Пусть кто угодно жизнь мою живёт,
Рисует красками и свет, и тень,
Пусть за меня стихи слагает тот,
Кому прожить не лень грядущий день.

Пусть кто-нибудь другой его целует,
Влюбляется отчаянно, до слёз.
Пусть кто-то вместо сотен тысяч дует
На пламя тех моих увядших роз.

Пусть та, что любит слепо и упрямо,
Отдаст другому пыл своей души.
Пусть кто-то вместо пишет телеграммы,
И слушает признания в тиши.

Пусть кто-то жадно все мои страницы
Читает вслух, смеётся невпопад.
Пусть снятся им мои шальные птицы,
И мой давно увядший тихий сад.

Пусть кто угодно! Мне же — лишь в сторонку,
Смотреть на это лёгкое кино.
Отдайте роль весёлому ребёнку!
Пусть кто угодно... Мне уж всё равно.

Колёса поезда стучат.
В купе — приглушенный уют.
И за стеклом огни молчат,
А рельсы песню мне поют.

О том, что всё проходит, пусть.
О том, что встреча впереди.
И уезжает с ритмом грусть,
Оставив лишь тепло в груди.

Мелькают тени за окном,
И чай в стакане чуть дрожит.
Мы с прошлым больше не вдвоём,
Состав по жизни дальше мчит.

Под этот мерный перестук
Легко мечтать и засыпать,
Замкнув событий прежних круг,
Чтоб новый с верой начинать.

Мои стихи горят в печи.
Безмолвный крик, но ты молчи.
Не плачь о них, не сожалей —
Так будет, может быть, честней.

В них было столько горьких слёз,
Осколков несвершённых грёз,
Что пламя жадно их лизнуло,
И в чёрный пепел обернуло.

Бумага корчится, черна,
И в ней сгорает тишина,
Моя любовь, моя печаль,
Которой мне почти не жаль.

Пусть дым уйдёт под небеса,
Пусть смолкнут эти голоса.
Огонь — безжалостный судья.
Сгорели строки, с ними — я.

Что значит «это»? Просто слово,
Звучащий в пустоте мираж?
Или всего первооснова,
И самый главный персонаж?

Вот «это» — боль, а «это» — радость,
Вот «это» — миг, а «это» — век.
И в нём — и горечь, и услада,
И целый хрупкий человек.

Вот «это» — то, что мы не знаем,
А «это» — то, что есть сейчас.
Мы «это» в жизни называем
Сияньем чьих-то добрых глаз.

А «это» — шёпот в полумраке,
И «это» — крик наедине.
И «это» — стёртые все знаки
На придорожной седине.

Вот «это» — мысль, что бьётся птицей,
А «это» — сказанное зря.
И «это» — чистая страница,
Где вспыхнет новая заря.

Вот «это» — всё, что сердцу свято,
И «это» — то, что не сберечь.
И «это» — музыка заката,
И чья-то искренняя речь.

Так что же «это»? Лишь частица
Всего, что дышит и живёт.
То, что в тебе и мне родится,
И никогда уж не умрёт.

Не пугайтесь посмертного фото,
Где глаза не ответят на взгляд,
Где застыла последняя нота
Много лет или вечность назад.

В этом снимке, размытом и строгом,
Не холодная, мёртвая тень —
Это память стоит за порогом,
Возвращая утраченный день.

Это руки, что вас обнимали,
Это голос, звучавший в тиши.
Это то, что вы в сердце вписали
На страницах бессмертной души.

В неподвижности этого лика —
Не конец, а всего лишь итог.
Это тихая, светлая книга,
Что прочесть до конца кто-то смог.

Не ищите в нём ужас и тление,
Не пытайтесь свой взор отвести.
Это просто одно сновидение,
Что успели в стекле обрести.

Это шёпот любви, не упрёка,
Это вечности хрупкий билет.
Не пугайтесь. Душа — одинока,
Если в памяти образа нет.

Громи,
толпа,
булыжник тротуара!
Рычи,
мотор,
железным нутром звеня!
Мне наплевать
на вашего бульвара
угар и гам —
сегодня
уходит
она!

