Ты под рёбра залезь, только боль мне не причини.
Смерти неважно, кому голову с плеч сносить.
Она чертит круг на моей руке и говорит:
«Рыцарь мой, это нас сохранит».

И вдруг вспоминаю, что это сезон охоты,
Как мы гнались за ней, будто за звонкой славой.
Я хватаю ведьму за эти чёртовы косы,
Пока не напоила отравой.

С укором смотрят глаза, разрывая на части.
Слышу, что Псы Короля всё ближе и ближе:
«Рыцарь мой, если я умру в их проклятой пасти,
То лишь с тобой и в одной могиле».

Здесь брезжит рассвет, он тянет руки к моим плечам.
Она давит в вену мою, а саму знобит:
«Я твоя госпожа — одновременно твой палач.
Ты меня обязательно защити».

Ламия пускает мне кровь и силу мою жрёт.
Не шелохнуться, но упрямо гляжу на меч,
Чуть слышно эхо мои мысли ей передаёт:
«Вот бы голову твари отсечь».

Ты под рёбра залезь, только их мне не раздроби,
Прорастая цветком прямо из моей груди.
Она смотрит томно, покуда мелькают огни:
«Рыцарь мой, сдохни, но сохрани».

"У тебя ли мне просить совета, милая?
Ночь, что бледнее снега да прозрачней инея,
Знать бы, что мне вороны те в спину каркали,
Унося венок мой с рук его в это зарево".

За воротами зелень простиралась змеями,
Бубенцы звеня, упали на землю звёздами.
Тяжкой поступью к ней на встречу медведица
Прямо к нашей заросшей травой околице.

А дышать труднее, аки камни кладут на грудь,
Когда смотришь прямо в глаза, а в глазах тех - грусть.
И молвила Ночь рёвом медведицы, не тая:
"Ты не бойся, родная, но он не твоя судьба".

Там, где корчится береста, не цветут сады,
Не растёт трава в душе и не растут цветы.
"Ты, как дар, мои слова к сердцу своему прими.
Горечь твоя пройдёт, как только прилетят грачи".

Слёзы ветер уносит с щёк, и те оседают росой.
"Ночь, хочешь сказать, что счастье моё будет весной?
Медведицей поклонилась Ночь, оставив шалфей:
"Приложи его к сердцу, и будет не так больней".

________________________
Вмиг на пути медведица, и сейчас тут так глупо вспомнилось,
Что в избе, коль не прибрано, не видать никому пророчество.

Я гадала на каплях солнца, чтоб он помучился,
Если в ближайшую седмицу со мной не обручится.
Я брала, как бабка учила, чабрец и лютики:
Зов мой станет слаще в разы для него любой музыки.

Я носила только на шее своей жемчужины.
Сделаю так, чтобы был он лишь мне верным суженным.
Ветер играет с листвой, манит нашими гуслями,
Шепчет мне: "Милая, ты не играй с его чувствами".

Травник прошёл, а он смотрит всё на меня искоса,
Лишний шаг в мою сторону не сделает за изгородь.
Душа бьётся, комом слёзы к горлу подкатывают.
Привороты на него не действуют, не срабатывают.

А он опять собирается в лес, поохотиться,
Но сердце моё в его сетях давно уже водится.
Липовый мед, цветки розмарина, другие травы,
Чтоб душу рОдную исцелить - нет такого отвара.

Жемчужины с шеи вмиг на пол осыпались перьями,
И выросли крылья дивными, быстрыми, крепкими,
Лучше брони не пробить ни мечами, ни стрелами.
Обернулась орлицей, взмыла в небо над избами.

И верным другом стала ему в жизни, вечным спутником,
Охраняла его путь через войны и сумерки,
Гадала на каплях солнца, чтоб враги его мучились.
Была для них его ручным и крылатым чудищем.
________________
Прослужила ему до конца его жизни, став мудрей.
Защищала его детей, а когда те взрослели, и их детей.


Автор: Карина Мингалёва

Травник* - Май

Может быть дни скорбят, да только не мы вдвоём.
Мы ведь отлично знаем, за что мы воюем, за что пьём.
Я тебя на своих руках, ты мне в спину своим мечом.
Прощаясь, целую тебя в висок перед сном.

Я отплачу тебе той же монетой, и рассвет мой придёт,
Только в замке нас уже больше никто не ждёт.
За плечами тех дней моих и за взглядом очей твоих
Мы потеряемся где-то в заре на склонах чужих.

Соколиная кровь на багряном закате да скатерти.
Мы ведь отлично знаем, куда мы с тобою скатимся.
Ты королева жизней моих и звона мечей моих,
Но больше не хочу тянуть в эту бездну еще других.

Я тебя на своих руках, ты мне в спину своим мечом.
Прощаясь, целую тебя в висок перед сном.

Когда он пришёл за ней, наступила опять зима,
А весна словно кошка ластилась к его лишь ногам.
И по скрипучим ступеням с огарками свечек в руках -
Ветер, не тревожь её так, а просто подай ей знак...

