Поэма «Поэт»

Четвёртое августа, мрачный рассвет,
Идёт Избовой, а за ним идёт поэт.
Деревню туман поглотил словно дым,
И ясенем ветер колышет младым.

Темно ещё малость — в краю рассветает,
Птенец одинокий в тумане летает.
И ёжик играется с шишкой у ели,
А птички о пне лесном — песни запели.

И лишь двое братьев идут по дороге,
С мешками тяжёлыми, грустно смотря.
Идут, сочиняет поэт в мраке строки,
О том, как прекрасна в тумане заря.

Опять Избовому в ту ночь снилась дева,
Из прошлого сна, и стояла у древа.
И, будто русалка из старенькой сказки,
К речушке лесной проявляла там ласки.

Он помнил сны ночных часов,
Как на ту деву бросал взор.
В мыслях лишь дева, нету слов,
Влюбился он в ту деву, всё!

Поэт, идя с мешком тяжёлым,
Об одиночестве мечтал.
И, вместе с братом невесёлым,
Он по тропе сельской шагал.

Вот, наконец, с деревни вышли,
Остался сзади Лесовик.
Уход з села, что был замышлен,
Был главой новой, и велик.

Зашли в другую деревушку,
Граничащей с Лесовиком.
И повидали там избушку,
Где пёсик жил со стариком.

А марево бугор сокрыло,
Что на полях сельских стоял.
И в небе облачко застыло,
Сверху, над зайчиком, что спал.

Взял ветер облака в объятья,
Давал понять, как он могуч!
А у села, где были братья,
Было названье Лунный Луч.

В селе довольно незнакомом,
Два брата видели избу, 
А у неё, свернувши на тропу  —
Деда, что торговал ромом.

Напиток алкогольный, редкий,
Они решили прикупить.
Проверить вкус, насколько крепкий,
И по дороге себе пить.

Поэт последние копейки
Достал из своего мешка.
На стол поставил у скамейки,
У пьяного чуть старика.

Сказал, чтоб дал бутылку рома,
Монеты дед счастливо взял.
Лежала у скамьи солома —
А дед бутылки две продал!

Сказал, что это добрым людям,
Что чувствует он доброту.
И благодарны тем минутам —
Братья были, но больше старику.

Разговорились дед да братья,
Достал дед водку, стали пить.
Какие могут быть занятья,
Им некуда теперь спешить!

Рассказывал старик как рад он,
Что не привязан ни к чему.
Но, снится ему часто сон,
О том, как смерть идёт к нему.

Как много дивных осознаний,
Открытий, счастья, даёт старость.
И для другой жизни посланий
Сакральных, мир готовит малость.

Уходит спешка, поиск сути,
Сменяет суету покой.
Познали бытие те люди,
К которым час пришёл святой.

А братья, водки чуть напившись,
Рассказывали про беду.
Как Избовой, дома лишившись,
К поэту жить пришёл в избу.

Старик, услышав это имя,
Немножечко захохотал.
Поэт сказал тут нестерпимо,
Как лес в Лесовике пропал!

Как люди губят всё живое,
Деревню строят без стыда.
Угробили место святое,
Им возвращаться — некуда!

Здоровья нет, боль не стихает,
Сердце и лёгкие шалят.
Едва поэт с мешком шагает,
Ведь ноги ужас как болят.

Дед в горе страшное поверил,
Сказав, что в прошлой жизни жил в глуши.
Тот дед, кстати, заядло верил —
В переселение души.

Тут, дед, совсем разговорившись,
Спросил, куда они идут.
Избовой к деду наклонившись,
Сказал: — «Туда, где не найдут!»

Пока, по сёлах они ходят,
Ищут прекрасное село.
Их сильно поиски заботят,
Должно прекрасным быть оно!

И, пока просто идут — на прямо,
А дальше, куда идти — решат.
Хотя идут они упрямо,
Никуда братья не спешат.

Встревожился тут дед внезапно,
Их отговаривать он стал!
Сказал, что дальше идти  — опасно,
Что он о нечисти слыхал!

За две деревни от Луча,
Есть кладбище, где ходят черти.
Там нечисть бродит по ночам,
У брошенной, старинной церкви.

