Все наши сладкие мечты
Плывут в конвульсиях реалий.
Где даже свет материален,
Вскрывая тайну темноты.

Они как души нечисты.
И в них не может быть прозрений
Без символических значений,
Они как чистые листы.

Куда ведут они, куда?
Понять как будто бы не сложно,
Но мы бредем не осторожно,
Под глас народного суда.

И как покорные страстям,
Мы в западню их попадаем.
Когда их в сердце пробуждаем
И собираем по частям.

На них мы с прелестью глядим
И видим мир всех искушений.
В век криминальных преступлений,
Где преступленье как экстрим.

Не слышим мы иные звуки

В прохладной утренней тиши.

Знакомы лишь чужие муки

И наслаждения души.
Где задрожали наши руки,

Когда все черт за нас решил.

Под речи мировой науки,

Что мир не тонет, не грешит.
И тайный космос всех нас манит,

В котором мы сотворены.

А наше зло всех нас тиранит

Во время мора и войны.

Я вновь остаюсь на знакомом перроне
Стоять, ожидая свой поезд любви.
Где первый, пропавший в промышленной зоне,
Меня бы, скорее всего, умертвил.

Второй просвистел, как порывистый ветер,
Сдувая мечтанья мои, словно пух,
И я затвердел, как невольный свидетель
Того, что в вагонах свет тихо потух.

А третий звездою пылающей мчался,
Сгорая в бездымном недобром огне.
И я не на шутку тогда напугался,
Что это случилось уже не во сне.

Четвертый, казалось, добрался удачно,
Но мрачный какой-то и с виду пустой.
И мне не пришлось притворяться невзрачным,
Ведь я одинокий и невыездной.

Человек, покидай свои сны
Их предельной пустой глубины. 
И потрогай живую реальность, 
Заглянув за святую сокральность, 

Прозревая в свой век суеты
С вопросительным знаком - Кто ты? 
Для себя и людского народа
В твоих снах задохнулась свобода. 

Человек, покидай свои сны. 
Они страстны и вовсе вредны. 
Ты придумал их сам для влеченья
К мимолетным часам наслажденья. 

Они Богом тебе не даны
Для утехи, веселья и тщанья.
Где нет разума и осознанья. 
Человек, покидай свои сны.

Взгляни на нас, как над землею 
Глядит луна со стороны, 
И убедись, что мы семьею,
Вполне бы стали без цены.

Но вновь хватаясь за былое, 
Ты предаешь свои мечты, 
И то, что будет в нас святое, 
Сгубить желаешь только ты. 

Я заслужил твое вниманье, 
Что предан был одной тебе. 
Ты моя страсть, мое желанье, 
И оттого я не в себе. 

А ты глядишь на мир зеркальный, 
В котором тоже двое нас. 
Где между нами мост хрустальный, 
Свет отражает, как алмаз.

Я хочу босиком пробежаться по лужам
И лишь видеть в них ясные зори всегда,
Чтобы не был я в мир хаотичный погружен.
Там, где с собственным я - вековая вражда.

Я хочу с детворой без конца веселиться
И с невинной улыбкой в прохожих глядеть.
Где их зло, стиснув зубы, как будто таится,
Чтобы вскоре всем миром моим завладеть.

Я хочу быть влюбленным мальчишкой, как прежде,
И срывать с разных грядок для милой цветы.
Только я устаю верить зыбкой надежде
И вновь падаю вниз своих грез с высоты.

Я восхищался женской красотой, 
Но не был в окружении красавиц. 
И как герой романов за мечтой 
Ходил по адресам своих избранниц, 
И ждал лишь ту, которая душой 
Со мной исполнит грациозный танец, 
Чтоб щеки восхитительный румянец 
Окрасил от волненья под луной, 

Взирающей на близость наших рук 
И наших губ в пылу любви и чувства. 
И разорвавшей наш порочный круг 
Бесстыдного разгула и распутства. 
Где без господ богатых и прислуг, 
Без пышности и дивного искусства. 
Вдвоем вокруг раздора и безумства, 
Ушли бы от предательств и разлук.