Ежели не спросить дорогу у старых кованых врат -
Будешь плутать по миру, как вечный безликий странник .
Откроешь окно, а там за ним тот непроглядный мрак,
Что хохочет и смотрит на тебя пустыми глазами.

У Ветра нет имени, ни тёплого дома, ни рода.
Он забыл, что есть чувства... такие, к примеру, как верность.
Его волнует теперь лишь только своя свобода.
Но возвращаясь к ней, он вспоминает, что есть нежность.

А вот за горизонтами вселенских дыр - океаны,
Смотрит на них с тех времён, когда нарекли его Ветром.
Он советовал ей эмоции собрать в чемоданы,
Она с усмешкой: "Ты забыл, как это быть человеком".

Ноябрь был самым холодным месяцем осени.
Он об этом прекрасно знал, как и всё на свете.
Говорил очень ровно, и как можно безоблочней:
"Старайся забыть о бездумно растраченном лете".

И все мысли разлетались осколками на пол: -
Ноябрь всегда умел привести её в это чувство.
Ругалась она: "А иди ты... на чёртов запад!".
Выводить её из себя - было его искусство.

А ведь в гневе всегда голова, будто пьяная,
И может обождёшь хоть до следующих вёсен?
Ноябрь без тебя, поверь, как с огромной раною...
Нежданно и робко: "Встретимся как-нибудь осенью?".

Ноябрь не умел признавать все свои ошибки.
А она лишь злилась сильно, но всегда прощала.
Вот бы надеть извинения, как бусы, на нитки,
И подарить ей, но понимал, этого будет мало.

Ноябрь был самым холодным месяцем осени,
И самым сильным из всех братьев на этом свете.
Говорил очень ровно, и как можно безоблочней:
"Когда в мыслях ты, мне... Как это говорят? Теплее?".

Сердце Февраля не бьётся в груди уже очень давно,
Заледенело и от него ни единого звука.
Он был ребёнком, когда метель забрала его далеко,
Поиздевалась так, что внутри теперь сердце без стука.

Февраль утопает в огнях огромных ночных городов.
Проблему, увы, не запить ему простым алкоголем.
Стрелки стали шагать на циферблате его часов,
А значит Декабрь и Январь наконец-то умолкли.

Он вновь пришел к ней домой - это стало его привычкой.
Она звала его как-то странно, но не так как Зима.
С ней всегда будто под рёбрами загорается спичка,
И угасает в тот момент, когда уходит она.

Герда поняла, он даже не помнит своего имени.
Пока за окном эхом раздаётся заливистый лай,
Она думает, как же у Зимы его выменять.
"Тебе сколько сахара в чай положить, мой дорогой Кай?".

Тихой поступью ходят и скалятся возле моей души
Под мелодии громких клаксонов роскошных машин.
Расскажите нам только сказку, пожалуйста, на двоих,
Что читают на ночь, исключительно взрослым и то - чужим.

Наденешь венок - так пляши. Все ромашки ведь любят пляски,
А ещё они любят дожди и акварельные краски ,
И немного-немного чай.

Наденешь венок - улыбнись. Ромашки всегда улыбаются,
Даже тогда, когда их срывают, они не срываются,
А лишь отправляются в май.

Наденешь венок - мечтай. Ромашки то и дело мечтают,
И лепестками под облака взлезают и исчезают.
Желаешь? Тогда отпускай.

Наденешь венок - не злись. Ромашки верят - всё возвращается.
Плохое может вернуться, потому что Земля вращается -
И ты это не забывай.

Тяжкое бремя, что нёс пегас, рассыпалось снегом,
И всё замело, завертелось под белым зонтом.
Я вспомнила сказку, где девочка увидела Лето
В платье из белых роз.

И всё волшебство, что было тогда, осталось со мной.
Крылья расправил пегас и улетел за весной.
Теперь только ветер дует, тревожа покой
Веток усталых берёз.

Небо в порезах смотрит в лицо, сурово молчит.
Будто бы я не знала, что сердце его стучит,
Будто бы я не догадывалась, куда пришла.
Думала ведь, что не обманет меня Зима.

А Зима, смеясь, с раненым сердцем меня обожгла -
Треснул на вид очень прочный лёд, а за ним и я.
Упала б на самое дно, только его там нет.
Вокруг безграничный лёд, а внутри бесконечный снег.

Холодный, как север, лишь в глазах его тают льдины.
Я встречала его, когда Весна приходила,
Она шептала на ухо мне: "Ты не крась ресницы.
Март слишком коварен и может тебе присниться".

Он смотрел так, словно стою я в центре времён,
А во всём вроде бы есть тайна и есть намёк.
Вытащил меня из реки, развернулся, ушёл,
А за ним стелилась земля, будто бы дивный шелк.

Небо в порезах смотрит в душу, сурово молчит.
Будто бы я не знала, что сердце его не гранит,
Будто бы я не догадывалась, куда пришла.
Март, отворяй ворота...

