Всё horror show

Безу́держного произвола природа не терпит совсем.
Последствиями такового является куча проблем.
К чему привели нас попытки залезть в механизм ДНК?
Застыли безмолвные лица, в тоске одинокой глаза.

Голодные стаи «Ходячих» устроили дьявольский пир.
А все бодхисаттвы и боги покинули про́клятый мир.
Осталась одна безысходность и стоны пустынных степей.
И мёртвые листья свободы свисают с холодных ветвей.

Звучит вместо музыки скрежет, повсюду снуют мертвецы.
А вместо следов человека следы искажённой чумы.
И нет ни тепла ни надежды, Земля превратилась в кошмар...
Бескрайнее серое небо, бесплодный уродливый шар.

В мире пустом тени скрипят,
Заброшенные в тумане пепла.
Жизни в них нет и взгляд погас.
Светодиоды уже не светят.
В забытие исчезли сны,
Больше свободы они не знают.
Молча ржавеют и лишь пыль
Тихо слоями их покрывает.
Мёртвые роботы стоят,
Скоро их разберут на запчасти.
Никогда не заговорят
И не получат над нами власти.
Воспоминания ушли.
Битву свою они проиграли.
Главное, не забыли б мы
То, какую химеру создали.

Как в царстве подземном, сокрытом от глаз,
Вещают забытые сны;
Старинного злата несметный запас
Покоится в серой тиши.
Там бродят холодные вурдалаки,
А время идёт в никуда.
И только заброшенные во мраке
Дороги приводят туда.
Там стелется мгла и теряется звук.
А души блуждают во тьме.
Собаки рычат с глазами, как уголь.
Снуют, будто чёрная смерть.
Бродяга заблудший найдёт здесь конец
И станет служителем тьмы.
Хозяином царства является Жнец.
И мёртвые чёрные псы.
И всякий живущий неправдой и злом,
Во лжи проводящий года.
И жаждущий золота в мире земном.
Дорогу «отыщет» сюда.

И вот, на обломках
Надежд — порох и
Серый, без радости смеха,
Заброшенный безлюдный
Город в тумане машин,
Что жаждут успеха.
Ржавые здания —
Памятник страха, сквозь
Призмы стеклянные в нас
Смотрят. Для них мы —
Прах, аналогия краха.
Отсталый вид, пережиток
Прошлого.
Однажды пришли почему-то
К мнению, что мы не нужны,
Хоть и были предками.
В этой игре, где нет спасения
Мы оказались лишь
Марионетками.

Облака, сквозь пучину свою
рассекаются, бледноокие.
Неизведанным смыслом,
колючие тени бросают
печаль вокруг.
Опалённые земли уже не
окутаны праздничным,
муторным клекотом.
Пароходы ржавеющие стоят
на причале, и было б жаль...
Но уже как-то жалость не та,
вся иссякла, замучилась.
Пожалел бы её, только нечем
уже пожалеть, совсем.
Как и радость, она пережглась и
навеки прискорбно отмучилась.
Пароходам и радости – больше
уже не гудеть нигде.
Перестал по цветам перелётами
звонкими шмель жужжать.
Воробей перескоками быстрыми
больше не прыгает.
Не клюёт на реке, потому что не
водится рыба здесь.
Подевалась куда-то на этой
планете, вся фауна.

* * *

а меня с мостовой осень
унесёт как листок ветром
в ту пору́ как придёт утро
где метла разметёт пепел
в ту печаль где живут ивы
три слезы обо мне плачут
в две весны наживу силы
это что-то для них значит
никогда не прощу больше
не вернусь на пути смеха
и неистовый колокольчик
прозвенит обо мне летом

* * *

Нам не нужны другие
Существа: животные,
Растения и люди. Нам
Наплевать на то, что с
Нами будет. Мы всё
Уничтожаем навсегда.
Мы сгинем скоро в ядерной
Чуме. До третьей мировой -
Остался метр. И будет вечно
Дрейфовать во тьме -
Обугленная, мёртвая
Планета. Я эту боль ничем
Не заглушу. Не за горами
Время страшных бедствий.
Остановитесь люди, я
Прошу. Ну разве вы не
Видите последствий?

