Он ждал ее 100 лет,
И наконец она,
Вошла в покой его объятий,
Любимица роскошных платьев,
Дыхание тонкого пера.

На миг ли словом приручил,
Касанием трепетным и робким,
Он душу с легенькой походкой,
Мелодию небесных сил.

Разбитую на каменном снегу,
Размытую осенними дождями,
Он собирал, лелея, тёплыми руками,
Гоня тоски холодной пустоту.

И эта муза - нежности рассвет,
Ветрами обнаженное спасение,
Над пропастью застывшему мгновению,
Явила новой жизни след.

И близостью нетронутых лучей,
Уютным шепотом желанной плоти,
В нем пробудила ласковые ноты,
Его давно утихнувших морей.

Он ждал ее всегда,
И наконец она,
Вошла в покой его объятий,
Любимица роскошных платьев,
Дыханье тонкого пера.

И боли больше нет,
Он ждал ее 100 лет.

Цепи раскалены до предела,
Наверху обманчивой скалы,
Будут чтить за правильное дело,
И гнобить за муки высоты.

Не для слабых вечные полеты,
Горькой правды мнимый идеал,
На обед вчерашней молодости шпроты,
И воды подержанной стакан.

Одеваться чуть несовременно,
Быть в плену роскошной нищеты,
Издают никчемных лириков посмертно,
С хрипотцой бессмертные миры.

И уже неважно, что в стакане,
Устарел ли зимний гардероб,
Было б что оставить на бумаге,
Чем запомниться на много лет вперед.

Будет вечным сказанное слово,
"Новых" музык камерный этюд,
Не для слабых узкая дорога,
Где за шаг втридорога берут.

Цепи раскалены до предела,
На вершине подлинной скалы,
Чтят за смелость раненое племя,
И за муки бесконечной высоты.

Минають дні, минають ночі,
А я дивлюсь у карі очі,
У очі яснії твої,
Надійні, лагідні, м'які.

І бачу я в отих очах,
Добро та справжнєє терпіння,
Тепло весіннього проміння,
Світ у найкращих почуттях.

Цей всесвіт щирістю плекає,
Він далі бути надихає,
Вгамує тяжкії думки,
Що сумом душать потайки.

Я доторкнуся до очей,
Мелодій бажаних ночей,
І спокій, вічная любов,
Мене торкнеться ніжно знов.

І пошепки, без гучних драм,
Належить щастя цим очам,
Як відчувають, як цвітуть,
Світом у темряві ведуть.

Минають дні, минають ночі,
А я дивлюсь у карі очі,
У очі яснії твої,
Надійні, лагідні, м'які.

Як пригорнеш, до серця приголубиш,
Так і стихає наче рани біль,
Ти зрозумієш, ти мене почуєш,
І без усяких непотрібних слів.

Мої нестерпні та глибокі рани,
На мить одну зціли своїм теплом,
Сповільни рухи голосної птахи,
Що забира життя чорним крилом.

Хай буде неба лагідная тиша,
І прохолода сонячних дібров,
Надії заповітні ще ясніше,
В обіймах таких бажаних долонь.

Хай, як раніше за вікном світає,
Задля здійснення потаємних мрій,
Як пригорнеш, так наче відступає,
"Дбайливий" розпач темних кольорів.

І не такі страшні тілесні муки,
Недовгий шлях по тонкому льоду,
Ти поряд, до останньої розлуки,
Рятуєш від смертельного дощу.

Безмежний простір вітри колисають,
Сумно шепочуть хмурії думки,
І лише твої зорі надихають,
Продовжити залишені роки.

Як пригорнеш, до себе приголубиш,
Наче зникає ран глибоких біль,
Ти зрозумієш, ти мене почуєш,
І без усяких непотрібних слів.

Каждый по-своему в толпе одинок,
Первый последним бывает звонок,
Лифт не работает, sorry, пешком,
Кто не ошибался хоть раз этажом?

В дождь без зонта (летом)- сущий пустяк,
Вместо порядка наводят бардак,
Стынет у бабушки вкусный обед,
Детский заброшен велосипед.

Вырос, состарился твой Мойдодыр,
И не такой уже вкусный пломбир.
Сделан по-новой в квартире ремонт,
Стерт и забыт детских рук натюрморт.

Уплыли бумажные вдаль корабли.
Ярче философов древних труды,
Пылью оброс городской нофелет,
Завял подаренный маме букет.

Выше деревья, понятней балет,
Редкие записи старых кассет,
Выйти не страшно теперь за поля,
Не помнить, какое уже сентября.

И одному "подышать" на балкон,
Роскошь великая, а не приговор,
Куплен с рук зрелости аттестат,
Ушло "Тридевятое Царство" в закат.

Каждый по-своему в толпе одинок,
Жизнью недолгой помятый игрок,
Лифт заработал, зачем же пешком?
Кто не ошибался хоть раз этажом?

Влітку усе розквітає,
Іншим неначе здається,
Квіти чарівні, сонце тепліше гріє,
Літо сьогодні живе, співом пташиним лунає,
Ніжно плекає щирим мистецтвом.

Як один день цвітуть зрощені квіти,
Спека чи вітри, сильних нічим не зламати.
Скільки зелені гаї раз дощами омиті,
Подих останній літа вже не спіймати.

Влітку натхнення усе,
Що не встигло зав'яти,
Що не зірвали, колись давно народилось,
Річка прозора під небом , скошені трави,
Верби ласкаві, що до землі похилились.