Посмотри,
твоя верность уже не в моде
Это как одеваться не по погоде -

Ждать и думать, что кто-то придёт.

Оглянись,
Ты шагаешь по этому краю.
У Земли много чего общего с Раем

Главное только смотреть вперёд.

Осмотрись,
Может вдруг встретишь прохожего,
Так на тебя уж слишком похожего.

И тебе в этот раз повезёт.

Приглядись,
Этот мир, как песок, такой зыбкий.
Люди надевают большие улыбки,

Просто устав от забот.

Пойми,
А может порою так нужно
Идти по наитию (что никому не чуждо).

Всё независимо от погод.

Расскажи,
Вместе с тобою подумаем.
Да и сделаем всё лишь обдуманно,

Чтобы с сердца ушёл гололёд.

Выковать сердце. Что на этом свете может быть проще?
Особенно если твоя душа по безмолвной роще
Бродила и падала в тёмные ямы охотников,
Но не находила нигде отклика.

Сердце, а оно, представляете, ведь не из пластмассы.
Бьётся в груди, птицей вырывается в людные массы,
Гонит душу в глубины леса да в пропасть срывается,
По-человечески ноет и мается.

Сердце из чистого льда, чтобы никак нас не ранили.
Чтобы чужие войска с севера замертво падали
В бездну тихую белокаменную, где бывали мы
Только враги вот не знали бы.

Сердце прозрачней воздуха, чтобы дышать было легче.
"Пусть не удавка душит, а нить из белого жемчуга", -
Говорили тогда мудрецы, а мы им не верили.
Небесные звезды тому свидетели.

Выковать сердце. Что на этом свете может быть проще?
Особенно если твоя душа по безмолвной роще
Бродила и падала в тёмные ямы охотников,
Но не находила нигде отклика.

Венди, каждую ночь спасаю тебя от мук,
Будто эта кровь не льётся с моих ладоней,
Будто я и не чувствую твоих нежных рук,
Будто я не живу тобою...

Вечное детство, причуды да наши сказки,
Ведь мир он большой - покрутиться- перестанет,
Лишь бы играть нам всем целую вечность в салки.
Вечность и без расстояний...

Я может бы вырос, случись всё по-другому,
Но потом индейцы сказали, таков мой путь.
Моё сердце иногда поддаётся шторму,
Но я справлюсь сам как-нибудь...

Каждый раз ты уходишь и обижаешься,
Если шуток не понимаешь, можешь идти!
Каждый из нас раз или два ошибается!
Пойдём отсюда Динь-Динь...

________________
Мальчик, который не хочет взрослеть, остался,
А Венди ушла, потому что хотела жить,
Но иногда душа её всё-таки рвалась
Из чаши детства глоток испить.

Что поставишь теперь на кон, милая Элли:
Дровосека или может трусливого льва?
Только не говори, что ты бродишь без цели
По дороге из жёлтого кирпича.

Гингема, а девчонка на тебя похожа!
Загляденье смотреть на ее неудачи.
А давай подошлем ей кого-то похуже?
Расшевелим беленький одуванчик.

Милая Элли, а может вернёмся в Канзас?
Увы, покорять другие просторы трудно.
Вернёмся домой, и напишим о нас рассказ.
Изумрудный город ведь это чудо!

Гингема, убери эту девчонку с пути
И чего она тут крутится под ногами?!
Да и как тут королеве с ума не сойти
Возле поля с коварными маками.

Страна Оз - в целом очень опасное место,
И лучше тут не бродить одной по дороге.
А люди здесь так совсем из другого теста.
Никогда не знаешь, что будет в итоге.

________________________
Что поставишь теперь на кон, милая Элли?
В Канзасе дома уже остывает твой чай.
Только не говори, что ты бродишь без цели
По дороге, что ведёт тебя прямо в май.

Солнце медное тает в ладонях,
Шумит листва.
Лишь Василиса снова как ночь бледна.
Лишь Василиса опять молчит,
Когда он идёт воевать, взяв меч и щит.

Снова наденет шкуру лисы, и пойдёт за ним
Тропами вереска и тропами всех равнин.
Его броню не пробьёт ни одна стрела,
Пока сталь с огнём будут сплетаться в её глазах.

А когда он вернётся героем, она наденет свой сарафан,
Будто бы она не ходила за ним по пятам.
Спросит: "Вернулся с войны? А ты что уходил?".
Василиса прекрасно знала, что он нисколько ее не любил.

Пряничный домик стоит у склона большой горы,
Но ведьма живёт там совсем и не злая.
И знайте, до того времени, до поры
Детей хоть не любила, но и не уплетала.

И по утрам ведьма сбивала ногами росу.
Она не была ни горбатая, ни косая.
А еще бывает как распустит свою косу,
И бежит к студенной реке лишь босая.

Пряничный домик со временем зачерствел,
Но ведьма всё молода, как и в свои семнадцать.
Будто на роду написано, будто кто-то велел
Испортить эту идиллию двум оборванцам!