Деревня та, где живёт нечисть,
Зовётся — Старое Зерно.
Очень опасная там местность,
И ночью очень там темно.

А чтоб прийти в деревню эту,
Как раз на прямо нужно идти.
Но тут, поэт заявил деду,
Что это просто часть пути!

Видать, дедуля так напился,
Что бред он начал говорить.
Избовой сильно удивился,
Сказал ему больше не пить!

А дедушка хоть выпил малость,
Всё также трезво рассуждал.
В глазах царила благодарность,
И видно, что переживал.

Тут, братья дедушке сказали,
Что обойдут другим путём.
На прямо не пойдут, узнали,
Что там опасно даже днём!

И успокоясь, старый дед,
Им дал ещё один совет.
В дороге больше выпивать,
Чтоб горя и беды не знать!

С дедулей братья попрощались,
Взяли мешки, заулыбались.
И пошли дальше, говоря,
В даль деревенскую смотря.

Глядели, идя, на кругозоры,
Дома, цветы, людей, заборы...
И птиц, что в небе пролетали,
И вождю ветру подпевали.

Вот лучик солнца показался —
И мрак куда-то подевался.
Туман рассеялся, стих ветер,
И заря в небе, будто вечер.

И люди из домов выходят,
У братьев по тропе проходят.
И ездят конные кареты,
Прохожий курит сигареты.

И медленно суету наводит
Тот люд, что шумит, смотрит, ходит.
И поэт думает себе —
«Забыть скорей бы о толпе.»

И, выйдя на Луча окраину,
Избовой брату сказал тайну.
Что каждый раз, как засыпает,
Во сне он деву наблюдает!

В глуши лесной, в пшеничном поле,
И думает уж, что он болен!
Сказал, что в деву ту влюбился,
А поэт сильно удивился!

Тут, сменил хохот удивленье,
Поэт, в то самое мгновенье
Сказал поэту — «Сновиденье
Такое — редкое явленье.»

И приуныл чуть Избовой,
Сказал вновь, что он больной!
Полюбил то, чего нет,
Но, ответил тут поэт.

«Слушай, братец, ты — здоровый,
Силён, красив  — как лес еловый!
Хочешь ласку, и покой,
И видишь образ вот такой!

Ты ни в чём невиноват,
Так что, успокойся, брат.
Живи просто, и забудь,
Нужно пережить ту жуть!
 
Мне, вот честно, всё равно,
Живи, как тебе дано.
Это дело не моё,
В твоей жизни всё твоё!»

Избовой, глядя на поэта,
Сказал, что мудро говорит.
Добавил, что девица эта,
Просто приходит, когда спит.

Не нужно обращать внимания,
На дивные такие сны.
Лишают здравого сознания,
Хоть очень уж они нежны.

И вот, пройдя ещё немного,
Два брата вышли из села.
Шли у простора полевого,
Где рожь обильно поросла.

Вдали полей село виднелось,
Соседнее с Лунным Лучом.
К нему прийти скорей хотелось,
И пошли полевым путём.

К совету деда несерьёзно,
Два грустных брата отнеслись.
Мол, выпил он, вот и тревожно,
Слова из его уст лились.

На прямо шли они, не зная,
Что, где их может ожидать.
Поэт, о лете напевая,
Был рад поля те созерцать.

И настроение поднялось,
Хотя уж жарко очень стало.
К селу два брата приближаясь,
Увидели — село сияло!

Там избы были аккуратны,
Зверушки бегали селом.
Края были невероятны,
Столько див чудных в селе том!

Зайдя в село, пройдя то поле,
Они были восхищены!
Там гуси бегали на воле,
Цветочков — тропы там полны.

Летали ласточки над ними,
На кошечку там лаял пёс.
Кустами поросли густыми,
Просторы сада — красных роз.

В полях работали крестьяне,
В порядок избы приведя.
Гадала бабушка у бани,
Крича, что завтра — день дождя.

Столб путеводный повидали,
Село то звалось — Тучевое.
С мешками идти они устали,
Тут, поле видят там цветное!

