломков этих
Я найду и тех, кто уцелел.
Кто подбором верных слов и метких
Выше смог поднять бы наш предел.

Но пока искать нет сил, едва ли
Даже мой услышат жалкий стон.
Только те, кто нашу честь попрали,
Под себя меняют наш закон.

Я - в обломках чаяний великих,
Где лежат забытые мечты.
Я - один из тех, кто сохранит их.
А теперь - вопрос к тебе: кто ты?

Неон и мусор, смокинги и похоть,
Дым судеб в небе вместо облаков.
Мне крики ненаписанных стихов
Сменили тяжелеющие вздохи.

И не взлететь, как птица, в это небо -
Свинцовый купол накрывает мир.
Распят не вами избранный кумир,
А вы кричите - "Больше зрелищ! Хлеба!".

Не будет больше зрелищ, господа.
Он умер. Нет пути за этой гранью,
И тело накрывают белой тканью.

Но крест Голгофы вовсе не беда -
Прославьте же кончину, лицемеры,
И крест наденьте, словно символ веры.

Теперь, когда один завяз в пучине
Из тысяч нитей, сотканных не мной,
Понять возможно: корень зла в причине,
А не в попытках выстоять стеной.

Не зная слёз - нам не понять рыданий,
Бессильны розы, павшие во снег.
Во встрече нашей - тысяча прощаний,
И горьких мыслей бесконечный бег.

И миража коснуться не под силам -
От чёрных душ иллюзии сгорят.
Увы, но быть не рядом двум могилам -
Земля и холод нас не сохранят.

И Солнца свет отгонит нас, несмелых,
Когда мы захотим ещё мечтать.
Порок и грязь от страсти неумелой
Родными нам не позволяли стать.

Лаская ядом души и глаза,
В могиле, в пепле с горечью полыни,
Направив взгляд в пустые небеса
Лежат скелеты бога и богини.

... И массой шевелящихся клопов
Вставали по сигналу на работы.
И каждый трус за мелочь был готов
Продать и дом, и мать за хлеб и квоты.

И офицер, перчатки взяв и плеть,
Всё выбить дух из слабых порывался,
И далеко не каждый, видя смерть,
С одра на ноги снова поднимался.

Порой и совесть, гнойником садня,
Рвалась на свет, как наши рвались души.
Расставленная трусу западня
Навек закрыла рот, глаза и уши.

Порой и пуля благостью казалась -
Так проще, чем сгореть до тла печи.
Но слух донёс нам стук - не показалось! -
Доставив вести в угольной ночи.

И вновь сигнал. Но ныне - не к работам.
То наш сигнал! Товарищи, вперёд!
Нам, не отпетым трижды, нет заботы
На водружённый сверху пулемёт.

- Артём, за ствол! Коси по вышке справа!
Кто с камнем, кто в надеждой в кулаках
Мы шли на пули - нас ждала не слава,
А вещь дороже - солнце в небесах.

Мы зверем лютым рвали гниль людскую,
Булыжник - наш товарищ с давних пор.
Звучит "УРА", удар и треск. Глухую
Мы пробивали стену - наш забор.

И на ежей ложились, понимая,
Чего на самом деле стоит смерть,
Телами ограждения ломая,
Товарищам не давши умереть.

Мы в лес рвались - и зайцами бежали,
Стервятников за нами тьма летит...

Советский офицер не трусит стали,
И Родину, пусть мёртвый, отстоит...

На небесах, как прежде, миллионы
Чужих признаний, пройденных путей,
Надежд, погибших в честности своей,
Алмазов нищих, сорванных с короны,

Разбережу покой своим капризом,
И к небу прикоснусь своей рукой,
Развод широкой, белой полосой
Навечно оставляя этим высям.

Глушу свои бесхитростные мысли -
Когда умру, и как узнать судьбу,
Покуда надо мною на беду
Громадой тёмной думы не нависли.

Я не пойду на небо за тобой -
Ведь смерть - всего лишь новое начало,
Лишь провожу, как будто от причала
Корабль души уходит в мир иной.

Мы встретимся, и это неизбежно.
Мы будем вместе - но не уводи
Меня с собой. В просторах пустоты
Людская жизнь излишне скоротечна.

Я наслажусь цветами, ветром воли,
Где буду жить, ведь жизнь - бесценный дар,
И даже самый смелый гонорар
Купить не сможет самой малой доли.

Ошибка - честь, любви без лжи и грязи
Найти не сможешь по дороге в ад.
К чертям прогулок нужный променад -
Беги среди разноголосой мрази.

Разбей мечту, сожги стихи и песни,
Порви все нити, воду отрави.
Живи сейчас! Страдай не от любви,
А от болезней, ломок, жалкой лести

Для самого себя! Зачем глубоких,
Туманных дум непонятый пиит?
Он только в чёрном сердце бередит
Страдания среди преград высоких.

Забудь, забей, запей и закуси,
Убив и в чувстве, и в уме потребность.
Оружие возьми и застрелись -
Пройти так будет проще путь сквозь вечность.

Сперва в крови утонет, словно в море,
А после выгорает до углей
Беспечное, к мольбам глухое горе -
Надгробие над памятью моей.