Ворвались, покусились на стены родного дома,
Да и забор умяли в один лишь присест!
Здесь они разозлить смогли бы любого,
И любой в ответ тоже этих обидчиков съест.

Я расскажу вам про город, который забылся сном -
Его не найти на картах, но кто-то слышал о нём.
Вечная осень царит в забытом городе страха,
И жители его едят горький и странный сахар.

Посреди площади шатёр красно-черного цвета.
На столиках ведьм шары, забравшие краски лета.
Застывшие картины без лиц, без масок на стенах.
Да и клоуны по злому шутят на здешних сценах.

Монстры бродят, рыщут в поисках своей новой пищи.
Заблудишься на карнавале, тебя и не сыщут!
В глаза не смотри тем ведьмам – имя своё забудешь.
Сундуки не открывай, мало ли кого разбудишь.

Оборотней в клетках не корми, чарам не поддавайся,
Колдуна в чёрном фраке встретишь, беги, не сдавайся.
Коль не убежать, голову опусти, прими в дар сахар.
Колдун улыбнётся, но ему не верь, он здесь царь-страха.

Надкуси, не глотай, потом выплюнешь не заметно -
Помни, клоуны в этом городе стреляют метко.
И не только пирогами, впрочем, это и так понятно,
По разорванным рубашкам, на которых алые пятна….

Вечная осень царит в забытом городе страха,
И жители его едят горький и странный сахар.

Мир состоит из тысячи рваных дыр,
Из взрослых людей, самолетов и писем.
А, ну и конечно же, из квартир,
Из песка и бесконечного моря чисел.

И я смотря в небо думала об одном,
Как бы во всем этом не затеряться,
Чтобы жить не "между реальностью и сном",
А жить так, чтобы не надышаться.

Черный зверь идёт по твоему следу -
Так чего, красна девица, ждать?
Давай, прямо в следующую среду
Под окошком его поджидать.

И мы его подзовём да поманим,
Откроем свою дверь тем ключом.
В самую душу возьмём и как раним,
Когда кол засадим в плечо.

Он будет по тёмному лесу идти,
А Она чует его за версту.
Черный зверь из всем известных картин,
Вот и сам попадёт в беду.

Зверь, какого попасться в ловушку?
Мы ждем тебя, правда, ждём.
Дай, шепну тебе девица на ушко -
Мы во сне за ним тоже придём…

Привет! Расскажи, как дела и чем занят?
Я в мире многоэтажек и разных машин.
Меня в Страну Чудес больше ничто не манит,
Но чудеса – это кладезь земных глубин.

Ты делаешь шляпы, пьёшь чай точно так же?
Три ложки сахара в кружку и молоко.
Или может теперь пьёшь чай ещё слаще?
Мне до вас, как до Марса, совсем далеко.

А я за кроликами больше не бегаю,
Не открываю двери . Клянусь, больше нет!
Не смотрю на тени по стенам беглые.
Да и не хочу в Страну ненормальных Чудес.

Я повзрослела, почти всё позабыла,
Не жду уже ни писем от вас и ни звонков.
Ладно, мой старый знакомый, было и было, -
Нужно не слушать тиканье карманных часов.

Мартовский Заяц сидит и чай наливает?
Птица До-До всё ещё водит свой хоровод?
Стража королевы розы закрашивает?
Иногда вспоминаю ваш безумный водоворот.

Как там Чеширский кот, скучает, быть может?
Или он забыл меня на исходе дня?
Кот в разговоре всё непонятен и сложен?
И он улыбается при упоминании меня?

Я не забыла вас друзья, прошу, поймите!
Просто увидеть не смогу всех вас - вот и всё….».
В конце просто точки и подпись «Алиса».
Это её им недошедшее письмо.

Я кровь вытираю с лица лишь ладонями,
И всю жизнь прожил бок о бок со своей стаей.
Мы не бродили, как псы только сворами,
Наша жизнь для людей уж слишком иная.

И когда луна призовёт, вновь помолимся.
Отблески всех звёзд за решётками/стенами
Манят свободой, но мы не охотимся: -
Раны перевязаны белыми лентами.

Я умирал сотни раз, столько же воскресал.
Я убил четверых, которых нельзя спасти.
Посмотрите в мои глаза. Я выживал сам -
Такого, как я (к черту), даже нельзя крестить.

Целую в запястье. Тут не плачь. Я держусь.
Я знаю, что убьют меня, но ты не жди.
Позови по имени, если навеет грусть,
И не сиди под зонтом здесь в эти дожди.
-----------------------
Кровь вытираю с лица лишь ладонями,
Я попрощался с ней и ушел со стаей
В небеса, где облака растут гроздьями.
Я стал туманом твоим, дорогая….

Распустит девица косы да шагнёт в ту воду,
А небо искрится над нами ярким пламенем.
«Я для него хоть пеплом или хоть снегом буду!
Выведу имя своё на тёмном пергаменте».

