Шагов не считая меж звёздами
В потоке неправильных встреч,
Бродили от точки серьёзности
До точки несбыточных мечт.
Быть может, невидимый маятник,
Запущенный чьей-то рукой,
Стерев предыдущие правила,
Легко управляя судьбой
Тебя, будто капельку воздуха,
Из груды дымящих рутин
Он выделил. Может осознанно...
Не знаю, но новые дни
Раскрасили небо оттенками
Пришедшего снова тепла.
Пусть времени память настенная
Сожжёт всё былое дотла.
Не важно, что дальше за грёзами.
Пока горизонт не видать,
Давай между этими звёздами
Шаги потихоньку считать.

Безумица.

Косы колосьями в летнее небо.
Рвется из тела утробными криками
Неутомимая, крепкая небыль,
Гонится следом колючками липкими.

Шрамы на пятках не плачутся болью.
Слезы томления солнцем иссушены.
Радостно прячется в шапку соболью,
Запах там теплится сладкими грушами.

Ловко бежит по траве от покоса,
Падает, крутится, к ветру ласкается.
Спелый огонь на рубахе, чуть косо,
Вкруг извивается, будто бы старица.

"Я разобью ваши цепи печали,
Чучело кручи украшу осколками,
Сброшу на дно, чтобы вслед не кричали,
Счастие вышью живыми иголками".

В танце неведомом пляшет пушинкой.
То ли шаманкою, то ли юродиво
Пальцы сгибает холодной кувшинкой.
А на запястиях бусы-смородины.

Прыгает с места, как птица без крыльев,
Клонится к камню, шепча сокровенное,
Чертит слова заколдованной пылью,
В мир выпускает добро, что нетленное.

Кровью делилась, глаза не смыкала.
Вздохи из губ на колени не падали.
Да исчезала за тенью оскала,
Не изгибалась, ни рвАлась, а надо ли...

Помнишь, когда медным голосом осень пропела
грустную песню о будущем. Разум визжал.
С ветром листва хоронила в лесу его тело ...
«Всё хорошо», говорил ты. И капли дождя
падали с неба, шипя разбивались о воздух.
Сотни зеркальных осколков сгорали у крон.
Тысячи тысяч дымов вили мёртвые гнезда.
Город четвертый день сумраком был оплетён.
Помнишь, всё счастье как будто бы по мановенью,
разом притихло, исчезло, впиталось в гранит.
«Всё хорошо», помнишь, ты говорил. Побледнели
чёрные стены в тот час, как явились ОНИ -
нечто, потоков агонии строгая стража,
звери, на звуки охоту ведущая рать.
Сложно слова подыскать, ощущенья не смазав.
Лучше бы всё позабыть, но не тянет мечтать.
Те, кто подобным событиям был недоволен,
ИХ норовили прогнать, выходя из квартир …
не возвращались. Одна лишь война на престоле
медленно строила свой неестественный мир.
Сердце привыкло безмолвно молиться и ёкать,
не замечая растущих меж зданьями гнёзд.
В сумраке дней мы следили сквозь пыльные окна,
как погружается мир в бесконечный гипноз.
Нам посылали совсем безнадёжные мысли,
болью кормили немой из невидимых рук,
жалостью душу душили и совестью грызли.
Лишь бы заставить родиться отчаянный звук.
Помнишь, как ты мне сказал «я вернусь через десять»,
переродившихся в вечность, несчастных минут.
Помнишь-не помнишь. Не важно. Теперь мы не вместе.
Ты среди тех, кто уже не придёт поутру.
Молча сижу, вспоминаю. Железная птица
резко влетает сквозь чёрную кожу окна.
Падает, глянет в глаза, закричит, растворится.
Сердце забилось. Прощание. Взрыв... тишина.

Медно-рыжее пламя бурча
Колоси'тся копною Горгоны,
Насмехается искрой пунцовой,
То шуршит, как под ветром арча.
Терпким ядом Шартрёза прожженный,
Я сижу. И апатий бутоны
Распускаются, душу горча.

Пламя явит отсве'ты обид
Заточе'нные в воспоминанья,
Где любовь завершив злодеянье
Облачилась в глухой монолит.
Продолжая души "вакханалью",
Я кормлю оскудевшее пламя
Алкоголем ... Зарделось, дрожит ...

За любовь подниму я бокал,
Что подобна смертельной болезни
От которой никак не исчезнет
Резким шрамом на сердце оскал.
Только пламя живей и помпезней
Будто слышит из стонущей бездны
Крик души переломанных скал.

За бокалом бокал ... и тепло,
Как нектаром врачующим вли'лось,
Расплылось. И без имени силой
Мне печаль от души отсекло.
На неделю? На день эта милость?
Лишь бы только "вчера" не приснилось,
С тошным ревом ломая окно.

...Выкрикнуть в небо из смоли
То, что болело, то, что травило.
Больше травить не позволю
И окружу себя силой берилла.