А после - вырезает вместо сердца
Отверстие для веры и надежд,
Рождённых обречёнными, без места
Летающая грифом средь невежд

Израненная, но ещё живая,
Да, изгнаная, но моя душа.
И я вернусь в свои руины Рая,
Спокойно, без истерик, неспеша

Переберу обломки так же нежно,
Как яростно когда-то разрушал,
Себе бросая под ноги небрежно
Всё то, во что я душу отдавал.

За разом раз, всегда со мной до гроба
Всегда внутри, со мной уйдут по мрак.
Один мой храм. Одна моя дорога.
Один мой смелый, неразумный шаг.

И после всех признаний, обещаний
Быть вместе навсегда - она ушла.
Привыкнуть мог бы к череде прощаний,
Но каждый раз - сгораю в них до тла.

У каждого из нас свои пороки,
И каждый лишь себя сочтёт судьёй.
Но рано или поздно выйдут сроки,
И с ними холод принесёт покой.

Один из тысяч выход свой находит.
Иллюзий разрушая лабиринт,
Он дом грехов в глухую заколотит,
И далеко оттуда убежит...

Но нет, не ты. Уверена в ошибках,
Из глины ком считая кирпичом,
Себя считая гениальной шибко,
Решила закопать в своём родном

Сердце и надежду, и прозренье,
Гордыней, как крестом, пометив вновь.
Когда-нибудь ты вспомнишь о прощеньи,
Но я не вспомню лишь одно.
Любовь.

Быть может, я просто пугающе честен,
И ты забоялась меня, как дитя?
Может быть, я слишком открыт и беспечен,
В закрытые двери пуская тебя?

Развею деяний чужих миражи,
Слова и мотивы других не скрывая,
Ты в ужасе ищешь спасенья во лжи,
Пытаясь закрыться осколками Рая.

Взгляни мне в глаза, посмотри в глаза Правды,
Перебори и сомненья, и страх.
Доверься, и пусть я увижу догадки
В чудесных твоих и открытых глазах.

Смогу подсказать, куда стоит направить
Твой взор, прояснившийся, честный, прямой.
Увидишь - друзья твои станут врагами,
Враги, устрашившись, вернутся домой.

Увидишь весь мир, словно он на ладони,
Пройдя через страх, не клоня головы.
Сумеешь увидеть сокрытое раньше,
Просвет разглядев в облаках грозовых

Постой, не спеши. Нам открыта дорога
Мы будем идти, от утра до утра.
Увидим, попозже, и Дьявола с Богом...
Ещё поболтаем... Теперь - мне пора.

Память, как яд, отравляет сознание,
Из тёмных, покрытых годами глубин,
На свет доставая воспоминания,
Сводя тебя с ними один на один.

Вот лес, забытый тобою подавно,
И сосны, бегущие в синюю даль.
Солнца лучи, старый дуб и поляна.
И белое платье на хрупких плечах.

Вам жарко и душно, но тайну прохлады
Находите вы друг у друга в устах,
И ты видишь моря спокойную гладь
В открытых её нежно-синих глазах.

Любовь к белым платьям, открытым и лёгким,
С трепетом в сердце хранишь по сей день
И тайну игривой, скользящей походки,
Не смог разгадать, хоть и было не лень.

Но годы идут, расставание вечно,
И вроде пора бы уже и забыть.
Но сердце открыто моё и беспечно,
Позволило только плохое забыть.

Тебе скажу "спасибо", заклеймённый
Любовью без ответа. Монолог.
Пусть счастья путь и умер, не рождённый,
Но я любовь узнать успел и смог.

Я искренне, родная, благодарен
За то, что ты мне подарить смогла.
И в каждом вздохе, сердца ли ударе,
Остатки слышу твоего тепла.

Одно письмо - соломинка в болоте
Бессмысленных и бесконечных дней,
Позволило почувствовать в полёте
Строфы и мысли ритм души твоей.

По мне не бьётся сердце, изнывая,
И память под кнутом меня сожгла.
А я, замёрзший, всё не понимаю -
Как безразличной стать ко мне смогла.

Мы отданы друг другу без остатка...
Я верил в это, зная, что всерьёз.
Не жил тогда спокойно и в достатке,
Не лил напрасно безутешных слёз.

Прокладывал тропу среди бетонных,
Стеклянных ли, сияющих домов.
Я мчал к мечте двух наших душ влюблённых,
И верил, что мы вынесем любовь.

Не вынесли. И это было грустно,
Но вот прошло полгода, и теперь
Мы знаем: навсегда осталось чувство
И знает, что открыта будет дверь.

Ты знаешь: я люблю все так же сильно
Все то, что как-то связано с тобой.
Мне очень больно, боль невыносима -
Но я иду за мёртвою мечтой.

Ответь на стук уставший у порога.
Впусти меня, озябшего, к себе.
Мне предстоит нелёгкая дорога
Наперекор противнице Судьбе.

Мы вместе сможем все, о чем мечтаем.
Ты тоже это помнишь. И пути
Сойдутся - это мы прекрасно знаем.
Поэтому, прошу тебя - впусти.

О, Ярослав, закабалённый лирой,
До сердца не дотронулось копьё
Стихов твоих. Страдание твоё
Не важно больше городу и миру....