А я приближался к ней, удивляясь глупости –
Духа вызвала тёмного до измученности.
Побледнела, увидев меня, но не вскрикнула.
В тёмных моих глазах та дева сгинула.

С крыл моих взлетели в небо чёрные вороны,
Да полетели дивные в разные стороны.
Я не смотрел на них, мне уже как-то всё равно.
Сделал то, что было в тех словах уговорено.

Она не первая здесь и здесь не последняя.
Я отвожу глаза, не могу смотреть на неё.
С губ моих срывается рык. Снег на ресницах.
Как же надоела думать об этих девицах!

И сердце моё стучит, хоть и очень медленно.
По её щекам слёзы стекают лишь тяжкие.
Я мог избавить от боли пусть и не велено,
Но Тёмным не пристало нянчиться с «бедняжками».

Мчимся на всех парусах по Синему Морю,
Держим курс на восток… или запад.
Компас сломался давно. Что ж посмотрим…
Мы же не встретили ни одного пирата.

Буря искр – сабля об саблю. Это отважно.
Жизнь, говорят, буря та же. Неважно…
Трещина на бинокле. Не видно берег.
Такое же чувство, когда нельзя открыть двери.

Если ветры занесут нас далеко – вернёмся.
Не сразу, сначала захватим чужие земли.
Здесь услышав плохое, не плачем – смеёмся.
Пока, и в правду, не окажемся на мели.

И если наш парусник загорит – потушим.
Предателей отдаем на съедение рыбам
Или оставляем на неизведанной суше.
Предательство на корабле - личный выбор.

Мчимся на всех парусах по Синему Морю,
Держим курс на восток… или запад.
Компас сломался давно. Что ж посмотрим…
Мы же не встретили ни одного пирата.

Мне трудно искать тебя средь холодной зимы,
Где бушуют бураны и мёрзнут цветные сады.
Хрустальные сны утопают в вязком снегу,
Но, как бы ни было холодно, я всё равно иду.

Однажды в лесу мы наткнулись на двух волков.
Стрела полетела со свистом прямо в одного.
Безумно ужасный рык, и взгляд лишь на меня.
Стрела, вытащенная из колчана, была моя.

Изумруды волка в глазах причиняли боль.
Осмысленный взгляд и такой слишком отчаянный вой.
А затем поднялась метель, и пришла зима,
Поцелуем усыпила волка уже навсегда.

Брату было семнадцать, а вот мне двадцать два.
Мы не слушали никого, даже отца-короля.
В ту ночь у смерти глаза – ледяные цветы.
Мы с братом войско вели на север страны.

Некуда развернуться – стрелы со всех сторон,
А в ушах лязг металла – слишком противный звон.
Небо в крови. Небо каплями на белом снегу.
«Не волнуйся, брат, я, как-нибудь сам уж дойду».

Бревенчатый дом, а за домом тем серебряный лес.
Пол устлан шкурами и под потолком навес,
Запах пряностей, трав. А вот у брата рана кровит.
Мы знали, что седая земля по войнам скорбит.

Вдруг увидел того волка в деревянном окне.
У него изумрудные глаза и бурый мех.
Я схватил меч, выбежал, а его след простыл.
А когда вернулся, понял, что волк меня не простил.

Брата в доме нет. Он просто взял и пропал.
Я его до сих пор ищу, и тогда искал.
Выбежал на крыльцо, на меня смотрит тот волк.
Я убил его брата, а он забрал моего.

Мне трудно искать тебя средь холодной зимы,
Где бушуют бураны и мёрзнут цветные сады.
Хрустальные сны утопают в вязком снегу,
Но, как бы ни было холодно,брат, я всё равно иду.

В который раз меня тащили к тому костру?
Надоело за тебя в сотый раз умирать!
Я закрою глаза, и память себе сотру,
Чтобы в следующей жизни тебя мне не знать.

Забуду, как встретил я девочку лет семи,
А затем ещё девушку с багровым платком.
В голове своей досчитаю лишь до восьми,
И забыл ту, что ранила булатным мечом.

Верный конь, унеси меня в ту золотую степь,
И оставь моё сердце без печали и горя.
Я ослеп. Я, возможно, болел так, но теперь
Не боюсь ни холода и ни жаркого зноя.

За тебя! В сотый раз за тебя седеет земля.
Песни древних льются рекой, и дрожит листва.
Под ногами тлеет трава, но тут только я
Не горю на костре, как горели все до меня.

Песни древних поёшь, но как же тебе не знать, -
То солнце, что ты любила, сожжёт и тебя.
И я так устал раз за разом тебя спасать.
Может в этот раз, ведьма, ты умрёшь за меня?..

За холмом над рекой птицы падали вниз камнями,
И я не мог им никак помочь, даже если б хотел.
Она называла каждое лето - длинными днями,
А я каждый раз уходил перед ней невидимкой в тень.

Одна семья приютила меня и обогрела.
Я жил в кузнице, и горя там никакого не знал.
Но как-то в мои семнадцать вёсен полетели стрелы
От рыцаря Короля, которому я плюнул в глаза.