Может, надолго исчезну
В каменном доме под дряхлою крышей.
Может, хотя бесполезно.
Старая боль не становится тише...

Грязное небо не верит,
Злится за что-то, не зная пощады.
В пляске воздушного змея
Бьют по плечам водяные снаряды.

И забурлив понемногу,
Словно ковром расстилаются лужи.
Сняв башмаки, босоногий
Дождь-пилигрим выплывает наружу.

Что-то пытается ерзать
Там в глубине, прикасаясь с испугом.
Что это? Первые слезы...
Стань для меня своевременным другом.

Стань для меня безотказным.
Липнет к ногам оскуделое платье.
Что мне иные соблазны?
Дождь-пилигрим открывает объятья.

Пальцы прозрачные в плечи,
Вдоль по спине. Эта свежесть парфюма
Тешит печали. И легче.
Кажется небо совсем не угрюмым.

Стань для меня чем-то бОльшим.
Больше, чем жизнь. И я верю, что можешь.
Капли размера горошин
Жадно впиваются в бледную кожу.

Чувствую, будто бы таю.
Вся я тобой до души пропиталась.
Несколько вздохов до края...
Только бы времени самую малость.

Только бы не обмануться.
Дождь-пилигрим на прощанье обнимет.
Капли внутри, - жизнелюбцы,
Бликами заговорят золотыми.

В лужицах грезится встреча
Глаз с посвежевшим лицом небосвода.
Кажется легче и легче...
Значит ли это, что снова свободна?

Над аллеями вьюга клубится
Облаками морозного цвета.
Ну и пусть снегопадом бугрится ...
У меня на ладони крупица
Люботканого шелком портрета.

Притомились дома, подворотни
За вуалью колючих кудряшек,
Но с ладони приветливо смотрит
Мне крупица ... нет ... целые сотни
Белокрылых, из ситца ромашек.

А над ними взмывает Светило,
Распуская янтарные косы.
И подобно туманам кадила
Благодать красотой освятила
Бурых рек налитЫе торосы.

Из крупицы доносится фуга,
Растопив ледяные объятья.
Вспоминаются запахи лУга,
И затянутые полутуго
Ремешки на малиновом платье,

Много раз перечитанной книги
Дорогие для сердца страницы,
И любви непорочные миги,
И жасмином пропитанный флигель -
Все в одной, неприметной крупице.

На удачу, счастливым билетом,
Как прообраз иконной святыни
Я храню "путешествие" в лето ...
Это то, что избитое вето
У меня никогда не отнимет.

Над головой ее клекотом вОроны
Разрываются. Острые перья
Падают, ветром безжалостно сорваны,
Покрывают окружие чернью.

"Птички-веснички меня не докличитесь.
Плащаницею северных далей
Доля ко мне пролегла. Их владычицы
Всю свободу до слез обглодали".

Резок узор, на парче, переломленный.
Тяжело под фатою. Рябины
Ссохлись. Плоды омертвелыми комьями
Загибают усталые спины.

Взять, погадать напоследок ромашками.
Переменится, может быть, жребий ...
Только напрасно, лежат вверх тормашками,
Неживые, да сок не целебен.

Очи закрыла потьма. Поцелуями
ХолодА оцарапали губы.
Мерлые кони с железными сбруями
Уходили за горные зубы.

"Нас много таких, заброшенных,
Забытых на бренной земле,
Скелетов, под тенью прошлого,
Лежащих на древней золе.
На сон или явь похожи мы?
На шрамы на дряхлом лице?
А крика следы истошного -
Разломы на голом торце.

В сердцах проронив затрещины,
От нас человек уходил.
Ревя, извинялись женщины,
Касались блаженно перил.
ВетрА колотили бешено
Порывом свинцовых грузил.
А ливень чертил проплешины
Да плесень на стЕнах плодил.

За мнимой храня апсидою
Крупицы домашних забот,
Мы ждали, другим завидуя,
Того, кто обратно придет ...
Но пала под дней эгидою
Надежда трухой позолот.
Фасады души обидою
Вовсю заросли до высот.

А после глупцы, "ученые"
Ворча, находили огрех.
Что мы мол местами "черные",
А жизнь здесь подобна борьбе.
Так что ожидали оные
От брошенных в залежи вех?
Хоть мы и до дыр прожженные,
Но живы! И жаждем утех.

Хотя, есть одно веселие.
Когда полунОчи печать
Разносит повсюду зелие,
К нам дУши приходят молчать,
Хотят разорваться трелями,
Чтоб мы перестали дичать ...
На том и спасибо, "белые",
За шаткую, тонкую гать.

Нас много таких, заброшенных.
О чем попросить-то теперь?
Пуляет в нас дождь горошины ...
Ты лучше нам Завтра заверь.
На счастье вернувшись с кошкою,
Приделай добротную дверь.
Верни нам другое прошлое,
Где ты - человек, а не зверь".