Танцуя танго на краю обрыва,
Я в гордом одиночестве молчал.
И по стене отвесной свет лениво
Спускался вниз, теряясь среди скал.

Улыбка - только зеркало печали.
Смеется тот, кто больше горевал.
Давно когда-то мы ещё мечтали,
Пока нам крылья мир не оборвал.

Триумф мечты несбыточен, незыблем,
А я - танцую гордо на краю,
Где задаёт мне такт кричаньем сиплым
Стервятник, подражая соловью.

Я тоже подражатель - и играю
Себя тогда, когда ещё был жив,
Когда внутри эмоции вскипают...
Но скоро прекращается мотив.

Стервятник ждать устал, я - оступился.
Расслабившись, я падаю в рассвет -
Лишь визави со мною здесь простился,
Расправив крылья, ринувшись вослед...

Меня закопали под сводами правил,
Засыпав щебёнкой неласковых слов.
Тактичностью руки тактично связали,
Бестактно засыпав землёю покров.

Вежливо выбросив вещи из шкафа,
Ласково вслух поминали меня:
"Увы, нет бессмертных. И Господу слава:
Сейчас под землёй всё же он, а не я"

Отпраздновав, гости решили продолжить
И завтра день славный моих похорон.
И каждый чуть вовсе не вылез из кожи,
Поэту и гробу направив поклон.

Люди смеялись. Священник, напившись,
Решил на столе для меня отплясать.
И рясы в процессе стриптиза лишившись,
Не смог удержаться мне зад показать.

И гробовщики, удержаться не в силах,
Решили частушки исполнить дуэтом.
И, словно на сцене, на свежей могиле,
Поздравить с уходом такого поэта.

"Он был очень груб, очень эгоцентричен,
Заносчив, самовлюблён и жесток.
Консервативен, чванлив, истеричен,
Пусть же усвоит свой жизни урок!"

Кружки, бокалы пустели сейчас же,
Как только за труп поднимали вино.
Меня обвинили в убийстве и краже,
Всё скинув на труп, ведь ему всё равно

Глумиться накинулись к гробу со спешкой,
Но гроб опустел…. И улыбки сползли.
За спинами голос раздался с усмешкой:
«Ну что, господа? Всё ещё не нашли?...»

Стоит крестом над нами наша память,
Напоминая, что теперь мертвы.
Давно полны грехами наши рвы,
Куда старались их тихонько прятать.

Будешь предан - будешь предан, помни.
И теперь по нам отслужат службу
Хороня и неприязнь, и дружбу,
В перезвоне старой колокольни.

Никуда не деться от набата,
Что несёт разгром привычек наших.
Словно голосами сотен павших,
Полон крик кровавого заката.

Тени пауками разбежались,
Спрятавшись в углах воспоминаний,
Спрятавшись в разлуке всех прощаний,
И теперь громадою собрались.

Топором нависли надо мною,
Покарать готовы за проступки.
Не идут на малые на уступки,
Взять хотят расплату головою.

Сколько я сражаться с ними должен?
Видимо, до смерти. Значит, скоро
Смерти метку выдадут, как вору.
Капитан морей грехов низложен.

И вижу я, среди толпы и грязи,
Как Солнца луч - ко мне идёт Она.
Взгляд холоден, сама - как ночь темна,

Спасения, как сердца - нет у князя
Своих стихов и тысячи умов.
И я стою, как раньше - средь оков.

Она разит, а я - немею разом,
И мир вокруг уже совсем не мил.
Свой взгляд в её холодный устремил,
Доступный самым сумрачным приказам.

И скажет - "Встань". А я встаю со стула.
"Достань свой нож" - уже в моих руках.
"Ударь себя" - и рассыпаюсь в прах,
Она же только головой качнула.

Срывается эфир, зовут бригаду,
И я, в крови, смотрю в Её глаза.
В прощальном взоре - радости слеза:
"Мне большего на свете и не надо".

Доктрина Бога в ум ползёт упрямо:
По образу, подобию... Вот чёрт!
Мне слишком часто наносили раны,
И я давно устал вести им счёт.

Он всемогущий… Допустить такое?
Рак у детей, убийства и разбой,
Садисты тел куски бросают в море,
В конце концов, весь мир накрыт чумой.

Если Бог такому потакает,
Если мы по образу, как он –
То садист ваш Бог: он точно знает,
Что такое «норма» и «закон».

Этот мир – не лучшее творенье,
Я с натяжкой ставлю Богу «три»,
И навек забыл о нём ученье,
Так как мы всего лишь дикари.

А люди, воздающие мольбы
Садисту и моральному уроду
Отказались сами от борьбы,
Предавая душу и природу.

Только те, кто сами жизнь меняют –
боги, им Всевышний не указ.
И они – не он, но помогают,
В самый трудный, в самый чёрный час.

Съезжаю окончательно с катушек
И в голове - бардак и ураган.
На сердце больше места нет для ран,
Зато в палате - стены из подушек.

Зато в палате можно и поесть
Художник ведь обязан быть голодным.
И дом его обязан быть холодным,
Чтоб на пол без простуды не присесть.

Мне ясен путь, но мне неясны сроки,
Что будет раньше - слава или смерть?
Быть может, мне в палату не успеть,
И я избегну суетной мороки?

