-Я себя поставил пред тобою.
Ты прости меня, прошу тебя, прости!
Сколько лет помечено судьбою,
все стерплю, но ты НЕ СМЕЙ УЙТИ.
Ты не смей меня жалеть, не надо.
Вот он я, какой и был, и есть.
Мне тебя терпеть-уже награда!
Мне тебя любить- такая честь!
… Глянула в глаза с усмешкой стылой.
Указала взглядом на порог:
-Я ведь ЖИЗНЬ. И ты запомни, милый-
я уйду, когда накажет Бог!

***
Только зорька проснется несмелая
и побудку как песню споет,
стайка птиц - быстрокрылая, белая
с гулким шумом сорвется в полет.

И взлетят они все в поднебесье,
все туда, где привольно живет
в бирюзовом бескрайнем поместье
облаков крутолобый народ.

Где с утра в золотой колеснице
славный Гелиос зрит в окоём.
И своею лучистой десницей
управляет покладистым днём.

А когда свечереет, как водится, -
к нам на землю с небесных палат
возвратится крылатая вольница
и умчится в леса, на закат.

… Ночь откроет во сны все оконца-
до утра, до побудки, до солнца…

***
Облетела береза у дома.
Все, старушка, - пора на покой…
Как давно мы с тобою знакомы,
сколько лет неразлучны с тобой!

Нелегка наша общая старость,
только разница кроется в том,
что в корнях твоих боль и усталость,
у меня же - на сердце своем.

Что с того, все одно- одиноко
нам двоим. И тоскливо-ей-ей!
Вдруг зима подкатила до срока
с холодами бессонных ночей.

И приходят унылые думы,
что так близок погоста порог…
И снега не белы, а угрюмы,
и все больше тоски и тревог.

…Облетела береза у дома,
так и мне облететь выйдет срок.
Затерялся в ветвях невесомый,
пожелтевший последний листок…

Летние сны
Ветер листья ворошит как мысли.
Свет июньской бронзовой зари
льется в улицы-там гроздьями повисли
жаждущие ночи фонари.
Блёстки стен, как зеркальца в порталы
тех миров, где зарождают стих.
И дома - безмерные причалы
всех твоих родных и неродных.
Напиши на зеркальце настенном
томною помадою слова,
чтобы в тех чужих мирах нетленных
у стиха вскружилась голова.
Только он, прорвавшись из портала,
словно ветер вырвется в июнь,
в клюв его подхватит запевала
бронзовой зари - седая лунь.
В сумерках сквозь окна просочатся
строфы обессилившей весны.
И увидят наши домочадцы
летние затейливые сны.
… А поэт за звездною вуалью
сны творит. И шлёт. Из Зазеркалья.

Гремит гроза над горестным июнем.
В огне пожарищ целая страна…
Прости, мой друг, но вряд ли потяну я
всю память, что в наследство нам дана.

Я только свой кусочек этой ноши,
что в миллионах теплится сердец,
храню как крест, который не заброшу.
Его как оберег мне передал отец…

В ту ночь везде действительно гремело…
от изобилья школьных выпускных.
Но в воскресенье горе прилетело
и всех, кто жил, ударило под дых.

И мой отец, в своем десятом классе
для всех девчонок лучший друг и брат,
уже к полудню на дорожной трассе
ловил попутку, мчась в военкомат.

- На фронт? Нет, парень, дело непростое.
Сначала поучись, и будет толк…
Так в Горьком батя мой постиг науку боя,
и под Москву- в артиллерийский полк!


Потом был Харьков, Киев, Умань, Яссы…
Ранение, контузия - не в счет.
И радовался одному, что дело ясно:
Победа скоро. Ну и он живет!

И жил еще потом, еще полвека.
Учил детей. Растил меня, сестру.
И с памятью такого человека
теперь и я живу как наяву.

…Но тут опять июнь приносит грозы,
и небо вкось пронизывает град…
Прости, отец, что снова льются слезы,
И кто-то вновь спешит в военкомат.