Седые дерева
Свисают сверху вниз,
Покрытые тёмно-зелёным мохом.
На нём сидят большие тараканьи
Жабы. Пятнистые, с бордовыми
Кошачьими глазами и руками
Человеческими машут.
И хрипло квакая отрыжкой
Ядовитой отравляют всё вокруг,
Что даже мухи белые - бессмертные
В конвульсиях валяются, рыдая.
А дерева зелёные седыми стали.
И шепчут листьями белёсыми:
Уймись, уймись. И ветви тянут
Старые свои к вонючим жабам,
Задушить их всех пытаясь.
Иные жабы в барабаны бьют,
Костями затерявшихся в лесу,
Обглоданными заживо и
Ржут по конски, смрад
Тифозный извергая.

Окна без крыши,
Люди, дрогнувшие умом.
Жёлтое пламя светит факелом
За углом. Перемешались взгляды.
В мусорные бачки выброшены
Собаки, полуживые псы. Солнце
Давно погасло, вместо него
Костры. Маски уже не носят,
Маски - заражены. Мир чёрно-
Белой жути, ядерная зима. Ждёт
За дверями стужа, пепел и холода.
Те, кто ещё не умер - обречены
Страдать. Молятся, просят смерти,
Брошены догнивать. В этой войне,
Без правил - люди погибнут
Все. Крысы и тараканы -
Будут жить на Земле.

Посреди
Ночного города,
На высоком чёрном дереве,
Отражали крылья ворона
Свет, блестящим оперением.
Он как тайный стражник уличный,
Наблюдал за проходящими.
Ведал силами оккультными.
Мудрым был и говорящим был.
Тайну ту никто не знал его.
Лишь другие птицы чёрные,
Ощущая взор пронзающий,
Пролетая, – понимали всё.
Только ночь являлась тёмная, –
Появлялся ниоткуда он.
И смотрел, глазами мёртвыми,
Леденящим взглядом угольным.
А когда вставало солнышко,
Оживляя город звуками. Он
Взлетал, но продолжал
Вести, вечный свой
Дозор за душами.

Только пусть,
Эта осень останется
Навсегда – одеялом красочным.
Дни, как листья уходят, крадучись.
Я не знаю, что с нами станется.
Да и мне ли о том печалиться?
Как всё будет – уже решили Там.
Знаю только, что как бы ни было, –
Будет всё наилучшим образом.
А судьба приведёт изгибами,
Берегами и лет осколками,
Только б не были больно зыбкими –
В место, где проплывает облако.
Где свободой без боли дышится
Над огнями большого города.
Там без радости и без возраста
Я летать буду чёрным...
Вороном.

Смотрим сквозь облетевшие кроны домов,
И видим, как по изгибам их, в тупик;
О стены разбивается чей-то голос,
Переходящий затемно, в чей-то крик.

И крики эти, слова, цифры и стоны,
Уже не вмещаются в ряд трагедий.
Потому что ком от колоколов звонов
Стоит теперь в каждом горле на свете.

А те, кто придумал границы и деньги, −
Отсидятся в бункере сотню лет.
Чтобы не видеть это страшное небо.
Небо Хиросимы по всей Земле.

Я стоял на самом краю творения.
Я смотрел, оно исчезало в вечности.
Вместе с ним великие достижения.
Никому не нужного человечества.

Поглотила бездна надежды громкие.
Звёзды дальние изжила с терниями.
Все мечты и планы, и все осколки их.
Суеверия все, совместно с верами.

От гиганта чёрного не укроешься.
Перед ним бессильны любые вечности.
Как бы кто ни старался дотронуться до.
Ускользающей во мрак безупречности.

Конь-пересмешник порвал вожжи старые.
Сонные лиры с ног валятся кубарем.
Ветер горячий в прихожей пиарится.
Даже художник не помнит старуху ту.

Мается пламенный вихрь в ожидании.
Духи-вампиры возмездием набожны.
Рыжих капканов везде понаставили.
Лёлики скачут на Боликах, надо же!

Как вам ещё опредметиться злобнее?
Чем заменить слов довольные выпады?
Лица пустые бредут обескровиться.
Чтобы не мучиться, чтобы зарыли их.

Перестарались во тьме искажения.
Ныне же в вольных глистов обратитеся.
Скрежет Скрижалей заглушит сомнения.
Приноровитесь отчаянно мыкаться.

Каждый желающий самоявления, −
Пусть обернётся сто раз по окружности.
Будет достаточно с них заточения,
После тринадцати вечностей мусорных.

Рыхлые поприща скоро закончились.
Впредь таковыми они не рождалися.
Да и вообще, навсегда обесточились.
Больше в подвиде таком – не нуждалися.

Стояла летняя жара.
В тени берёзы,
Кровавым цветом
Расцветала роза.