Я думаю, придётся замараться,
И чёрная вода стекает с рук.
И чёрный воздух - самый лучший друг.
Я думаю, мне можно не стесняться.

Бывает, разум создает кумира -
А мой, должно быть, просто ненормален.
Мой путь, должно быть, просто аморален -
Теперь я выступаю против мира.

Я был рождён, купаясь, словно в море,
В лучах заката гаснущей эпохи.
И вырос я в ночи и суматохе,
Но не ослеп, как многие. И вскоре

Меня с другими в клетки загоняли.
И на Прокруста ложе тех несчастных
Ровняли, чтобы суд был беспристрастным,
И всех единой мерой измеряли.

И да, я подходил - но лишь сначала,
А после - словно пёс, сорвался с цепи.
И я искал, без толку и без цели,
В чужих краях уютного причала.

И видел лица, разные и много,
Но чаще - прокажённые тоской.
Они искали счастье и покой,
В себя не веря - веря только в Бога.

И всех, кому могли, провозглашали:
"Судьбу свою менять нам не дано",
И опускались, словно ил, на дно -
Когда им руку сверху подавали.

И я, бежав, забыл про тот кошмар.
Мне Аполлон помог найти причал,
И вскоре я в поэзии восстал,
Пока, увы, не повстречал Иштар.

Забывшись в ней, я голыми руками
Себя порвал на сотни ласк и слов.
Но ей не приглянулся тот улов,
И мне пришлось себя сшивать кусками.

И пусть теперь я сильно искалечен -
Предательство сумел Иштар простить.
И сам себе спряду, как Макошь, нить,
Ведь музами теперь мне путь намечен.

Исписано перо, тетрадь устала,
Нет новых тем, и некому писать.
И я пока не знаю, как начать -
Курсор моргает линией начала.

Жуком в янтарном, каменном плену,
Завис, любуясь миром в новом свете.
И, как всегда, мечтая о просвете,
Себе на помощь позову Луну.

Я чувствую, как сыпется сквозь пальцы
Река времён из белого песка.
И выйти не могу из тупика –
Поэтому устраиваю танцы.

Без звука и не двигаясь, сквозь камень.
Я чувствую агонию души,
И сколько строк теперь не напиши –
Я только перепачкаю пергамент.

Найди и принеси меня домой,
Поставь на шкаф – там камни есть другие,
Которое дарил тебе, глухие,
Немые, как и я перед тобой.

Ты устала, только тело
Глупо продолжает жить.
Вновь устало прохрипела:
«Можно с вами покурить?»

Разум бьётся в клетке тела,
Память – склеп твоей мечты.
Ты годами не сидела,
И не трогала цветы.

Лишь во сне теперь свободна,
Лишь Морфей даёт покой.
Ходишь - быстро и вольготно,
Наслаждаясь красотой,

Лепесткам пошепчешь тихо…
Таймер остановит кадр.
Эвтаназия – как выход,
Жизнь – как запертый театр.

Понимаешь всё, но тело
Глупо продолжает жить.
Вновь устало прохрипела:
Просишь есть. И просишь пить.

С начала не начнется эта пьеса,
Прими лекарство горькое моё:
И нет уже былого интереса,
Прозрачным стало мелкое враньё.

Забыть не сможешь поцелуи, ночи,
И взгляд любимый! Дом, тепло, уют...
Теперь - увы! - театр обесточен:
В потёмках очертания плывут.

В душе знакомой выбираешь место,
Ища те кресла, где сидели вы.
Да только нынче номеров заместо
На креслах - мерзкий пересуд молвы

На креслах, словно гвозди, все просчёты.
И гроб любви, куда ты их вгонял.
Ну да! Немало сделано работы,
Но ты её ещё не закопал.

Неон и мусор, смокинги и похоть,
Дым судеб в небе вместо облаков.
Мне крики ненаписанных стихов
Сменили тяжелеющие вздохи.

И не взлететь, как птица, в это небо -
Свинцовый купол накрывает мир.
Распят не вами избранный кумир,
А вы кричите - "Больше зрелищ! Хлеба!".

Не будет больше зрелищ, господа.
Он умер. Нет пути за этой гранью,
И тело накрывают белой тканью.

Но крест Голгофы вовсе не беда -
Прославьте же кончину, лицемеры,
И крест наденьте, словно символ веры.

Где умы и чаянья великих,
Где надежды в светлую мечту?
Я - среди обломков одноликих,
Чувствами питаю пустоту.

Нет давно блистательных талантов,
На своих плечах державших мир.
Будущего нет. Мечты титанов
Их потомкам... Нет, не ориентир.

Может быть, среди обломков этих
Я найду и тех, кто уцелел.
Кто подбором верных слов и метких
Выше смог поднять бы наш предел.

Но пока искать нет сил, едва ли
Даже мой услышат жалкий стон.
Только те, кто нашу честь попрали,
Под себя меняют наш закон.

Я - в обломках чаяний великих,
Где лежат забытые мечты.
Я - один из тех, кто сохранит их.
А теперь - вопрос к тебе: кто ты?

Прекрасное далёко осталось вдалеке.
Подобно горизонту, нам не прийти к нему.
В болотах наших вырастет осока,

Но не цветёт вода в бушующей реке,
И это знает каждый, только не пойму,
Порогов на реке мне приготовят сколько?

