Маленькие миры. Поэтический сборник.

Сидит усталая, в печали,
Текут горячие слезинки,
По лицу холодной стали,
Через борозды морщинок

Взгляд опущен в пустоту,
Холодной, безразличной тенью,
А голова - совсем не тут,
Разум в прошлом путешествует

В светлом, шумном, там все было,
Что должно быть у людей;
Дом, семья, одна машина,
Собака, двор и смех детей

А теперь вот - тишина,
Лишь дом остался, да облез,
И горит одна свеча,
Ведь много было б их за всех

Руками в пятнах и мозолях,
Коробку старую, в пыли,
Открыть решила она твердо,
Пора узнать, что там внутри

Подарила ей когда-то,
Подруга эту коробчонку,
"Потом откроешь" лишь сказала,
"Когда станет слишком плохо"

Красивый бантик развязав,
Обесцветил что давно,
Принялась все разбирать,
И попалось ей письмо

Тряся губами, отрывает,
Бумаги желтой корешок,
Наконец-то прочитает,
От подруги пару слов

"Здоров подруга, как ты там?
Должно быть, худо тебе стало?
Не сожгла раз сей ты хлам,
И сейчас письмо читаешь?

Не волнуйся, я с тобой,
Я всегда с тобой была,
И даже если не живой,
Стою я рядом от тебя

Да, бывает больно,
Бывает трудно нестерпимо,
Нереально одиноко,
Бывает сердце вновь разбито

Бывает плохо, очень плохо,
Но ты сильна, сильна, поверь,
Ты еще побудь немного,
И будь живых ты всех живей

Ты не смотри на боль и старость,
И чистой, искренней душой,
Цени все то, что в ней осталось,
Даже если это - боль."

По душе - как кошка лапой,
Когда мурча сжимает когти,
И за солеными слезами,
Была улыбка старой плоти

"Мне плохо, правда, очень плохо,
Но так и быть, лишь для тебя,
Я поживу еще немного,
И буду сильной, как всегда".

В шумной и теплой, пахучей таверне,
Укрылись скитальцы от снежной пурги,
Жаровни огромный крутился там вертел,
Гоняли за стойкой медок рыбаки

Там нимфы плясали под старую лютню,
Морщинистый дворф отбивал в барабан,
И пламенем жарким блестели чешуйки,
Почти змеевидных, волшебных южан

Шерсть там витала со зверо-людей,
Эльфы кружили вокруг хоровод,
Как ни смотри - здесь таверна для всех,
И можно не прятать усов и хвостов

Скитальцы присели за столик у входа,
Дальше их ноги уже не пошли,
Настолько устали они и замерзли,
Что даже под крышей озябши тряслись

Трактирщик, уж было, хотел накормить,
Печеной картошкой и жаренным мясом,
Фирменным элем, вином угостить,
Но гости ответили мягким отказом

Хозяин тогда рассмеялся от пуза,
"Как же в таверне не пить и не есть?",
И хлопнув рукой по плечу, так по-дружески,
Услышал внезапно он стук от костей

В ответ повернулось пустое лицо,
Что пряталось под капюшоном,
Без глаз и без носа смотрело оно,
С выражением будто бездонным

Трактирщик затих и затихла таверна,
Уставившись разом на новых гостей,
И тут кто-то вскрикнул, довольно и смело,
"Смотрите-ка все, замерзшая нежить!"

Залились все тут же задорнейшим смехом,
Скитальцы и то, как живые трясли,
Остатками рта, скрипя на потеху,
Зубами забавно для всех остальных

Продолжили дальше потешно кутить,
Твари под крышей их общего дома,
Не важен здесь чей-либо пол или вид,
Лишь важно веселье и наличие меда.