В одном сне на распутье столетий
Неподвижной была моя тень,
Когда мир воспылал в судный день
От костров, где сожженные дети

На Творца с вопрошаньем взирали.
Неужель возгордились умом?
От того, что с научным трудом
Мы ко всем так наивно бежали.

И в испуге, как будто меж ними,
Я глядел, как застывший юнец,
На толпу, где католик и лжец
Хороводили властно слепыми.

Они выли, как дикие волки,
Словно злость их съедала внутри,
И огню кто-то крикнул: пожри
Эти души, чтоб вовсе замолкли.

Как мне стереть из памяти те дни,
В которых жил с фальшивою улыбкой?
Где мир греха не признавал ошибкой,
Что уязвим без ангельской брони.

В них есть мои порочные круги,
В которых дух для блуда пробуждался,
И навсегда в них с похотью остался
Чтоб совершать беззвучные шаги.

Как мне познать Вселенную свою,
В которой тьма противиться сиянью?
Где масса звезд влечется к угасанью,
И сроду их часы не отстают.

Ведь если мне дано ее познать,
Значит, во мне растет мое сознанье,
Чтобы понять свое существованье.
И тех, кто смог возмездья избежать.

Все началось, когда Титаны
Покрылись славою Богов,
Как дети доблестных отцов,
Как гор высоких великаны.
В просторах облачных ковров,
Где лишь двухглавые орланы
Над взором варварских миров
Небес постигли океаны.

И клали им цари поклоны,
Обожествляя без гримас,
Когда Аида властный глас
Из ада вызвал легионы.
И вся земля из часа в час
Вдруг затряслась под чьи-то стоны,
Нарушив высшие законы,
Что солнца свет на миг погас.

И разразилась битва славных
Грозой невиданной вовек,
А полубог и человек
Всем восклицали: нет им равных!
В земных краях равнин и рек,
В эпоху царств людских и давних,
Когда времен античных бег
Еще не высечен был в камнях.

Я сомкнул очи,
И вновь погасло как будто бы яркое солнце над нами,
Бездны влекомой уже не касаясь прилежно лучами
В омуте ночи.

Там, где под небом
Люди создали повсюду часы и считают мгновенья,
И плоть свою восполняют питанием для сохраненья, мясом и хлебом.

Звездные дали
Вдруг перестали на землю разбрасывать взоры, сверкая,
Где прекратилось как будто бы пенье небесного рая.
В мире все спали.

Странное время
Без промедленья ускорило ход и идет к завершенью,
Словно сильней устремляясь от жизни суетной к забвенью.
Тяжкое бремя

Освободился
От заблужденья, в котором я был без сомненья, как пленный,
Что есть разумная жизнь, кроме нашей в просторах Вселенной.
Мир пробудился.

Я был затоптанной травою,
Тянувшись к солнцу головою,
Лишь на тропе своих времен
Желал развеять смутный сон.

И был поникшею холмою,
И вновь на вой земли порою
Под склоном ветреных небес
Слух обращал сквозь шумный лес.

И камнем был я под горами,
И тихо так под облаками
Вновь тех, кто власть везде вершил,
Внимал шипенью темных сил.

И был в цепи народной звеньем,
Где жизнь кончается мученьм,
И частью был людских систем
Среди законов и дилемм.

К чему идут творцы изобретений?
Искусственных творений мастера.
К началу ли былых возникновений?
Иль к колыбели жидкого ядра?

Желают ли все тайны рассекретить?
Безумно ремесло свое любя,
Чтоб, вновь изобретая, вскоре встретить
Мираж души и копию себя.

Чтоб жизнь узреть в оптических объектах
И подчинять ей всякие умы.
Чтоб старый мир в иерархиях и сектах
Остался бы, как в лоне смертной тьмы.