Без выхода и входа, без цели и мечты,
Иду по коридору, похожему на склеп.
Отдал себя, как Данко, светя горящим сердцем.

Я в сад привёл, туда, где выросли цветы,
Но, на колени пав, от чистоты ослеп,
И выронил костёр, который дал мне греться.

Не выходя из дома, в плену бетонных стен,
Я рисовал на окнах, превознося мольбы,
Знамения непройденной дороги.

Но в страхе неизвестного, грядущих перемен,
Меня осудят толпы не знающих борьбы,
И беспощадный суд нам вынесет итоги.

Под сенью темноты, сквозь пелену окна,
Пророк искал в себе свой смысл жить.
Он подходил к окну, шаги его твердели.

И в свете облаков почудилась Она,
Зовущая к себе. Готовая простить!...

... На небеса, с укором, его глаза смотрели.

За звуком звук, нутро моё от горя
Гитарой извивается в руках.
Потух огонь всегда прямого взора,
И стопки книг в огне сгорают в прах.

Не передать словами боль и чувства.
Которые ещё во мне живут.
И будут жить, пока стихии буйство
Не прекратит мой полный страха путь.

Ты снишься мне, но книги нет страшнее
Чем сонник с толкованием ночей.
День ото дня моя душа немеет,
Мечтая лишь приблизиться к твоей.

Ты снишься мне, прекрасная, живая,
Я даже запах слышу наяву.
Я на твоё прощенье уповаю.
Ведь лишь во снах отныне я живу.

Мне разрывает грудь больное сердце,
Его бы успокоить - только как?
Ножом бы по нему, чтоб через дверцу
Наружу вышла пленная душа.

Увы! Dum spiro, spero, дорогая
Ты научила на мою беду
Меня надежде, сдохнуть не давая,
И заставляя мучиться в Аду.

Попробуй вспомнить, из твоих знакомых,
Кто любит сильно так же, как и я?
Кто пишет песни, извините, стоны,
Возлюбленной - как центру бытия?

Ответ ты знаешь. Ты - одна такая.
И я - один. Точнее, одинок.
Не представляю, как живёшь ты, зная,
Что и в тебе всё тлеет уголёк.

Мне страшно про тебя спросить знакомых,
Услышать "Переехала она".
А может вовсе "Ей нашли другого"???
Тогда я точно не сдержу ножа.

И успокоюсь, отпущу Надежду,
Отправлюсь в вечный и спокойный сон.
Где будем вместе мы, как были прежде,
Где ты в меня, а я в тебя влюблён...

Две крайности только я вижу на свете,
Учусь только видеть их полутона.
Мечты провожая о канувшем лете,
Сижу с сигаретой, в ночи, у окна.

Философ сказал: кто-то - раб от рождения,
Ведь только работать умеет вполне.
Другой - господин, его разум и зрение
Стремятся вперёд, и во благо стране.

Насилие так же пороком считает,
Но в целях благих искупает вину
Ведь если насильно к добру призывает -
Хозяин был должен прибегнуть к нему.

Считал Аристотель, хозяин - мужчина
А раб - это женщина в доме его.
И если ударил - тому есть причина:
Терпеть он не должен раба своего.

Сурово? Согласен. Вопрос мой родился:
Зависим ли царь от раба своего?
А если зависим: где же граница
Господства и рабства? Что стоит того?

Вопрос не спроста у меня зародился,
Ведь если хозяин всю власть утерял,
Что сделает раб, если он возгордился,
Когда свою власть до конца осознал?

Вы знаете сами. Играть в благородство
Он точно не будет, ведь это не фильм.
Дай Бог, если он просто примет господство,
Не дав господина в обиду другим.

А если... Я - это хозяин тот самый,
А ты - тот понявший и принявший раб?
Сбежала, исчезла, а я - это пастырь,
Овечку ищу, её след утеряв?

Подумай: я знаю, когда ты уходишь,
Могу проследить, заманить, подловить...
Не делаю этого. Знаю - такое
Тебе больше точно не даст полюбить.

И есть варианты на скорую встречу,
Живёшь ты буквально в соседнем дворе.
Я очень хочу её... Днями калечу
Себя, не нужна ведь та встреча тебе.

Я мог сделать мерзостей добрый десяток,
И, будь эгоистом, я сделал бы их.
Но я удержался. Порыв этот гадок,
Терзаю себя, эту мысль допустив.

Понять ты не хочешь, разрыв этот тоже
Позволил тебе. Понимая - люблю,
Но день ото дня на своей бледной коже
Я ставлю зарубки, и молча терплю.

Осознай же ты это! Я сделал бы хуже
Тебе, если б я эгоистом прослыл.
Найдёшь потом труп в свежепролитой луже,
Который тебя своим сердцем любил.

Со всей твоей ложью, предательством, бегством
В глазах моих ангел, на месте твой нимб.
Не вижу верней и надёжнее средства
Добить меня, поцеловавшись с другим.

Завыла сирена, попрятались птицы
Программы прервались, а свет заморгал.
Немые вопросы застыли на лицах.
"Тревога! Воздушная!" - кто-то кричал.

Проблемы исчезли. Конец наступает.
Кто-то в убежище, кто - за вином.
Секунды летят, их никто не спасает.
Минута - и паника прям за окном.