Заброшенный у поля домик,
И лавку, что покрылась мхом.
Подворье окружал заборчик,
Почти то было за селом.

Решили братья вздремнуть малость,
В том доме часик отдохнуть.
А после, выпив чуть на храбрость,
Продолжить деревенский путь.

Зашли, достали одеяла,
На деревянный пол легли.
У дома ласточка летала,
Гусята крякали вдали.

Не собираясь спать, ребята,
Вздремнули лишь, чтоб сил набрать.
Но вот, уснули там два брата,
И чего стоит ожидать?

Проснулись только пред закатом,
Зато, поспали хорошо!
Поэт, вместе со своим братом,
Мешки те взяв, вновь в путь пошёл.

И вот, покинув Тучевое,
Пришли в соседнее село.
На тот закат глядели двое,
Уснули, будто бы назло!

Светило солнце, но вот тучи,
Скопились в небе, прикрыв лучик.
И потихонечку темнело,
Дул ветер, дерево шумело.

Село, где братья находились,
Звалось людьми — Осенний Сад.
Древес верхушки тьмой покрылись,
И кутал край во тьму закат.

Ложились люди спать в избушках,
На иве села спать кукушка.
За горизонтом скрылось солнце,
В избе глядел дедок в оконце.

Тьма незаметно подобралась,
Над полем совы разлетались.
Ром, водку братья попивали,
И к Старому Зерну шагали.

Уже было темно довольно,
Но, было братьям всё равно.
Тут, вышли на окраину вольно,
И пошли в Старое Зерно.

Два брата сидят в тёмной, мрачной избе,
В которой, внутри, малость не по себе.
Сивуху и водку они наливают,
Пьют, и о жизнях своих размышляют.

Здесь, в этой избе — дни печально проходят,
Сидят так два дня уже, пьют, говорят.
Отчаяние, боль, горе и страх  — не уходят,
А люди в селе ходят, бродят, шумят.

Поэт стихи пишет, но только о боли,
Депрессии, бедах, слезах, и неволе.
О людях, что дров наломали таких,
Вот, кстати, поэта, ещё один стих.

«Упала в грязь вся жизнь моя —
Будто листва в начале октября.
И разум, мысли онемели,
Я снова вспоминаю ели.

Мой брат трагедию пережил,
Он, как и я, во тьме, без сил.
Здоровье сильно подкосилось,
Страданье в жизнь мою явилось.

За заколоченным окном  — деревня,
Ох, эта боль, что ежедневна...
И тяготят меня болезни,
А раньше было так чудесно...»

А имя брата малость странно,
Ведь его звали  — Избовой.
Ему то имя было дано,
Ведь жил в избе, в тени сельской.

На улице жара такая
Была, что сохло всё подряд.
Земля вся твёрдая, сухая —
Забыт природой дождь и град.

И в небе  — ни единой тучи,
До дрожи солнце жарит жгучей.
И душно, тяжело дышать,
В избушке лучше отдыхать.

Два брата там так и сидели,
Сивуху пили, гречку ели.
А Избовой на печку ляжет,
Уснёт, и сниться, как он пляшет.

Был Избовой такой романтик —
Носил на шее чёрный бантик.
О любви ласковой мечтал,
Что снилось уж, когда он спал.

Во сне он лицезрел водицу,
Реку, а у неё — шутницу,
Нежную, красную девицу,
В любви, заботе  — мастерицу.

Красивую, и молодую,
Что красотой так и сверкала
Стихи у речки той писала
Нежно глядя на глушь лесную.

Девицы разные были там,
Снов нежных много лицезрел.
В основном снились по утрам,
Те девы, когда петух пел.

И вновь, уснув в избе поэта,
Ему приснилась речка эта.
И дева снилась, улыбалась,
А на траву роса спускалась.

Та дева была так чудесна,
Нежна, улыбчива, прелестна.
Но, подойти к ней, почему-то,
Мешало что-то, и минута.

Та была — как эта девица,
Чудесна, и вот, дальше сниться.
Лесная речка, что шумит,
И пень, где селезень сидит.