Они пришли в нашу деревню и её разорили.
Я ведь не мог просто так стоять и на это смотреть!
Рыцари ничего совершенно не говорили,
Смотря им в глаза, каждый видел их друга - смерть.

Я ни храбрец, ни воин и тем более ни дурак,
Понимал, что бежать от них нет никакого проку.
Дальше только чей-то глубокий вдох и глухой удар.
...А над головами закружил королевский сокол.

Они приходили только за теми, кто ведает.
В нашей стороне такая была лишь она одна.
Кто приведёт к ведьмам, того Король богатым сделает,
Но ценность сокровищ не в камешках по сундукам.

Забрали меня с собой, как добычу или трофей,
Так я думал тогда, в самом начале извилистых троп.
Вынули душу мою из груди, сделав её темней -
И видят боги, я боролся с ними, как только мог.

А потом без чувств на земле сырой всю ночь пролежал.
Скрестили мечи и стрелы: я стал таким, как они.
Я больше не чувствовал и ни о чем не мечтал,
И мог прочитать за раз на всех языках сотни книг.

Нет имён, мы служили исключительно Королю,
А говорить порой мне также казалось бессмысленно.
Стоит Королю отдать приказ, и мы снова в строю
В тёмных доспехах. Видеть нас для любого мучительно...

Когда я встретил её, подумал, что не дрогнет рука,
И покуда меч со мной, душа будет чернее сажи.
Я должен был сделать то, что делал до этого всегда.
Её голос: "Привет. Может ты мне хоть что-нибудь скажешь?".

Щелчок в голове. Мой меч направлен в сторону братьев.
Я умирал, проливая свою и чужую кровь.
Она стояла недалеко в своём синим платье,
Наверное, опять призывала каких-то богов.

Она ушла, по-девичьи звонко смеясь надо мной.
И вдруг я понял то, что никогда её не любил.
Убила всех рыцарей, используя меня, как щит свой.
Я вспомнил, что зелье её, как живую воду, пил.

Началась охота. Они напали на прозрачный след.
Стрелы врываются в пустоту, и читает стихи поэт.
А бубны стучат о камни, создавая скрипучий звук.
У Охотников золото в сундуках, а ещё сотни слуг.

В эту самую тёмную ночь станут жечь все костры.
Станешь бежать по полям, знай: за полями только обрыв
Ну же, милая девушка, прыгни через жаркий огонь,
Возьми да протяни же Охотнику своему ладонь.

А червонное золото нынче сейчас на зуб.
Пастор читает приговор, совершая над всеми суд.
У Охотников тех чернее, чем сама ночь глаза,
На огромных щитах их острый меч обвивает лаза.

Они открыли охоту, а значит, к утру будет пир.
Слуга, открывая бутыль, предлагает кому-то: «Сир?».
Охотники и Гончие Короля – одно и то же лицо.
Если постучались в дверь, считайте, не повезло.

Началась охота. Они напали на прозрачный след.
Стрелы врываются в пустоту, и читает стихи поэт.
Так заведено на земле у них уж испокон веков, -
Запирают на ночь свою дверь, ставя на засов.

Здравствуй! Я снова пишу тебе это письмо.
Наверное, ты не поймёшь или не прочтёшь его,
Скомкаешь или сделаешь из него самолёт.
Знаешь, мы так похожи – вместе идём на взлёт.

Мне по ночам иногда бывает немного страшно -
В будущем мы встретимся и поговорим о важном.
И ты вся такая важная будешь ходить в костюме,
А я… Мы будем с тобой совершенно разные люди.

Но я буду жить ни в сердце, ни в душе, а в памяти,
Словно оставлять в тебе не трещины, а вмятины.
Буду разбивать бокалы, и любить сериалы,
И может писать стихи под звуки своей гитары.

Скомкаешь письмо или сделаешь из него самолёт.
Знаешь, мы так похожи – проблемы встречаем в лоб.
Целую на прощанье, передай всей семье: привет.
Ты ведь догадалась, что ты это я, через несколько лет?

Тронулся лёд, а на сердце такая печаль,
Будто ушла зима и пришла пустота.
Только одной мне, по-моему, совсем не жаль.
Растрачивать воздух, как впрочем, и все слова.

Четыре стены, ни неба, одни лишь сны.
И этот город шумит, не давая спать
Бумага, перо, чернила, я и мечты
Мечты и сны так стремятся меня обнять

А Вселенная шепчет что-то на ухо мне,
(А я не слушаю, просто пытаюсь заснуть)
Что-то вроде, не бойся, я на твоей стороне.
Знаю, на стороне мечтателей. Ну и пусть,

Тронулся лёд, а на сердце такая печаль,
Будто ушла зима и пришла пустота.
Только одной мне, по-моему, совсем не жаль.
Растрачивать воздух, как впрочем, и все слова.

Осень ушла по-английски, не сказав «До свидания».
Ни мне, ни Октябрю не помахав на прощание.
И только лениво снег будет таять в моих ладонях.
Давайте на секунду забудем о всех наших ссорах.