Связь обрывается, пробки мгновенно
Парализуют весь город большой.
Парализует сознание сирена,
А я лишь жалею, что я не с тобой.

Слышатся выстрелы, а небо пронзают
Следы уже наших, ответных ракет.
Поток человеческий только не знает,
Что больше не важен чей-либо ответ.

Не вижу я смысла в спасении шатком.
Агония мне под землёй не нужна.
Я набираю твой номер, остатков
На счёте хватает. Лишь ты мне нужна.

"Алло. Ты в убежище? Искренне рад.
А я... Попытаюсь лишь не опоздать
На цивилизации нашей закат,
Мне жаль, что сейчас мне тебя не обнять.

С другой стороны - своя шкура важнее,
Поэтому мы на концах проводов.
Беги и спасайся. А я поскорее
Избавлюсь от бренных телесных оков.

Спасибо, не стоит. Уже не успею.
Свою безответную похороню
Любовь в этом пепле. Больше не смею
Тебя отвлекать. Обнимаю. Люблю"

Достану бокал - не грозит мне похмелье.
Налью припасённый, старинный коньяк.
Слегка пригубил. Да начнётся веселье!
Смотрите, как много в округе зевак!

Послышался гул. Небо сразу смутилось
По пристальным взглядом огромной толпы.
И белыми стрелами быстро покрылось,
Не слыша единой, как море, мольбы.

До взрыва - молчание. Звуки стихают.
Стрелы разносят в осколки мир наш.
Под окнами люди уже понимают,
Что это играет их траурный марш.

Я выпью коньяк и балкон приоткрою.
Взгляну на толпу, помашу ей рукой.
Вдохну глубоко. Попрощаюсь с тобою.
Грохот. Огонь. И - беспечный покой.

Мне хочется ясности, слепо блуждая,
По тёмным аллеям неясных интриг.
Не хочется больше, других предавая,
Себя мнить святым, по колено в крови.

Не хватит листочков тебе откупиться
От тяжких грехов, что когда-то вершил.
В ночной тишине мне отныне не спится:
Брожу по погосту крестов и могил.

Не праведный гнев меня вёл, и не ярость,
Я просто одну за одной задушил
Мечты, что когда-то мне силы давали,
Но стали надгробием мёртвой души.

Вера слепа, А Надежда безвольна.
Любовь же сковала, как якоря цепь...
И часто, влюблённых несчастно, венчает
Со Смертью, стараясь скорее успеть.

Не видят столбов полупьяные души,
Не видят преград и в любовной игре.
А смерть - просто средство закончить получше,
Чем под забором в забытом дворе.

Смерть - просто средство закончить с проблемой
Любви безответной, но вечно живой.
Закончить с любовью, как с той же поэмой:
Кончил читать – так и книгу закрой.

Потом, после смерти, твоя половинка
Поймёт, что давно уже надо понять.
Щёку разрежет прощанья слезинка,
Только вот время не вывернуть вспять.

Не сможет довериться слепо надежде,
Не сможет утешить, не сможет простить
Не сможет влюбится так сильно, как прежде,
Не сможет всем сердцем, как раньше, любить

По образу Бога, мы все одиноки,
И ищем других, чтобы быть не одним.
Есть лишь попытка: придвинуть убого
Клетку свою к миллионам других.

Изредка клетки свои подвигая,
Думают: "мы наконец не одни!".
Враньё. Ваши клетки, быть может, и рядом,
Вот только их две - не одна на двоих.

И тень твоих несбывшихся желаний
Стоит у ямы, словно часовой.
Ей наплевать на слёзы покаяний -
Она лишь жаждет обрести покой,

Во тьме теперь твой крик никто не слышит -
Ты под землёй, минуты сочтены.
Мертва надежда – только тело дышит,
И очень хочет спать. И видеть сны.

Рисунок хитрый вьётся по руке,
Меняется, и тает, и клубится...
И лес застывший, где-то вдалеке,
А гладь воды Луною серебрится...

Вода к Луне стремится неизбывно,
Приливы и отливы - их игра.
Луна глядит на Воду непрерывно,
Ласкает, вплоть до самого утра...

Они стремятся быть друг к другу ближе.
Увы, им ближе никогда не стать.
Старается Луна спуститься ниже,
Но Воду на ладонь ей не поднять...

***

...На них мы не похожи, как ты видишь.
Романа рано нам писать конец.
Откройся мне, и вскоре ты услышишь
Совместное биенье двух сердец.

Подожди меня у дверей,
Помоги мне найти ключи.
Об ошибках не сожалей,
Улыбаться меня научи.

Подожди меня, если вдруг
В целом мире не хватит слёз.
И прольётся на спящий луг
Плач играющих в небе гроз.

Подожди меня на Луне,
Отражённой в воде ночной.
И со мною по ней пройди,
Чтобы снова мы стали собой.

Подожди меня, если вдруг
С нашим миром случится беда,
И сияющий Солнца круг
Вдруг погаснет для нас навсегда.

Подожди меня в полутьме,
На границе иной стороны.
На высоком седом холме
Покажи мне, как видеть сны.

Остался прах. Души заблудшей ветер,
Собой наполнил паруса судьбы.
Нам не идти любви дорогой вместе,
Бессмысленны и крики, и мольбы...