Рассвет, ещё долго до дня,
Чудного, дивного, лесного.
Стоит девица та у пня,
И смотрит в сторону Избового.

От песни странной пробудившись,
К поэту в комнату зашёл.
Поэт, сивухи чуть напившись,
Пел, став на деревянный стол.

В избе скрипели половицы,
Пел он такие небылицы!
И Избовому то не сниться,
А в голове — лишь та девица.

И поэт, слезши со стола,
Бумагу взял с пером красивым.
Изба внутри темна была,
А поэт выглядел счастливым!

Пришло от спирта вдохновение,
Стих дивный написал в мгновение!
Представлю вам я этот стих,
Ведь в мире мало есть таких.

«Побывать бы в небесах,
Полетать в них словно птах.
Насладиться простотой  —
Безграничной пустотой.

Свысока — мир созерцать,
Бесконечность повидать.
Созерцать простор небесный,
Видеть небосвод чудесный.

О людских делах забыть,
Новый вид счастья открыть.
Там, где время — не указ,
Побывать хотя бы раз.

В небе с птицами летать,
Петь, на облаках лежать.
Только в благодатных снах,
Мы бываем в небесах.»

Написав стихотворение,
Поэт лениво лёг поспать.
А Избовой не удержался,
Решив стих этот прочитать.

Ему ведь было интересно,
Что пьяным можно написать?
И взяв листочек тот чудесно,
Пошёл он к печке —  почитать.

Не передать то удивленье,
Что испытал он в то мгновенье!
Поэта ведь стихотворение,
Ему дарило — упоение!

Задумавшись, лежа на печке,
Решил поэтом также стать!
И самый первый стих(о свечке)
Решил красиво написать!

Перо, бумагу, и чернила,
Взял Избовой, и сел за стол.
Строка на листик наступила,
Будто нога на старый пол.

 «В углу избы — огонь живой,
Горит свеча в тиши ночной.
И будто бы любовь в мечтах,
Умело прогоняет страх.

Трепещет пламя — не от ветра,
А от дыханья бытия.
Так, будто бы иголки кедра,
Покою нежному  — друзья.

Она не просит ни вниманья,
Ни благодарных громких слов.
Лишь тихо светит в час страданья,
Как символ света без оков.

Пускай она сгорит однажды,
Исчезнет — каплями стечёт...
Но до конца — горит отважно,
И свет её в сердцах течёт. »

И, сам не зная, что случилось —
Он первый стих свой прочитал.
Как же прекрасно получилось,
Как он чудесно написал!

Но тут, услышал грохот страшный.
Из комнаты, где спал поэт.
И сидит дальше, такой важный,
Удобно сев на табурет.

Но грохот был настолько сильный,
Что покой райский нарушал.
И став на пол скрипящий, пыльный,
К поэту быстро побежал.

Поэт по комнате носился,
Стараясь что-то там найти.
Ему ужасный сон приснился,
Как уж пропали все стихи!

Найдя стихи в комоде старом,
Что Избовой помог найти.
Он поделился с ним кошмаром,
И вновь отчаянно загрустил.

Вдруг, Избовой принёс бумагу,
Став у кровати — произнёс.
«К тебе я на кровать прилягу»,
Но тут поэт задал вопрос.

«Ты стих мой взял уж там наверно,
Иль для стихов листы достал?»
Ответил Избовой: «Неверно! —
Я первый стих свой написал!»

Поэту стих прочёл он первый,
В глазах поэта — удивление.
Поэт сказал, немного нервный,
Что потерял воодушевление.

Но Избового стих — чудесный,
Прекрасный написал он стих!
Но вот прошёл тот час прелестный,
Как он писал много таких.

Перо держать — рука трясётся,
И мыслей уж толковых нет.
В отчаянии полном сознаётся —
Что он уже и не поэт.

Но возразил вдруг Избовой —
Сказав, что поэт — гений сельской!
И даже вот, когда напился
Поэт — шедевр в мир явился!

Тут, Избовой его спросил:
«Где вдохновение находил?
И для дивных произведений  —
Идеи, темы искал гений?»

Поэт ответил, что в лесах,
Он находил воодушевление.
И в дивных, ласковых полях,
И так писал произведения.