Машины гудят, люди злятся, хотят скорее домой.
И среди этой суеты Октябрь всегда чужой.
И среди этого холода Октябрь опять заснёт.
Опять до новой весны. Ведь осень его не ждёт.

И лишь однажды какой-то ребёнок увидит его.
Он будет сидеть на лавке, смотреть в небо, петь о своём.
Ребенок, молча, раскроет над ним цветастый зонт,
Пока медленно солнце будет скатываться за горизонт.

Осень ушла по-английски, не сказав «До свидания».
Ни мне, да и никому не помахав на прощание.
И только Октябрь сидит под зонтом, засыпая,
Превращаясь в снежинки и медленно-медленно тая.

Кукушка кричала вслед да каркали вороны
За плечами прожитых дней на все стороны.
Распустила из листьев свои же локоны
В пламени осень….

Заметается ветер, покружит да влюбится
В ту, из-за которой листья желтые кружатся;
В ту, что зимой леденеет и просто рушится
Среди сосен….

Ей сшили платье из ткани цвета вина.
Ей рассказали, что она здесь никто.
Постучали в дверь, и в дверь ворвалась Весна,
А с ней и запах травы заодно.

Механический стук у куклы шёл изнутри.
Потом болело, покалывало и замерло.
И так продолжалось минуты две или три.
Она подняла глаза и встретила там Его.

Она на полке стоит и смотрит Ему в глаза,
А Он смотрит на всех, но только не на неё.
У Апреля глаза – карамель, а её из стекла.
Он выточил их, но не сделал ей капельки слёз.

Он выточил сердце, что больно билось внутри,
Но когда он ушел, будто кто-то нажал на «Стоп»,
А раньше оно отбивало какой-то ритм...
И в этой тишине замурлыкал кот.

«Посмотри на меня» - хотела сказать, но нет.
Промолчала, впрочем, как и всегда.
Она знала, что будь на дворе метель,
То не увидела бы Апреля тогда.

Ей сшили шляпку из ткани цвета вина.
Ей соврали, что Апрель больше не придёт.
Но постучались в дверь, и в дверь ворвалась Весна,
Сообщить ей, что Апрель её уже ждёт.

Мне лунный свет сегодня рассказал обо всём:
За горами-лесами, где сотни больших озёр,
Проливает слёзы Сентябрь, сидя на старом пне.
Ему всё чудится странная дева во сне.

Волосы её – пламя, глаза как аквамарин.
Если бы её встретил, то только б её любил.
Кроткая, милая и имя такое – Весна.
Вот бы встречать её не только во снах.

Но кто он такой?! Сентябрь – только дожди и тучи.
Нет, им бы не встречаться друг с другом лучше…
Но перед ней он бы выстлал ковры золотыми листьями,
Рисовал бы рассветы, закаты простыми кистями.

Но только клён рядом с ним одиноко-печальный,
Тянется к свету ветками так отчаянно….
А город у нас омывает Сентябрь, слезами капая.
Это снится Весна ему окаянная и желанная.

Море шептало Ему, делясь сокровенными тайнами:
О больших кораблях, что исчезли во тьме её вод,
О сокровищах, что падали вниз быстрыми чайками,
Рассекая морской темно-синий свод.

А Ему было неинтересно и слишком скучно,
И море он слушал, впадая в глубокий сон.
Пение сирен добавляла печальную звучность,
И пели они о тех, кто уже на смерть обречен.

Взгляд Его скользил по морю нехотя и лениво,
И водоросли-сплетницы предлагали нырнуть.
У склона стояла одиноко поникшая ива,
И Он сидел под ней, мечтая поскорее заснуть.

А море призывно шептало, лаская дуновением ветра,
Говорило о злате, что скрылось на самом дне,
Но Ему бы туда, к облакам, в самое чистое небо
На крыльях бы или на летающем корабле....

Он всё слушал о моряках, о диковинных рыбах,
О жемчуге, о китах и приморских царях.
Только до них Ему нет никакого дела,
И Он заснул, как засыпал под ивой всегда.

У моего порога топчется тёмно-синяя Ночь.
Она любит по вечерам горячий шоколад и суфле.
А глаза у Неё, как дорогие сапфиры прям точь-в-точь.
И есть маленькая родинка на её щеке.

Ей всё время дарят цветы из осколков небесных звёзд,
Которые Она, просто к слову,и не любит совсем.
Ведь не знают, что осколки – это остатки прозрачных слёз,
А Она не обязана рассказывать это всем.

У моего порога топчется тёмно-синяя Ночь.
Она любит ромашки и совсем не любит горячий чай.
У неё солнце расцветает в ладонях, хоть Она и Ночь.
И Она единственная из всех не любит Май….

Она не видела, как цветёт сирень, как шумят тополя.
Не слышала, как струится вода в студеной реке.
Она лишь укрывала снегом и льдом уставшие поля.
И ей всегда предназначалась жизнь в ледяном «стекле».