Мы пели гимны поколений,
Времен безчестья, преступлений.
Где мир по духу чуждым был,
И лишь бесчинство породил.

В стране, пришедшей к расхищенью,
Чужой войне и развращенью,
Вступив с безумьем в новый бой
Со мщеньем, раненой судьбой.

Все шли без страха неотступно
На смерть, что стало непреступно.
Свой суд над царскою семьей
Вершить, чтоб не было святого
Внутри отечества родного,
Подняв лишь знамя над землей.

Вот и все. Мы подошли к границе
Между мертвым миром и живым.
Где с живыми мертвенные лица
Слились вдруг под куполом земным.

Знали мы о том, кто соблазняет,
Но при этом шли за тем, кто лжет.
Где и чистый ангел не спасает
Даже то, что сам не бережет.

Вот и все. Теперь мы, заблудившись
Пред концом в воззрениях своих.
Вновь духовной бездне поклонившись,
Выбрали осознанно чужих.

Где теперь не будут даже сниться
В каждом доме солнечные дни,
Ведь над ними, словно в небе птицы,
Закружились адские огни.

Побудьте здесь и бодрствуйте, братья!
Моя душа смертельно так скорбит,
Что близок час, когда мне предстоит
Освободить народ мой от проклятья.

И казнь меня в грядущем не минует,
И чашу мук мне следует испить.
Лукавый дух в слепой толпе ликует,
И вновь ее готов он погубить.

Как будто бы к разбойнику с мечами
Идут ко мне на суд строптивый взять.
Самих себя способные предать,
Служа лишь тем, кто властвует веками.

И вот тогда предстану пред народом,
Где прокричат с толпы: "виновен он!"
Там, где всегда то сборищем, то сбродом
Бывает их святой синедрион.

Так будьте вы, прошу я вас, со мною,
Ведь судный мне был уготован час,
И вера вновь, пусть не слабеет в вас,
Когда скорблю смертельно я душою.

Не побежден и не пленен,
Дух русского народа.
Его единство и свобода,
В нем существуют, как закон.

В него пустил однажды Бог,
Струю невидимого света.
И нами Русь была воспета,
Ее предчувствуя исток.

Он вел со злом отважный бой,
Что явлен к жизни по призванью,
И словно к Божьему сиянью,
Влачил рожденных под звездой.

Не покорить и не сломить,
Его оружием и силой,
Лишь он над вражеской могилой,
Скорбя прощенья мог просить.

Но враг, как встарь, воспламенить
Мятеж в сердцах людей пытался,
А русский дух не унимался,
И продолжал добро творить.

Я не видел никогда, чтоб земля была больна,
И не видел никогда, что дух зла всех потревожил
И пороки приумножил,
Где людская жизнь скудна.

И не видел никогда, чтоб звалась любовью страсть.
И не видел никогда, чтоб душа была закрыта
И навеки позабыта теми, кто сумел пропасть.

И не видел никогда, чтобы власть сменялась властью
Там, где, наполняясь страстью, можно к зверю прыгнуть в пасть.

Встаю с постели безмятежно
Из царства сумрачной ночи,
Где не осталось ни свечи,
Давно сгоревших неизбежно.

С тех пор, как дом родной пустует,
Стал собеседником небес.
И притаился ветхий лес,
И душу мне мою волнует.

Пусть не раскрасить синью мира
Мне эту землю никогда,
Но ходит в стороне беда,
Где ночь мою наполнит лира.

Скорблю я все же о мучениях,
В них я отшельник и монах.
И в сердце вновь крадется страх,
Что мир погибнет в наслаждениях.

Пусть люди повсюду устроили пир,
Как будто творцы своего мирозданья.
И пусть на земле всюду рушится мир,
Но я отрицаю быть жертвой страданья.