Теперь там строят дома люди,
Здоровье даже вот не то.
Несчастен он, и живёт в жути,
И счастья не даёт ничто.

Спирт только малость помогает,
Чуть вдохновения порождает.
Но после спирта  — только хуже,
Ему  — простор без людей нужен.

А Избовой, поняв поэта —
Сказал, что вся деревня эта
Не по душе людям нормальным,
А только  — подлецам нахальным!

И из деревни бежать надо,
Места здесь  — на подобии ада!
Нельзя здесь долго оставаться,
Ведь можно с жизнью попрощаться!

Поэт наполнил о подворье,
И про избушку он сказал.
Единственное, что здоровье,
И счастье  — мир людской забрал.

Вдруг, Избовой сказал поэту —
Чтоб кинул он избушку эту!
Что в жизни главное  — свобода,
А не тюрьма в селе уродов!

Поэт как будто пробудился —
За сердце с горя он схватился,
И на пол пыльный он свалился,
Едва с той болью он смирился!

Избовой — прав был абсолютно,
Он мудрые слова сказал
А поэт с пола едва встал
Вдруг, стало очень неуютно.

И приняли они решение,
С деревни завтра убежать!
Тогда хоть будет утешение,
И перестанут здесь страдать.

В другой деревне у лесов,
Найти заброшенную хату.
И в окружении стихов,
Быть другом нежному закату.

В деревне, где народу мало,
Но много птичек и древес.
Где из росы уж покрывало,
И на заре сверкает лес.

А на закате деревенском,
Поёт у речки лесной волк.
Что в абсолюте том вселенском,
Он много лет уж знает толк.

Жить счастливо и благодатно,
Природу созерцать приятно.
В избушке тёплой, и уютной,
В деревне распрекрасной, чудной.

И братья малость помечтав,
Решили собираться в путь.
На кучу вещи все собрав,
Решили часик отдохнуть.

А после отдыха ребята,
Решили всё собрать как надо.
В мешки все вещи положить,
Произведения не забыть!

Стихи взять главное все нужно,
Найти произведения дружно.
И грандиозные поэмы,
На гениальнейшие темы.

Чернила также важно взять,
Нельзя о перьях забывать!
Не менее спирт в дороге важен,
Со спиртом даже волк нестрашен!

И взяли братья — два мешка,
В месте, где царит тоска.
Бросив туда все стихи,
Перья, спирт, и кожухи.

Все вещи важные, чернила,
Сивуху, водку, флягу пива.
Еду, одежду, и бумагу,
Горчицу острую для смаку.

Они уж полностью собрались,
С деревней той гнилой прощались.
Легли на печку, чтоб проспаться,
И сил в дорогу поднабраться.

Проснувшись на рассвете рано,
Мешки взяв  — вышли из избы.
На улице было туманно,
Сохли древесные столбы.

Подворье мрачное покинув,
Избу, что нагоняла жуть.
Чуть головою пораскинув,
Два брата выдвинулись в путь.

Жил был поэт в глухой деревне,
У лесных мест, прогулки в коих
Для него были повседневны,
И даже дел важнее многих.

Встречал рассвет в лесу гуляя,
Закат встречал ходя в полях.
Жил постоянно размышляя,
И не нуждался он в друзьях.

А по ночах, о сне забывши,
Сидел он, и стихи писал.
Дивный талант в себе раскрывши,
Совсем о славе не мечтал.

Зачем привязываться к людям,
И их привязывать к себе.
Если уж радуясь уютом,
Можно жить нежно в тишине.

В любви он также не нуждался,
Но одиночество любил.
За красной девой не гонялся,
И на гулянки не ходил.

Он жил на западной окраине
Села с названьем Лесовик.
Любил гармонию, молчанье,
Был молод, но в душе — старик.

Поэт являлся мизантропом,
Людей он люто презирал.
Жил на подворье одиноком,
Людей, их обществ  — избегал.

Любил гулять с пером, бумагой,
Стихи прекрасные писать.
Как леший был — лесным гулякой,
Любил у речки помечтать.