И сама засыпала под щебет странных каких-то птиц -
Тех, что улетают при ней, и прилетают с Весной.
Зима никогда не запоминала чьих-то особо лиц,
Но запомнила одно под одинокой луной.

Тот юноша со странным именем Май и с бирюзой в глазах.
Такого, вправду, трудно забыть и нелегко найти.
Увидев его, мигом забыла обо всех важных делах.
Он выглядел так, словно сошёл с дорогих картин.

От него пахло корицей и свежей приятной листвой.
Он видел, как бегут те ручьи и цветёт та сирень.
Май спросил, её имя, но Зима претворилась немой.
И вскоре уже приближался следующий день.

Она не видела, как цветёт сирень, как шумят тополя.
Не слышала, как струится вода в студеной реке.
Но когда-нибудь под снегом, как всегда укрывая поля,
Найдёт букет, непривычный для жизни в ледяном «стекле».

На горе, где чернила разлились на небо, спала Она -
Будто дивная дева из прекрасного и белого сна.
В замке Её всё укутано в ткани и жесткий мех.
Над горами слышен чей-то заливистый звонкий смех.

Так смеётся Ночь каждый раз под её деревянным окном,
Пока дева очарована самым мягким прозрачным сном.
У девы кожа белее, чем первый выпавший снег,
И седая Луна дарит ей свой серебристый свет.

Губы, что цвета спелой малины и этот небесный взгляд.
Сквозь все снега прорастают на склоне зелень и дикий сад.
Но чахнет полынь да корчится в пламени береста,
И лишь шепот местных селян, что это всё неспроста.

На горе, где чернила разлились на небо, спала Она -
Будто дивная дева из прекрасного и белого сна.
В замке Её догорают факелы, кипят котлы,
И Ночь расстилает черные скатерти на столы.

Над горой склонилась Луна, роняя горькие слёзы,
И попадали небольшие, но горячие звёзды.
И в том месте родился Он красоты невиданной.
Он мог в небо взмывать с ястребиною силою.

А по морям стали плыть корабли да кораблики
Под разными: тёмными или яркими флагами.
А Луна звала Его стрекозкой нежданной осени,
И еще Златокрылым из звёздной песчаной россыпи.

Только людям Он в те времена совсем и не нравился.
На крыльях драконьих Его словно золото плавилось.
Он подставлял их Ветру - Большому Страннику,
И мог облететь Землю всего лишь за зиму.

А возвращаясь на гору, смотрел на кораблики,
Что внизу проплывали под разными флагами.
Луна прозвала Его стрекозкой нежданной осени,
А еще Златокрылым из звёздной песчаной россыпи.

Вы знали, что Луну охраняют Стражники-Звёзды?
Да, это те мелкие точки на большом небосводе!
У Луны по щекам ночью всё время катятся слёзы.
Покинуть Небо – это её мечта о свободе.

И волки свободного племени вторят ей в голос,
Несчастной Принцессе, у которой на виске седой волос.
Принцессе, у которой глаза слишком печальные,
А раньше были другие: смелые и отчаянные.

Против Неба она не смогла пойти и уйти смело.
Сидит будто в клетке, и губы её белы словно мелом.
И уже не сияет, а с каждой ночью бледнеет, -
У волков душа уже тонкой коркою леденеет.

Не печалься, Луна! Возьми в дар на это венчание
Лилии белые, а не розы кроваво-красные.
Не виноваты Звёзды, что Небу ты полюбилась.
Если бы ты сбежала, то Звёзды пали б в немилость.

И волки свободного племени вторят ей в голос,
Несчастной Принцессе,у которой на виске седой волос.

Она усмехнётся так горько, бросая дурман-траву
На дорогу, что стелется там мягким пушистым снегом.
Прошепчет: «Я тебя не жду. Я совсем тебя не зову».
Соврёт. Она будет ждать Его и следующим летом.

В Его сердце прорастает дикий да волчий корень -
Такой же ядовитый на вкус и холодный на ощупь.
Он не боялся ничего, даже промозглую осень,
И мог различать следы всех зверей в Диких Рощах.

Но встретив Её, в тёмных частях души расцвели цветы.
Такие цветы, о которых Он не знал и не слышал.
Он ушел, не дождавшись ласковой тёплой такой весны.
Она ждала Его, забираясь на гору всё выше.

Её уста были похожи на лепестки гордых роз -
Такие же гордые, горькие, жутко упрямые.
Перед Ней кланялись ветки стройных высоких берёз,
Падая на землю и проливая росу каплями.

Он оставил у порога полынь и лечебный шалфей,
Простившись с Ней, он сказал, никогда не вернётся больше.
Она накрыла одеялом их совместный портрет,
Когда открывала, то смотрела секунд пять - не дольше.

Она усмехнётся так горько, бросая дурман-траву
На дорогу, что стелется там мягким пушистым снегом.
Прошепчет: «Я тебя не жду. Я совсем тебя не зову».
Соврёт. Она будет ждать Его и следующим летом.