В пурге глубокой, в бледной дали,
В краях, где с телом мерзнет суть,
Скрипели ножны самурая,
Что шел в последний, долгий путь

От тоски, сковавшей сердце,
В глазах решимость потускнела,
И грудь, что в кованном железе,
Уже болезненно хрипела

В ревущем ветре, воем диким,
Колол болезненно мороз,
И объятьем бледно-синим,
В петли вихревые вел он

Своими белыми руками,
В чьих жилах стука не услышать,
Наносил он все удары,
Огнем сжигая кожу синим

Впереди вздымались сосны,
Чьим верхушкам нету счета,
Они, как ветвевые ногти,
Впивались в спину горизонта

А пред ними, будто в сказке,
Над мерзлой веною воды,
Плакучья ива вниз свисала,
В сугробах с ног до головы

Манила та приютом, крышей,
Где бурю можно переждать,
Спастись от ветра, что так сильно,
Лицо и руки искусал

Во взгляде сером, столь усталом,
Под тонкой-тонкой пеленой,
Незвано шквал воспоминаний,
Прорезал теплый, нежный слой

Там были лотосы в цветенье,
Стрекоз прозрачных крыльев трель,
И лета красок силуэты,
Сливались вместе в круговерть

Там специй запах ум дурманил,
Шелка ласкали чьи-то бедра,
И луч цветной переливался,
В акварельных, ярких стеклах

Там жар всю кожу словно метил,
Ленивым, страстным поцелуем,
И воздух был пропитан смехом,
Что в тон звучал игривой лютне

В пару, замерзшем на ресницах,
Улыбки тень мелькнула мигом,
Как бродячий, хладный призрак,
Как эхо нот, что позабыты…

Их вспомнить больно, больно отпустить,
И на куски их не порезать,
И лишь буран теперь звенит,
В ушах, успели посинеть что

Прервал маршрут, кто шел в пурге,
И меч промерзший обнажил,
В почти слепящей темноте,
Он был совсем и не один

И пусть все ныл, и плакал ветер,
В снегу услышались шаги,
Следы все ближе в нем хрустели,
Стараясь кругом подступить

На белых масках глаз пустоты,
Смотрели в душу Самураю,
По форме что как лисьи морды,
С улыбкой хищной и зубастой

В преддверье битвы те рычали,
Хотя их ног - всего по две,
И когти их уже сверкали,
Металлом черным, будто нефть

В кольце нещадном Самурай,
Стоял спокойно, неподвижно,
Лишь кожей сталь в руках сжимая,
Он ждал, когда случится выпад

Рванули Лисы в такт с метелью,
И свист ударов россыпью промчался,
Клинок об плоть об Лисью грелся,
Что в ножнах уж изголодался

Метался танец, как марионетка,
Сжигали снег мгновенья теплоты,
И кистью ловко красно-едкой,
Писались точные мазки

И опадали так послушно,
По полотнам бледноты,
Снежинки алые столь дружно,
Внезапной смерти лепестки

Крик от ярости к мольбе,
Скакал из уст, то тут, то там,
Как смерч, в безжалостной борьбе,
Он воздух хладный рассекал

И в ритме гибельном и страстном,
В звериных вздохах лютой боли,
Редела Лис когда-то стая,
Катаной Волка-одиночки...

Час рассвета приближался,
И солнце уж ползло крадучись,
От бури с Лисами остался,
Багровый след с сугробов бурых

Один на милю пульс все бился,
В дыханье жарком и усталом,
И сок от жизней лился, лился,
С конца меча до его гарды

Заря застряла в отраженье,
В пунцовом, паводном ковре,
И тихим, огненным теченьем,
Сияла, словно в витраже

Клинок вернулся снова в ножны,
Продолжил путник твердый шаг,
Хромым, израненным, упертым,
Он был тогда – и есть сейчас

И сколько б душ не съела совесть,
Что уж от крови не отмыть,
Назад сей шаг не развернется,
И преград не пощадит.

---

В пурге глубокой, в бледной дали,
В краях, где с телом мерзнет суть,
Скрипели ножны самурая,
Что шел, - ни разу не свернув.