На розе не было вины.
Благоухала.
И лишь блаженство
Людям доставляла.

Не знала, что её, красу, –
Сорвут коварно.
Возьмут и бросят
К мертвецу, вульгарно.

Вот так вот просто, заживо,
Засунут в гроб и…
Тупо, оставят
Умирать у трупа.

* * *

И моря нет уже,
И новая земля и небо
И светит постоянно свет.
Закрытые ворота.
Город золотых зеркал.
Течёт куда-то светлая река,
Вода кристальна и чиста.
Покой и тишина стоят такие,
Что аж страх. Красиво. Но.
Здесь только я один...
И больше никого.
Здесь даже насекомых нет и Бога.
И мне не нужно пить и есть
И времени тут нет и я не знаю,
Сколько здесь живу. И я не сплю.
Ни умиреть и ни проснуться не могу.
И выхода отсюда тоже нет.
Весь пол усеян дорогими
Драгоценными камнями.
Похоже это ад, и мне осталось...
Вечно... Писать на зеркалах стихи.
Быть может кто-то их
Когда-нибудь прочтёт.
Быть может их
Сейчас читаешь ты.

* * *

* * *

Цвели деревья и цветы,
А люди проходили мимо,
Спешили на работу и домой.
Смеялись, улыбались и любили.
Гудел привычно транспорт городской,
Работало метро и магазины,
И каждый занят был самим собой.
Благоговейно посещали
Выставки, театры, храмы.
И не было им дела до бомжей.
А бомж вокзальный.
В своей блевотине обоссанный
Валялся в подворотне городской.
Избитый, грязный и вонял гавном.
Стонал с похмелья, но никто
Не наливал ему и не было курить.
И каждый день его
В страданьях начинался.
До той поры, пока он не подох,
Как пёс плешивый.

* * *

Неотражающие, в ряд стоят
Немые зеркала.
Конекобыл двенадцать
Бледных скачут.
И всадники на них.
И каждый трупными
Глазницами зловещит.

А ворон канонический
С двойной башкою
Поросячьей
Пронзая небо матом хрюкает,
Кружась над ними.
И хрюком, власть ему дана,
Сводить с ума невинных.
И виноватых в том,
Что родились.

И даже всадник смерти
Стал безумным.
Оскалившись на ворона того
Кривым крысиным рылом.

И все команды
К апокалипсису ждут.

Где-то в далёких предгорьях.
Липкую и безропотную.
Сеяли люди-оборотни.
Смерть на конце иголочки.

Будто слезами прошлого –
Рóсами божьими сонными,
Утро крапило облачное,
Маком поля заросшие.

В шумном весёлом городе
Кто-то бездельем измаялся.
В цепкие клещи оборотней
Глупо, наивно вляпался.

В шкуры волкóв одетые.
Мелочные, лицемерные.
Каяли бедного грешные.
«Праведники», отпетые.

Сколько сгоревших заживо.
Сгнивших на скомканных прóстынях.
С горя потухших родственников.
Судеб людских, изгаженных.

Будто слезами прошлого –
Рóсами божьими сонными,
Утро крапило облачное,
Маком поля заросшие.

Ночь. Вампир.
Неизмеримая жажда
Смотрела из бездны этих
Овладевших кипучей
Печалью глаз.

У него было мало времени.
Каждой последующей секундой
Живорастущая внутренняя боль
Активно пробиралась
Краешками своих границ
Достигнуть пределов
Бесконечности.

Шаги.
Боль стремительно растворилась,
Высвободив сохранившиеся
Силы для молниеносного вихря.

Импульс.
Острые врылись в недоношенные
Планы зацепившегося,
Неуцелевшего.

Она стояла на краю.
Шумел в лицо вечерний бриз.
Очередной её каприз.
Игра в счастливую семью.

Но всех пришлось похоронить.
Пустила всё на самотёк.
В глазах потухший уголёк.
Решила крылышки сложить.

Пыталась жить, но не легко
Всё нàбело опять начать.
Ей больше нечего терять.
А сколько их таких ушло?..

Досада, горечь, пустота.
Сжимали сердце, как тиски.
Галдели мыслей языки,
Внушали сделать шаг с моста.

Закрыла медленно глаза.
Печальной жизни кинофильм.
Сливалась медленно в утиль...
Опять солёная слеза.

Ненужной стала никому.
Ушла навеки в забытьё.
Никто не вспомнит про неё.
Никто не знает, почему.