Пусть солнце сияет для добрых и злых,
Лаская тела неизбежно лучами,
Пусть лампы сияют в домах у слепых,
Но я лишь желаю побыть со свечами.

Пусть горы поют мне под ветреный шум,
Что люди, бесспорно, малы перед ними,
И что не устали от собственных дум,
Но я так устал их всех видеть слепыми.

И пусть после дня к нам является ночь,
Как прежде всех нас приводя к сновиденью.
И пусть не способен никто мне помочь,
И я не могу всем помочь, к сожаленью.

Нет, не в столетиях блистательной науки,
Не в первобытности безропотных времен,
А в дни эпохи, где движения и звуки
Затихли навсегда всех кочевных племен.

Где совершался культ слепого поклоненья
С небесной высоты низвергнутым богам.
Под пляски избранных жрецов и песнопенья,
Что разносились тихим ветром по горам.

Они безмолвствуя о неземных знаменьях,
От всех таили завещания Богов
И о загадочных рисунках на каменьях,
В чем скрыта истина таинственных судов.

В те времена среди невежества народа,
Соорудили истуканов из камней.
Когда в лучах рассветных и в тиши ночей
Всем красовалась их манящая природа.

Когда жрецы познали тайны мирозданья,
Владея знаньями творения людей.
Но их они хранили за стеной молчанья,
Чтоб не дошли до нас старинные преданья
О человечестве от первозданных дней.

Шумели вновь морские волны
Под стариною горных скал.
Там, где ее я отыскал
И навека душой запомнил.

Как сон, как девушку из лета,
Как красоту земных богинь,
Шепнув своей печали - сгинь,
С лучами лунного рассвета.

И что-то в сердце заискрилось
И засверкало в глубине.
И чувство нежное ко мне
Так очарованно явилось.

Где берег полон был камнями
И ветер волосы ласкал.
И я пред ней с надеждой встал,
Как нищий перед небесами.

И говорил ей: Незнакомка,
Смягчи во мне мой страстный пыл
Словами, что весь мир не мил
Мне без тебя, как мир потомка.

Как будто я в прохладе дня,
От зноя темных мыслей скрывшись
И в думы светлые влюбившись,
Отверз их таинство огня.

И вот он тьму во мне сразил,
Моего зла без колебанья,
Что только прелестью познанья
Своей греховности манил.

Как я влачил его в себе?
Что застилал мой ум собою,
Где обходило стороною
Прозренье в чувственной судьбе.

Казалось мне, все позади,
И ум со светом стал единым.
Но зло вдруг гласом соловьиным
Извне запело, как в груди.

Осыпан страстями, как сад мой осенний
Среди чей-то стаи я блудных очей.
Где видел, что с нами средь бурь опасений,
Случается в царствии дней и ночей.

Где взгляд мой разумный таил откровенья
Среди обезумевшей всюду толпы.
И видел годами в часы потемненья
Глубокие сны ее в лоне борьбы.

Где страсти, как листья, взлетали от ветра,
Среди младых женщин и их красоты.
И видел, что мне они будто бы щедро
Дарили повсюду нескромно мечты.

Где жил так годами. И как наблюдатель
Я был очарован страстями людей.
И видел, что в зеркале тот же мечтатель
Стоял предо мной без любви и идей.

Ликует жизнь, блаженствуя за гранью,
Где вездесущ единый чистый свет,
Что никогда сиять не перестанет,
Поскольку тьмы там не было и нет.

Но есть сады с цветением природы,
И каждый звук там - пение цветов,
Где не видны их медленные всходы,
Поскольку нет и вовсе их ростков.

Там нет могил с надгробными крестами,
И тленья нет со смертью всяких тел,
Как на земле, где долгими веками
Желает мир узреть ее предел.

Во всем есть промысел и суть.
Всему конец есть и начало.
Где жизнь душою новой стала,
Земной испытывая путь.