Лунные перья чертят
Линии снов на постели.
В доме завыли черти

Арию дикой метели,
Зарясь на душу цвета
Кипенно-белой пастели.

Смелость давно отпета.
Чёрное тянется в окна.
Верно дурнА примета.

Боль под подушкою мокнет
Вместе с вчерашним счастьем.
Явь на прощание чмокнет.

Пиковой ляжет мастью
Образ невидимой Нави.
Чавкнет поганой пастью,

Крылья свои расправляет,
Душу сдирая страстно
(Как об заточенный гравий)...

Хруст. Пропиталась красным
Нежно-эфирная кипень.
Вскрикнет, осядет, сгаснет.

Черти же стайкою выпей
Яро кричат хозяйке:
"Выпей же, выпей же, выпей!"

Всыпать бы им нагайкой.
Только нет сил. Не уймутся.
В бездне подбитой чайкой

Жизнь растворяется. Рвутся
Шелковые надежды.
Лишь бы скорее проснуться...

Дрожь под теплом одежды.
Сон ускользает за дверью.
НЕпогодь, ночь, как прежде.

Лунным шуршанием перьев
Шёпот: "Приду не скоро,
Но не оставлю.
Поверь мне".

Струясь сквозь потоки моих затуманенных мыслей,
Бушующих как океан, приступавших черту,
Порой, меж счастливой и всеразрушающей жизнью,
Мне свет маяка не давал обрести пустоту.

Тот свет не давал утонуть в поглошающей бездне,
Как тонкая, белая нить все тянул за собой
На берег, пока за спиной навсегда не исчезнет
И сгинет бесследно её нескончаемый вой.

И прежние чувства во мне становились живыми,
Как светлое все оживает под летним дождём.
Ты знаешь, у света того есть одно только имя.
Оно бесконечно похоже на имя твоё.

Ты рядом, а значит, все то, что казалось туманным,
Уходит в забвение словно пустые мечты.
Ты рядом, а значит не дашь безвозвратно ослабнуть.
Спасительным мне маяком продолжаешь светить.

Ты знаешь, я верю, что все не могло быть иначе.
Твой свет словно только один на земле экземпляр.
Ты знаешь, я верю что все это многое значит
Что это бесценно, как некий чарующий дар.

И если когда-нибудь свет твой ослабнет на время
И так же бессильно ответит на зов пустоты.
Я вмиг разожгусь и спугну эти мрачные тени
И стану тебе маяком, как и ты мне, светить.

Сквозь какофонию дней и речей
то мельтешим, то летаем, то падаем.
Знаешь, коснись, и ты сможешь прочесть,
если захочешь, всю жизнь по рукам моим.
Ты обнаружишь - там нет ничего,
что порождает невольное "Эврика! ".
На тишину опираясь плечом,
тают частицы ненужной истерики.
Знаешь, есть те, у кого на ремонт
зАмок воздушный закрыт. Может сглазили.
Только у нас остается лишь "кон"
главным героем сумбурной фантазии.
Мы на него, без раздумия, все
взяли поставили. Нет сожаления.
Это абсурд для других, ну и что.
(К нам же в друзья попросилась Вселенная).
Несколько пазлов от новой мечты
молча засели в окопах паласовых.
Но хорошо, хоть набросок застыл,
а не исчез, истребляемый массово.
Тысячи тысяч причудливых клякс
перерастут постепенно в единое,
перегрызая плетущийся лязг
ржавой неволи за нашими спинами.
Время придет, и поверь, соберем
просто набросок в шедевр столетия,
смысл которого только вдвоем
мы отличим по заветным отметинам

Тянется омут. Губы
Больше тобой не любы.
Вянет душа, а нервы
Крошатся снегом первым,
Скаля больные зубы.

Что-то поет по трубам
Голосом жадной стервы.
Сон умерщвлен. До жертвы
Тянется омут,

ЗА руки тащит грубо,
МУкой огрев трегубо.
Боже! Хотя бы скверным
Сон воротить, что прерван ...
"Не улетишь, голуба" ...
Тянется омут.

Ты лежишь в одеяло закутанная нелепо,
Поглащая бездумно случайные звуки, крики.
Время утро ещё, но лимит твой уже исчерпан.
Мост на берег, где можется жить, стал гнилой и хлипкий.

Просто бзыки. Привычка, хоть кажется  все серьёзно.
Куришь боль и тоску, как дешёвую сигарету,
Ненавидишь и молча пеняешь на свой же возраст,
Не найдя больше ни одного на то аргумента.

Меж собою грызутся, как будто дворняги-псины,
Жутко спорят, за право на первое место мысли.
Ты хотела вчера вновь проснуться отважной, сильной.
Ты хотела вчера, а сегодня взяла и скисла.

Это вредное свойство - критически много думать.
То ведёт за собою безрадужные издержки.
Было б проще - будь ты незатейливой, мягкой дурой.
Бало б легче и даже надёжнее как-то. Веришь?