В царстве древес, где ветер шепчет,
И поют нежно соловьи.
Возьмёт бумагу он покрепче,
И стихи пишет о любви.

К природе, деревянной ласке,
И нежном шелесте листвы.
О том, какие у птиц глазки,
О красоте простой травы.

О благодати, о блаженстве,
О дивах поля, и реки.
Писал про вечер деревенский,
И как весной цветут цветки.

Свободный человек от мира,
Нет ни единого кумира.
Нет этих глупых отношений,
Лишь мир красот, стихотворений.

Нет красной девы, что подходит,
Нет радости в людской среде.
Смотря на ивы, поэт бродит,
В природе счастье ведь — везде.

И жил он был в своей избушке,
Почти уж на лесной опушке.
Гулял, и миром наслаждался,
Но, в один день, кошмар начался.

Июль был жаркий на дворе,
И солнышко светило.
Поэт жил в счастье, и добре,
Что по лесу ходило.

В одной избе, в центре деревни,
Жил староста, усатый дед.
Он в молодости был кочевник,
Но принесло то много бед.

В избе своей лет тридцать восемь,
Сидел, и правил всем селом.
Но, был он недовольный очень,
Что нет людей в краю лесном.

Что лес деревню поглощает,
А население растёт.
Никто селу не помогает,
Никто в лесу том не живёт.

И те поля, что за лесами,
Откуда волки идут ночами,
И пред девичьими очами,
Жертв, еду ищут меж домами.

В душе тревогу вызывают,
Те беды надо разобрать
А не сидеть себе, и ждать
Людей ведь волки убивают.

И принял староста решение,
Лес вырубить, приняв усердия.
В его глазах, уничтожение,
Являлось даром милосердия.

На месте леса, и полей,
Достроить людную деревню.
А там уж поселить людей,
И возвести вот там харчевню.

Где пьяный люд будет шуметь,
Смеяться в круге у огня.
Где странник будет песни петь,
Про счастье, радость забытья.

Дороги сделать, а у речки,
Пекарню, где из глины печки.
И мельницу построить там же,
И у реки подворья даже...

И староста сказал сельчанам,
В кратчайший срок вырубить лес.
И в месте том благоуханном,
Где вид на небо без небес.

Достроить людное село,
Скосить высокую траву.
И чтоб от сердца отлегло,
И начать новую главу.

Сельчане сразу приступили,
Работали там целый день.
Природу все там не любили,
Как страшную, ночную тень.

Робота началась на утро,
И в прошлом, распрекрасный лес
И царство дивное древес
Лишались жизни очень шустро.

Деревья злобно все рубили,
И быстро пилами пилили,
Траву высокую косили,
Треть леса так за день убили.

И вот, уже шёл денёк третий,
Как в том лесу робота шла.
К поэту, что в шубу одетый,
Волна воодушевления пришла.

Сидел в избе, писал поэму,
Придумал ведь такую тему!
О философских размышлениях,
И чудных юности мгновениях.

Писал о вечности природы,
Бессмысленности суеты.
О том, что для полной свободы,
Нужно жить в мире пустоты.

Что мир понятен абсолютно,
Но многим людям не понять.
Что средь людей так неуютно,
Что аж не хочется дышать.

Что юность — время для решений,
Но юность он не восхвалял.
В потоке этих размышлений,
Он вдохновение потерял.

Сидел три дня в избе, писал,
И так внезапно потерял!
Решил по лесу прогуляться,
И вдохновенья вновь набраться!

Дошёл до места, где когда-то,
Зелёный лес прекрасный был.
Он стал свидетелем заката,
Лесных краёв, и всё забыл...

Разбито сердце, поэт плачет,
Его тот мир людской разбил!
Никто не подойдёт, не скажет,
Зачем тот люд так поступил?

А они рубят, убивают,
И косят, пилят этот лес.
Деревья головой качают,
И не от ветра из небес.

А от разочарования,
Ведь помнят дивные гулянья,
Стихов поэта написанья,
И его нежные мечтанья.

С поэтом грустно лес простился,
Поэт улицезрел конец.
В страдания он погрузился,
А староста гулял, подлец!

