Бейте в барабаны навстречу ветру!
Пусть искры брызг взметнутся,
Пусть сердце обернётся в лучи от солнца.
Мы встанем прочною стеной из закалённой стали,
Чтоб люди покупать людей навечно перестали.

На столике коньяк порхает радостным дурманом,
И хочется забыться навсегда.
Но у чужих дверей такси стоит,
И ждёт скандал в эпической заре.
В заре отвратной твари без луча,

Мы грузили в телегу с мотором
Две судьбы и собаку.
Десять дней мы старались не спать
Через пять научились летать.
Две судьбы и собаку мы оставили в небе.

Я смотрю, как ты дышишь на забытые сердцем глаза.
Бахрома, бахрома от ресниц в позабытом холодном рассвете.
Почему я не вижу куда устремляется тёмная ночь,
Когда я начинаю дышать,
Начинаю дышать позабытым, почти позабытым мгновеньем.

Монгольские плечи, монгольская степь,
Мне надо подняться и сердце отнять.
От проклятых и грязных дворов,
Где утром машины ревут и чадят,
Где нет у проклятых и грязных домов,

Над печальною строкой,
Будто скользкою рукой,
Нить дождя лица коснулась.
В жизни трудно отыскать
Снов ночных очарованье.

Сегодня день ударил мне в глаза открытым цветом,
Я написал нельзя, большим готическим нельзя на синем небосводе.
Там, где большие города рождают ночью уйму света,
Там, где в глубокой темноте сверкают окна самолётов, огни далёких деревень.
Я проходил маршруты, где нет потерянных людей и каждый встречный незнаком.

Шагая упрямо с глазами в тёплую даль,
Мы взялись, обнялись с печатью
Беспечных мечтаний рожденья зари.
Над миром, над небом, над нами
Кружились две чайки с калёным листом,

Почему ты не помнишь забытые сердцем глаза?
Бахрома, бахрома от ресниц в полустёртом холодном рассвете.
Почему я не вижу, куда устремляется тёмная ночь,
Когда я начинаю дышать, начинаю дышать позабытым.
Тем мгновеньем, где возможно мне жить, где позволено жить.

Лунная пыль барханы посеяв,
Считает серебряных ветров вокзалы.
И если вдруг будет перрон ожиданий,
Пустые протёртые доски.
Фотоны из света заноют от скрипа

Я люблю, когда снежные искры искрятся на солнце.
Я люблю капли каплей, что, подпрыгнув, летят на асфальт
Под небесным созвездьем, что как вор этой ночью скользнуло в оконную раму.
У подножья базальтовых скал, через дюны, засыпавших лунные горы,
Электрички колёсами крутят удары часов.

А в Бессарабии идут дожди, нет, друг мой, подожди,
Ведь в Бессарабии идут дожди.
Дожди. Пусть, черт бы их побрал!
Ведь я тебе, так не успел, нет, не успел, не рассказал.
Пусть веют ветры над Парижем, пусть плачет ива над ручьём.

Лучами золотистых сфер,
Укутанный в небесные слова
На кончике алмазного меча,
Приснился нежному созданию.
Ещё не раз я прикасался к тени,

Гаснут свечи в поднебесье,
Вечер шепчет ветру песни.
Темнота тяжёлым пухом
Небо медленно покрыла.
Ночь торжественно вступала

Эти ночи - ночи Пана,
Я встречаю Ямбу Пана.
Эти ночи помнят вздор:
Пробежавший звук варгана,
Крик гостей в гостях у Пана,

Предчувствие любви, вкушение желаний,
Дрожащий, хриплый голос во время расстояний
И шелест слов нечаянный, как холод ожиданий.
Сто тысяч окончания ресниц
Считаю на мизинцах пальцев.

Снег на глазах уже не таял, он неподвижно закрывал ресницы.
Прижав ладонью стекло с прозрачно точными краями,
Я продолжал стучать ногтями по застывающим губам любимой.
Ломая вены кристалликами льда гемоглобина,
Рванул двубортный китель, выстрелив латунью пуговиц в паркет.

Нежные звери запели,
Словно птицы свиристели.
Солнце блистать перестало,
Устало скрывало красный кадмий заката.
Распластав мягкий шёпот дикой сирени,