Лежу на траве. Непроглядная мгла
Окутала землю холодной рукой.
Травы ощущаю покров неживой,
Да мрак надо мною, чужой и глухой.

Нет неба – лишь чёрная бездна висит,
Проколота искрами стылых огней.
В ней древние знаки бесстрастно глядят –
Узоры забытых, не наших вестей.

Медведицы призрак застыл в вышине,
Дракон извивается в мёртвом кольце,
Свой меч Орион обнажил в тишине,
И крест распростёр Лебедь в чёрном венце.

А там, где должна быть небес глубина,
Зияет провалом туманная муть –
Как рана на теле ночной черноты,
Галактики Млечный раскинулся путь.

Не светлая россыпь – а пепел миров,
Холодное крошево стылых зеркал,
Где в вечной тиши, без надежд и без слов,
Вселенский немолкнущий движется вал.

И тонет мой разум в провале ночном,
Где вечность и холод смешались в одно.
Я – крохотный атом под этим плащом,
Затерянный в бездне, упавший на дно.

И звёзды глядят, равнодушны, пусты,
Как очи существ из неведомых сфер.
И кажется – нет в этой мгле красоты,
Лишь холод и мрак без конца и без мер.

Я знаю всё, что будет, было, есть,
Все шестерёнки в черепной коробке,
Любую правду, ложь и злую лесть,
Все карты на столе, все кнопки, тропки.
Я вижу нити, дёргаю во сне...
Ах, нет, не сплю, всё ясно, как на блюдце.
Но руки словно приросли к стене,
И ноги в пол вросли, не шелохнуться.

Внутри горит пожар чужих путей,
Я знаю, как избавить от цепей,
Всё сделать точно, выверенно, срочно,
И разорвать узлы все непорочно.
Но тело — камень, воля — серый дым,
Я знаю слово, но молчу пред ним.
И от бессилья, знания лавины,
Себя считаю глупым и повинным.

И что мне делать? Снова тот вопрос,
На все ответы налагаю вето.
Стучусь в экран, где эхо слов донёс,
Мол, помоги, но действия-то нету.
Я жалуюсь, я ною, я корю
Себя за то, что знаю, но не в силах,
И эту песню каждый день пою,
В ней унижаясь, как в сырых могилах.

А делать надо – знаю ведь, как встать,
Какой исполнить шаг, простой и нужный,
Но я могу лишь здесь себя ругать,
Тонуть в трясине мыслей непослушных.
И этот разговор, и эта боль,
И самобичевания сеанс –
Всё то, что я играю, словно роль,
Взамен того, что даст мне в жизни шанс.

О, если б кто-то, сильный и чужой,
Не слушая моих речей туманных,
Схватил за ворот жёсткою рукой,
И вытолкал из мыслей окаянных!
Пусть невпопад, пусть грубо, пусть пинком,
Не разбирая правых, виноватых,
Чтоб сдвинуть с места этот мёртвый ком,
Застрявший в коридорах узловатых!

Но те, кто рядом, — им не объяснить,
Не вымолвить про эту злую ношу,
Зачем им знать, как тяжело мне жить,
Какую стену я внутри возно́шу.
А те, кто слышат — далеко они,
Лишь буквы шлют, как призрачные птицы.
И снова день, и снова мы одни —
Моё всё знанье и мои границы.

Полночь. Берег. Тишина.
Над морем – чёрный бархат сна.
Я здесь, обрётший свой покой,
А в небе – полная луна.

Белейший диск в зените ночи,
Как око вечности немой.
И мрак вокруг темнее прочих
Пред этой властью неземной.

А вниз, к воде, от лунных врат
Струится зыбкий, ясный свет.
Он на волнах дрожит стократ –
Длинней дороги в мире нет.

И волны шепчутся у ног,
Считая гальку меж камней.
Их тихий, мерный говорок
Уносит грусть ушедших дней.

И льются звуки в тишину,
Сонаты лунной перебор...
Они качают глубину –
И моря, и души простор.

Всё слито здесь: луны фарфор,
Дыханье моря, блик живой,
И музыки святой узор
Над чёрной, спящею водой.

Мгновенье стынет, став веками.
Реальность? Сон? Не разберу...
Я был тогда под небесами,
На лунном, чёрном берегу.

Темнота привычная, родная,
А во сне – она совсем другая.
Не черная, а просто... никакая.
В ней звуки плещутся, играя.
Вот капля – бам! – и круг пошёл по тишине,
Вот ветер – шшш! – как будто гладит по спине,
И голос мамин, тёплый, где-то вдалеке,
Плывёт корабликом по звуковой реке.
Не вижу рук, но чувствую тепло –
Ладонь в ладони, так легко, светло...
Светло не светом, а как будто бы волной,
Приятной, мягкой, прямо здесь, со мной.