За разом раз встаёт востоком Солнце,
Но свет его с тобою не сравним.
Нам не сидеть в обнимку у оконца,
Не обсудить за чаем новый фильм...

Пусть Время нас рассудит, Рок - накажет,
В присяжных - Жизнь, а Совесть - адвокат.
И, грустью опечаленное, скажет:
"Вы Счастье проводили на закат..."

Left only dust. And wind of erring soul,
Himself a straightened the sails of fate.
We won't to go the road of love tomorrow,
And cries and pleas are meaningless for late...

Time after time, the Sun rise in the East,
But Sun light is with thee do not compare
I can't without you, alone, exist,
I can not live my life without you here.

Let Time judge us, and evil fate will punish
Life - in a jury, Conscience - lawyer.
And, sadly grieved, Bring it to the finish
"You Happiness is out on sunset..."

Я у окна, притянут липким страхом,
Истории безрадостный финал.
Порвать со всем, серпа единым взмахом,
Забыть про всё, что раньше в грёзах ждал.

Ты не вернёшься. Мне мотив известен.
Мы к счастью слишком близко подошли.
Крещендо оборвалось в нашей песне -
Дороги сторонами разошлись.

Боишься, что начнётся всё с начала,
Конфликтов путь тебе страшней всего.
Ведь раньше ты лишь обо мне мечтала -
Теперь оставить хочешь одного.

Прости, ведь сам простить себя не в силах -
Ошибок слишком много совершил.
Грехи дымят удушливо в кадилах,
Но я не сразу запах различил.

Теперь - увы. Окно открыто в небо.
Забудут всё - останутся слова.
И имя той, которой вечно предан,
Печатью в холодеющих устах.

Зефир танцует водевиль с Луной
На берегу, забытом и далёком.
Вдали гнев моря полыхнул грозой,
Покой тревожа вдохновением грома.

Деревья гнутся с шелестом поклона,
Симфония богов склоняет ветви.
В их песне нет усталости и стона,
В их песне - уважение к столетней.

Неистовой грозе, что раз за разом,
Обходит мимо остров одинокий.
Симфония её полна экстаза,
Что наполняет бури гром далёкий.

И листья мотыльками рвутся к свету,
Что Зевс своею молнией кидает.
Гремит гроза, взывая мир к ответу
За всё, что в этом мире умирает.

Я вновь ночую в каменной коробке,
Хотя вполне сойдёт цветной картон.
Мои слова и строки так неловки,
Что в лавке даже рассмеялся слон.

Из шкафа высыпаются скелеты,
Раскидывая кости по стихам.
Я вновь решаю жизнь броском монеты,
Давая волю меткам и штрихам.

Слова танцуют менуэт на строчках,
А я танцую свой последний вальс.
Монета - лишь последняя отсрочка,
Моя попытка быть не удалась.

Уставший город наполняют краски
Неона и слепящих небо фар.
И только дома мы снимаем маски,
Сердец своих приоткрывая жар.

Я - чёрный уголь. Я сгорел, как спичка.
И некому доверить тайных мук.
А из ствола в висок влетает птичка -
Я выпустил её из тёплых рук.

Я думал, что смогу быть человеком.
Но, видимо, мне просто не дано
Гореть от жара, обсыпаясь снегом,
Твердить о свете, будучи слепцом,
Вершин касаться, падая на дно,
И быть учёным, будучи глупцом.

Вся жизнь - на смерть безнравственный памфлет.
В стихах силён, а в прозе - только так:
"Родиться", "Умереть во цвете лет".
Двуглавый, как орёл, дурной, как автор.
Да, составлять подобное мастак
Своих трагедий собственный куратор.

Бессилием пронзён, как жук - булавкой.
Без памяти и цели на пути
К своей любви. Быть может, даже жалкой,
Утопленной слезами наравне
С кровавой грязью. Сколько не свети,
Я не найду дороги в этой тьме.

Не знаю, сколько стоит быть прощённым,
Зато ошибку оценил стократ.
Сижу в тиши больной, умалишённый,
Мне двадцать лет, но слишком стар для жизни.
Не помогает стоицизм, Сократ!
Не помогают ни пиры, ни тризны...

Пожалуй, здесь поможет только чудо,
Да только я не верю в чудеса.
Пусть будет хуже то, что было худо -
Есть только путь наверх на самом дне
Иаков тоже рвался в небеса -
Пусть Лестница его поможет мне.

Одним - в монетах слава вековая,
Другим - венцы терновые и плеть.
Их бьют за бедность, даже не скрывая
Своих деяний гнилостный мотив.
Они их бьют, чтоб продолжать сидеть
На тёплом месте, остальных сгубив.

Всё это - предисловие к рассказу,
Как старое, французское вино
Его даю попробовать не сразу.
Сперва пусть аромат и цвет сверкают,
Лишь после губ касается оно,
И благости минуты наступают.

Я видел лица в сомкнутых кварталах,
И чёрный дым наполнил небеса,
Плескалась кровь в изысканных бокалах,
А стая псов кружилась, обвивая
Своей страны худые телеса,
И грызла кости с плотью пёсья стая.

