***

Я не верю в Того, кто, брезгливо кривя
свой невидимый рот, наблюдает за нами,
как мы топчемся в лужах Его же дождя,
ограничены днями, домами, углами.
Я не верю в того, кто, как старый сатрап,
раздает благодать или кару с Олимпа,
и чей каждый служитель, будь ангел, хоть раб,
безликая часть механизма и винта.

Я не верю в того, кто взирает с икон,
кто вписался в канон, в позолоту оклада,
кто низводит себя до церковных препон,
до огарочной копоти, ладана, Ада.
Кто взирает на мир, как на шахматный стол,
где любая фигура - пешка, не боле,
и чей каждый немыслимый гласный глагол
означает лишение собственной воли.

Я не верю в того, кто молчит, когда крик
разрывает гортань, добираясь до хрипа,
кто взирает на боль, как усталый старик
на гниение мира, и как цветёт липа.
Я не верю в того, кто в пространстве пустом
растворен, как в стакане воды - граммка соли.
Я не верю в того, кто приходит потом.
После жизни. Отчаянья. И, наконец, боли.

Я не верю в того, кто есть часть бытия,
кто есть сумма вещей, кто есть воздух и атом.
Это слишком легко для такого, как я,
кто привык быть один, одинок и распятым
на кресте мелочей, на гвозде суеты,
в этой плоскости, где даже вздох - это бремя.
Я не верю в того, кто со мной был на "ты",
а теперь просто смотрит, как пишется эта поэма.

Так, в безмолвии зимнего дня,
в отраженьи витрины, в замерзшей капели,
вдруг увидев себя, ты увидишь меня,
и поймешь, что мы оба с тобой уцелели
в этой долгой войне, в этой стыни пустой,
где единственной правдой становится прочерк.
И тогда я пойму, что я - это тот,
кто взирает извне. Я тоже Бог. Это мой почерк.

Ты - не Бог, а скорей - Божество,
не причина, но следствие долгой дороги,
не ответ, а вопрос, чье само естество -
в невозможности сдать этот мир на пороги
пустоты, безразличия, вечного "нет".
Ты - не свет вдалеке, а способность увидеть
этот свет в темноте, через толщу из лет,
и простить этот мир, и его ненавидеть.

Ты - не тот, кто спасает, а тот, кто дает
силы дальше идти, спотыкаясь о камни.
Ты - не вера, а знание: все, что живет,
продолжается в ком-то, и мирное с нами.
И когда тишина, словно вата, во рту
застывает, и нету ни сил, ни предлога
продолжать этот путь, я смотрю в пустоту
и впервые не вижу её. Вижу в ней Бога.

И воздух стал не газом, — письмом.
Я дышу, ответ - даю. В груди
не просто сердце билось - бился дом,
в котором кто-то крикнул: "Заходи".

Да..