Потом иду. Куда – не знаю сам.
Под пальцами то гладко, то шершаво.
То мох упругий, то холодный камень там,
То вдруг песок горячий, справа, слева.
Шаги гудят, как будто в бочке я большой,
И эхо ловит каждый звук случайный.
А запахи! То хвоей веет, то рекой,
То чем-то сладким, острым и чудным.
И нет фигур, и лиц вокруг не разглядеть,
Но знаю – кто-то рядом, дышит близко.
И можно просто полететь, взлететь,
Не видя неба, хоть летишь и низко!

И вдруг – тепло! Как будто солнце встало!
Не свет, а просто жар по всей щеке.
И музыка внезапно заиграла,
Негромкая, как пульс в моей руке.
И всё звенит, всё запахами дышит,
Трава под пальцами прохладна и мокра.
И счастье – вот оно! И сердце слышит громче
Биенье жизни, звуки мира снов.
Смеётся кто-то звонко, беззаботно,
И этот смех – как сотни брызг воды.
И мне легко, свободно, мимолётно,
Как будто нет ни страха, ни беды.

Но тут же – холод, резкий, как игла.
И тишина обрушилась, пугая.
И чья-то тень как будто позвала,
Но голоса совсем не разбираю.
Земля качнулась, будто бы во сне
Теряешь почву, падаешь куда-то.
И страшно так становится вдруг мне,
Ищу опору – пальцы сжал во тьме.
И тут – толчок. Проснулся. Сердце – тук!
В ушах ещё звенит тот сон невнятный.
И снова тишина, привычный звук...
Но тот полёт... и жар... такой приятный.

Вот Алум Крик. Рассвет едва встаёт.
Вода как зеркало, но не блестит.
Какой-то серый, выцветший налёт
На всём вокруг – и воздух сам молчит.
Стою у кромки, где песок и ил,
И сам себе кажусь почти ничем,
Как будто кто-то искру погасил,
Оставив только этот бледный свет.

Большие валуны и тут, и там,
Набросаны какой-то силой злой.
Не гладкие, все в трещинах, по швам
Поросшие какой-нибудь травой.
Холодные, хоть солнце чуть взошло,
Их трогаешь – и холод по спине.
Как будто время здесь навек легло
На камни эти в мёртвой тишине.

Ни ветерка. Ни птицы не кричат.
Хотя должны бы – утро ведь уже.
И облака над озером висят,
Как комья ваты на чужом плаще.
Всё очень чётко видно, до росы
На лепестке цветка, что у камней,
Но будто смотришь через две слезы,
И мир размыт, хотя и стал ясней.

И вроде надо что-то предпринять,
Куда-то двинуться, ну хоть шагнуть.
Но ноги словно в землю – не поднять,
И мыслей нет, чтоб выбрать верный путь.
Смотрю на воду, на камней гряду,
На небо, где полоска всё алей…
Стою на Алум Крик, чего-то жду,
И становлюсь всё тише, всё пустей.

Будильник звонко бьет в ушах,
Проснулся Токио в огнях.
Но для меня огней тех нет,
Лишь звуков утренний букет.
Я одевался в темноте,
Знакомый свитер на себе,
И белой тростью пол стучу,
К двери знакомой я лечу.

Спускаюсь в шумное метро,
Где воздух сыростью остер.
Ведёт ребристая плита,
Толпа несет меня туда.
Вагон подходит, лязг и гул,
Знакомый запах я вдохнул.
Держась за теплый поручень,
Начнется скоро новый день.

Вот улица, шаги стучат,
Машины шинами шуршат.
Сигналы светофоров тут
По-своему для нас поют.
Иду вперед, толпа густа,
Урчит живот – еда проста
С лотков доносится сюда,
Горячий рис, лапша, вода.

А вот работа, офис мой,
Здесь каждый звук давно родной.
Компьютер голосом гудит,
Задачу новую твердит.
Стучат по кнопкам пальцы в ряд,
Коллеги рядом говорят.
Обычный день, как сотни дней,
Среди токийских этажей.

Обратный путь, толпа, вагон,
Принёс усталость я с собой.
Знакомый запах дома ждет,
Где тишина меня найдет.
Ключом в замок, щелчок простой,
Вот я один, вот я с собой.
И можно сбросить груз забот,
Пусть внешний мир чуть подождет.

А Токио шумит в ночи,
Неоном светятся лучи.
Но я их слышу, не смотрю,
Я тишину свою творю.
Обычный день прошёл опять,
Пора ложиться, нужно спать.
Во тьме знакомой и родной,
Найду я завтра путь прямой.