Дышу во времена, когда везде
на первых этажах стоят решётки,
когда душа, не выпив рюмку водки,
на выходных не выспится. Увы...
Так и живём, шатаясь в темноте
сжигая спирт под кроной синевы.

Дышу во времена, когда из шин –
резиновые вазы вдоль дорог
для тех, кто, – нет, судьба, не одинок, –
плодят цветы. О, если ты любим,
сей мир усталый, право, не так плох,
и жизнь не тянет, друг мой, на подвох.

Дышу во времена, когда весна,
входя в дрянные помыслы буквально,
отравою инстинкта. Лишена
той верности, которая сакральна,
для двух сердец, покинувших края
земли, с молвой: мы счастье – ты и я.

Но даже этим скудным временам
я благодарен, милая, за то, что
мы связаны не силой по рукам,
а письмами незримой тайной почты
небесно-голубого отделенья,
откуда нам прислали при рожденье
конверт любви, для бед закрытый прочно.

Осень прошла, как снег
первый. Зима придёт.
В город. Во мрак. Вовек.
Душу разбить об лёд.

Жёлтую бренность трав
холод обжёг водой.
Жизнь – это сумма травм,
словно союз с тобой.

Память густа, как дым,
сердце моё – зола.
Если сгореть твоим –
значит, сгореть дотла.

Холод. Зима. Туман.
Льдины остывших фраз,
ты – мой родной обман,
света лишённый враз.

Но и вне света – друг,
милый по сердцу – враг.
Ты мне дороже рук
божьих. Да будет так.

На синем закате из розовой пыли
сияют светильники маленьких звёзд:
ты знаешь, мой ангел, мы жизнь полюбили
как детство влюбляется в зелень берёз.
Луна озаряет безбрежностью ветер,
оконные люстры мерцают во мгле,
есть хрупкое счастье – целуясь, как дети,
отдать своё сердце любви на земле,
смотря как, дождинка горит на стекле.