Где вся Вселенная огнем,
Как прежде солнечным, согрета,
Где вновь в лучах дневного света,
Вдруг смерть является в наш дом.

Она идет из века в век
Как будто бы закономерно,
Где непрестанно и безмерно
Ее тревожит человек.

Явный свет и свет незримый,
Как два лика естества,
Но один неугасимый
В благодати Божества.

Как явление и сила,
Как исскуство и мираж,
Где без яркого светила
Мир в сиянии был наш.

Это Божий Дух нетленный,
Им пространство озарил
В день, когда во всей Вселенной
Звездных не было светил.

Вы не любимы больше мной.
И я, увы, любим не вами.
Наш мир окутан облаками,
Вдруг слившись с чистой тишиной.

Где вашей страстною душой
Я не насытился всецело.
Увы, к моей не тяготела
И ваша с юною зарей.

Собой не грели вы меня,
И я вас больше уж не грею
За то, что вы себя нечьею
Назвали, боль мне причиня.

Вы уходили без мольбы
И за вину свою прощенья.
Где целью вашего плененья,
Я был, увы, для ворожбы.

Далек мой край, где нет идей стремленья,
И пенье птиц затихло на века,
А в сердце вновь зеркальная река
Меня в свои лишь манит отраженья.

И в них на вид душевный мир прекрасен,
Как будто цвет румянца на лице.
Но что же в нем откроется в конце?
Мне до сих пор ответ совсем не ясен.

И вот река невольно отразила
Невинный взгляд младенческой души,
Где Божий свет тогда еще в тиши,
Стал ее греть, как огненная сила.

Там, где она в любви была согрета
Тем, кто в нее жизнь вечную вдохнул.
И дух его к ее устам прильнул.
И вот душа сама, как лучик света.

Я помню время юных дней,
Когда не знал обид и боли
И не познал тогда сильней,
Что жизнь на вкус не слаще соли.

Где я всем душу раскрывал
И был невинен всей душою.
И всех мечтою удивлял,
Когда любовь жила со мною.

Где каждый вечер воспевал,
Я о любви желанной песни.
И вновь с надеждой представлял,
Что с ней наш мир весьма чудесен.

Где я не знал теченья слез
И в пляс с красавицей бросался.
И в роще сосен и берез,
Я с ней любя, уединялся.

Дух любви изнеможенно
Вновь пронесшись над людьми,
Как над бездной упоенно,
Глас свой к Богу устремил.

Боже, Боже! Непрестанно,
Над людской толпою масс.
Как над кратером вулкана
Я ношусь из часа в час.

Не хотят сердца их рая.
Чужды зову моему.
Путь цветами устилая
К хладнокровному уму.

Воспротивившись призванью,
Всей душой тебя любить.
Твоему лишь мирозданью
Возжелали вновь служить.

Где же любовь, в которую поверить, так и не смог?
Ее я не узрел. Есть ли моим раздумиям предел?
Которых мне поныне не измерить.

Она ли есть, то чувство вдохновенья?
Когда нас Бог, вмиг ею одарил?
Быть может, мне не доставало сил?
Чтобы постичь ее без постиженья.

Ее искал средь женщин. Мне милее.
Свет их очей, что душу озарял.
Но их любви я так и не познал.
И среди них не стал душой светлее.

В любовь ли страстную я верил?
Идя к сиянью женских глаз,
Когда однажды, в первый раз
Я свое сердце им доверил.

Словно с покорностью желая
Быть искушенным красотой.
Что обольщая за собой
Вела в мечту земного рая.

Как мог тогда я искуситься?
Как будто разум потерял,
Который всюду уверял,
Что мне любовь могла присниться.

Во дни большого искушенья
Себя не мог остановить.
И думал я, что их любить,
Готов без страсти и сомненья.

И с новой силой устремлялся
Всегда к сиянью женских глаз.
Без нежных слов и льстивых фраз,
Строптиво в женщин я влюблялся.