Быть может, я забуду это время,
А тишина наполнит разум мой.
И прошлые ошибки обесценя,
Я выйду в новый, светлый, чистый мир,
Тогда навеки обрету покой...
Ну, а сейчас посмотрим на турнир,

Который начался годами раньше,
И бесконечен в череде смертей.
Убит один - и выпускают дальше
Всё новых гладиаторов на бой.
С трибун на безымянных палачей
Летит лишь брань бессменной чередой.

И в трупах больше смысла, чем в живущих,
Так год за годом продолжался пир
Голодной стаи, день за днём грызущих
Поверженных в бессмысленной войне.
И бесконечен был бы этот мир,
Не поселись поэзия во мне.

Я выхожу на бой, от раза к разу,
Всё ярче блеск доспехов и меча,
Обязанных искоренить заразу.
А против - зависть, злые языки,
И глупость вечно рубящих с плеча,
Не пропустивших слова ли, строки,

Не полоснув по ним клинком отравы,
Пытаясь утвердиться в счёт других.
А зрители желают лишь забавы,
Кто победит - не важно, только б кровь
Хлестала из глубоких ножевых
Порезов, орошая круг песков.

Но раз за разом обрастая сталью
Уверенности в избранном пути
Я выхожу на бой, и бью шакалью
Стаю всё больней, и наношу удар
Всё яростней, и на Олимп взойти
Всё более готов под звук фанфар.

Чем ближе к поражению - тем больше
Отчаяния в попытках укусить,
Хоть как-то ранить, или белой коже
Оставить память о своих клыках.
Но суждено лишь строкам победить,
Оставив след в истории летах.

Но недоступен путь назад шагнувшим,
Так запирают двери на засов
Пред трусами, и только лишь дерзнувшим
Судьбу ковать свою, откроют свет.
Кто бешеных искореняет псов -
Тому клинком мой пламенный "привет".

Я не один, нас много - только стая
Гораздо больше искренних творцов.
Кто борется с судьбою, умирая,
Но оставляет памятью для нас
Свои творенья, и кресты отцов
Потомки поднимают, очищая.

Ты не один. Ищи других, сражайся,
Не изменяй себе - вот мой тебе совет.
Как ни было бы трудно - не сдавайся.
И строки память о тебе хранят,
Не важно - скульптор, музыкант, поэт -
Пусть путь другим творенья осветят.

Волнами бьюсь о берег отчужденья,
И океан бессилен, как щенок.
Не заслужил ни счастья, ни прощенья,
Лишь на могилу траурный венок.

И молнии блистают, как улыбка,
Насмешки громом небеса трясут.
Возможно, что упорство - лишь ошибка,
Но я доверюсь чувствам, что не лгут.

Безмолвия стена - моя преграда,
Упавший камень лишь сильнее злит.
Мой океан - ревущий desperado,
С ударом каждым громче лишь кричит.

А рокот волн достиг вершин далёких,
И в страхе задрожали небеса.
Перекричать меня не хватит лёгких,
Всё у́же перед скалами коса...

Откуда мы пришли, к чему идём?
Нет точного ответа на вопрос.
Как и среди желтеющих полос
Мы истины и правды не найдём.

К чему мечты счастливые мгновения?
Они лишь резче выделяют грязь.
И хочется, к извечному стремясь,
Впитать в себя любви прикосновения.

Откуда страх, когда не знаем смелых?
Откуда наши клятвы на крови,
Горячные признания в любви,
И ложь красивых слов, но неумелых?

Нам сызнова начать - себе дороже,
Не хочется терять, что получил.
Мы держимся за цепи, что есть сил,
Не становясь ни искренней, ни строже.

И врём лишь потому, что знаем правду,
И вверх стремясь, упрямо смотрим вниз.
На край и покосившийся карниз -
Последнюю пред вечностью преграду...

Мне не добиться в жизни доли малой,
Что я в мечтах лелею, как больной.
И сердце к лету вытекает талой,
Кроваво-мутной, ледяной водой.

Алиса в зазеркалье заблудилась,
Уйдя от мира в мир своей мечты.
Ещё недавно изредка ты снилась,
Теперь - лишь тьма гнетущей пустоты.

Мне доброту вбивали кулаками
В моё нутро с зубами пополам.
Сюжет судьбы писал мне Мураками -
Сюрреализм разорван по клочкам.

Пишу в бреду, и на одном наскоке
Возьму Форт-Нокс, Бастилию и Брест.
Печальней нет историй о пророке;
Я - путь для вас. Увы, таков мой крест.

Не понят, не услышан и не издан -
Мой скоро лопнет стол от горьких слов.
Навряд ли буду я при жизни признан -
Поэтому ищу других миров.

Сияющие, грустные светила,
И пепельно-густые облака.
Тесна мне слишком узкая могила -
Меня развейте прахом свысока.

Творцов великих мысли бескорыстны.
Пигмалион, мой брат, давай махнём!
Ты жизнь вдохнёшь в холодный, мёртвый камень,
А я - вдохну слова, и мы споём

О музах, об искусстве... Аполлону
И Велесу направим сонм стихов,
Хвалебных од и, отдав по поклону,
Направим души в пепел облаков.

Не надо эпиграмм и эпитафий,
Оставьте мне покой моих небес.
И парочку истёртых фотографий,
Что сжечь не смог при жизни наотрез.