Лес вырублен, скошено поле,
И оказался край в неволе.
Теперь всё стало не таким,
Каким-то вялым, и сухим...

Ни о каком воодушевлении,
И речи не могло идти
Ведь где теперь его найти
Если поэт не в настроении.

Беда, депрессия и горе,
Воспоминаний лесных море.
И ладно бы на том конец,
Но жизнь, как хитрый, злой наглец.

Другие беды вслед за этой,
Пришли, и начали терзать.
И будто бы от песни спетой,
Эмоции не передать.

Ну что томить, писать часами,
Уж буду сейчас всех вас я.
Скажу прямыми всё словами,
О днях тех, слушайте, друзья!

Поскольку леса не осталось,
И от полей уж мало что.
В тот край строительство ворвалось,
И в жизни всё уже не то.

И дома строят у той речки
Лесной, где он любил писать.
Харчевню строят, а в ней печки,
Чтоб хлеб в деревне продавать.

То смысла нет уже гулять там,
А больше таких мест уж нет
Кончается поэта свет
Он плачет страшно по утрам.

В избе сидел он две недели,
Рыдал, не ел, почти не пил.
Он вспоминал лесные ели,
И так отчаянно грустил.

И тут здоровье подкосилось,
Всё тело начало болеть.
Все кости, сердце, всё бесилось,
И начал наш поэт бледнеть.

В избе заколотил все окна,
Все двери, всюду — темнота.
От радости он был отогнан,
Коснулись боли и хребта.

В один день вовсе, хромать начал,
Кошмары снились каждый день.
Едва ходил, всё время падал,
Вставать с дивана было лень.

Писал стихи он лишь о грусти,
О боли, страхе, и тоске.
И это вот мы не пропустим,
Вот стих, что писан в темноте.

«Моя жизнь  — колодец, 
Здесь темно и сыро.
А я страшный как уродец,
Ещё и со свиным рылом.

Я заточен в кругу камней,
В кругу сырых, и старых стен.
Я страшный, тощий как кощей,
Я в тьме кромешной сокровен.

Я заперт в горе, жизнь  — страдание,
Я заперт в бесконечной тьме.
Не сбудутся мои желания,
Родился и умру в тюрьме.

Живу на дне, в страданиях вечных,
Конца не видно моих дней.
Живу я в муках бесконечных,
И с каждым днём здесь всё темней.

Хочу конца, но жить так долго,
Другого выхода боюсь.
Я заточён здесь так надолго,
И я со дна не поднимусь.

Я свою жизнь ненавижу,
Её я проклинаю.
Я выходов совсем не вижу,
Что делать, я не знаю.

Никто спастись мне не поможет,
Никто меня уж не спасёт.
Ничто меня спасти не сможет,
Ничто меня не заберёт.

Я так устал бороться,
И жить так дальше я боюсь.
Жду, когда жизнь оборвётся,
В гармонию я устремлюсь.

Таиться ужас в каждом дне,
Скрывается здесь дикий страх.
Всё безразлично уже мне,
Жизнь — сокровище, в мечтах.

Я ученик тьмы, боли, горя,
Ада я первопроходец.
Я жертва — мира приговора,
А жизнь моя  — колодец.»

Тем временем, двадцать избушек,
Уже были возведены.
В местах, где слушал он кукушек,
Где ивы были с ним честны.

Людей трудилось очень много,
В размерах уж росло село.
Кстати, не одному поэту плохо,
В те дни ужасные было.

У двоюродного брата
Поэта, что в соседнем селе жил.
Сгорела от пожара хата,
Её подлец сельской спалил.

Случилась та трагедия в среду —
Решил нещастный идти к поэту!
И у него теперь уж жить,
Подумать, что-то там решить.

Идти ведь некуда ему,
И тяжело жить одному.
Романтик был тот брат поэта —
Что унаследовал от деда.

Поэт услышал в один из дней,
Что во входную дверь стучат.
Снял доски, дверь открыл — за ней,
Стоял уж двоюродный брат!

Просил впустить внутрь избы —
Его поэт принял в избу.
Ну а теперь, друзья мои вы,
Начнём вторую мы главу.