Смотрите,
завистники,
в спину ей, тощую!
Глазейте,
зяблики,
с веток и крыш!
Я эту походку,
простую,
поющую,
впечатал бы в сердце,
чтоб замерла тишь!

Пусть скалятся
скептики
жёлтыми кляксами,
мол, «розы-мимозы —
буржуйская дрянь!»
Я вырву
у клумб
их цветастые акции,
я граблями выгребу
майскую дань!

Чтоб каждый твой шаг —
не по пыли,
не по грязи,
не по плевкам
обывательских ртов, —
а бархатом алым,
в божественной связи
с бутонами,
рвущими
бремя оков!

Я вытряхну
небо!
Я выжму
закаты!
Я выстелю землю
полотнами роз!
Чтоб шла ты —
богиня! —
сквозь эти раскаты
цветочного грома,
не ведая слёз!

И если
какой-нибудь
хмырь узколобый
посмеет
цветок
растоптать башмаком —
я вырву
хребет
этой гнусной амёбе
и в землю вобью
поэтическим
ком-м!

Иди же!
Лети!
Разрезай мироздание!
А я,
обезумевший
садовод,
твой след
устелю
не цветами,
а зданием
из лепестков,
что не сгинет
за год!

Скрипке и роялю вместе не играть.
Им друг друга эхом только провожать.
Ей — лететь над залом, тонкой тетивой
Задевая душу, плача над судьбой.

А ему — раскатом бархатных басов
Отвечать из тени, из других миров.
В молоточках — сила, в клавишах — печаль,
И сквозь эту пропасть бесконечно жаль,

Что смычок не ляжет на его струну,
Что они попали в разную весну.
Две судьбы, два звука, два больших пути.
Им друг друга слышать, но не обрести.

Бокал вина за грязную любовь,
За шёпот лживый и случайность встреч.
За то, что будоражит в венах кровь,
И за игру, не стоящую свеч.

За поцелуи с привкусом вины,
За жар объятий в холоде ночей.
Мы этой страстью оба сожжены,
И стали тенью, а не блеском свеч.

За горький привкус на сухих губах,
За то, что «вместе» — лишь пустой предлог.
За этот сладкий, но кривой размах,
Который нам отмерил хитрый бог.

Так выпьем же до дна, не морща бровь,
За этот мрак, что светом мы зовём.
Бокал вина... За грязную любовь.
И молча каждый мыслит о своём.

Пронесите меня, одинокого,
Через полчища улиц пустых,
Где фонарь, как зрачок полусонного,
Смотрит в бездну проулков немых.

Где асфальт под ногами не дышит,
Где застыл в окнах призрачный свет.
Пусть мой шаг только ветер услышит,
Заметая непрожитых лет

Запоздалую, горькую наледь.
Пронесите, как хрупкий хрусталь,
Через эту холодную замять,
В безымянную, серую даль.

Я не в силах идти, я не смею
Нарушать эту мёртвую тишь.
Пронесите меня над землёю,
Мимо стынущих каменных крыш.

Гитара стонет, скрипка плачет,
И в полумраке тает звук.
Душа тоску свою не прячет
Под перебор дрожащих рук.

Мелодия, как дым кальяна,
Плывёт, туманя зеркала.
Она от горького обмана
И от любви сгореть смогла.

Смычок скользит, как тень по венам,
Аккорд звенит, как приговор.
И вторит им глухая сцена,
Где чувства – пламенный костёр.

И в этом плаче, в этом стоне,
Где боль и нежность сплетены,
Две одинокие ладони
Искали отзвуки весны.

И гармоничней в мире нет союза,
Чем муза и её седой поэт.
И распахнувши шторы или шлюзы
Её пронзает утренний рассвет.

Она легка и очень незабвенна,
А он тяжёлый и всегда сокрыт.
Но только с ней быть может откровенным,
Когда душа неистово болит.

Поэту его муза не наскучит,
Она его ласкающе зовёт.
И даже если их судьба карает,
Союз их никогда не разорвёт.