Літній світанок мовби перше кохання,
Так несміливо цілує квіткові долоні,
Так несміливо шепоче свої вподобання,
Поки на землю не впали осіннії зорі.

Тішить обіймами давніх часів краєвиди,
Свіжим повітрям рятує широкі простори,
Влітку інакше одягнені світу перлини,
В найкращі з любов'ю барвисті узори.

Влітку усе розквітає,
Як один день час здається,
Квіти чарівні, сонце тепліше гріє,
Літо сьогодні живе, співом пташиним лунає,
Ніжно плекає щирим мистецтвом.

Фонарщик зажигает яркий свет,
Когда на улице совсем не видно,
Вечерним пламенем наводит марафет,
Разъединяя то, что было слитно.

И с темнотой ему не по пути,
Другие теплятся внутри приоритеты,
Чтоб за окном горели фонари,
Чтоб в доброту были кругом одеты.

Отшельник с неприметной белизной,
Свободный раб поношенного мира,
Исчезнет, прежде возвратив домой,
Во тьму жилую одинокое светило.

Судья и вестник подлинных огней,
За просто так явивший милосердие,
Суть обнажает нищих богачей,
И бедных душ роскошные владения.

В гостях у поднебесной высоты,
Спасает темных улиц коридоры,
Чтоб искренне и безо всякой лжи,
Светили ночью путнику дороги.

Фонарщик зажигает яркий свет,
Когда за окнами совсем не видно,
Вечерним пламенем наводит марафет,
Разъединяя то, что было слитно.

Мне всего лишь 17,
Куда же спешить,
Танцы, музыка в лёгеньких шортах,
Не жалеть ни о чем и как хочется жить,
По каким-то особенным нотам.

Против ветра идти и за ветром бежать,
Верить, что не кончаются силы,
Наизусть современную прозу читать,
Насаждая лет ранних мотивы.

И с улыбкой бессонной рассветы встречать,
Быть примером неправильной моды,
Одному, не застегнутым, поздно блуждать,
По снегам чуть осенней природы.

Не вникать на каком там закат этаже,
Прятать в стол грез заветных эскизы,
И скрываться в набитом собой багаже,
Исполнять нужд высоких капризы.

Принимать, как достоинство всякий порок,
Затыкать вечной классикой уши,
Быть на месте или же сделать рывок,
Телом робким свободам послушным.

Мне всего лишь 17,
Всего лишь... И пусть,
Танцы, музыка в лёгеньких шортах,
Я успею хлебнуть эту жалкую грусть,
На дешёвых и правильных нотах.

Музика то є серце,
Що завжди у грудях б'ється,
Рухи її повільні,
Швидкі та мелодійні.

Музика вміє плекати,
Слухати та співчувати,
І от того співчуття,
Наче, як легше життя.

Зцілить поранений світ,
Мрії прискорить політ,
У хмурі та яснії дні,
Поряд вона на землі.

Музика вивчить любити,
Дрібницям усяким радіти,
Немов би друге дихання,
При зустрічі та на прощання.

Прийме у свої обійми,
Слабкі душі та сильні,
Дотик, чарівне натхнення,
Вчорашнє та сьогодення.

Музика то є серце,
Що завжди у грудях б'ється,
От того серцебиття,
Наче, як легше життя.

Давай же никогда не расставаться,
Не вырывать из собственной груди,
Что привыкает счастьем называться,
На берегах оставленной земли.

Носить друг друга тягостное бремя,
И радостные бремена носить,
Чтоб всякая находка иль потеря,
Не разучила искренне любить.

Услышать голос, пусть и с опозданием,
В натопленном согреться рукаве,
Давай быть нежно памятным касанием,
В зажженной на мгновение темноте.

И быть причиной ласковой улыбки,
Хранить лучи заветной теплоты,
Хранить давно прожитые отрывки,
Блаженства незаметной красоты.

Беречь веселья и тоски науку,
Объятий крепких радужный порыв,
Чтоб претерпеть обманчивую муку,
Лишенный многоденствия обрыв.

Давай же никогда не расставаться,
Не выпускать из собственной груди,
Что привыкает счастьем называться,
На берегу оставленной земли.

24.04.2024

Мне сказали одеться в поэта,
На кухонный залезть табурет,
И читать пока песня не спета,
Сочинения не прожитых лет.

И вот я на публику читаю,
Теребя мозолистый карман,
Как я добрым словом вспоминаю,
Родины,запавшей в душу, стан.

Что и летом могут выпасть снеги,
Быть последним утренний рассвет,
Кто чужие штопает прорехи,
Тот своих дыр не заметит след.

Как легко упасть в дождь с табурета,
Увидать на белом черные грехи,
Мне давали камни вместо хлеба,
И поплакаться на раненой груди,

Вот он я с непрошеным советом,
Говорю за жидкости стакан:
"Лучше быть не понятым аскетом,
Чем вести дешёвый балаган".

Мне сказали одеться в поэта,
И читать вам, публика, стихи,
Пока песня жизни не допета,
Богом не забытые грехи.

Я уже и классиков читала,
И не классиков теперешних времён,
Лирики чуть выпившего склада,
Крутят на площадках граммофон.

Счастье, гений, гением родиться,
Разжигать в чужих домах камин,
На туманной перхоти гнездиться,
В ход пускать лечебный нафталин.

Примерять отцов седых наряды,
Молодость не изданных трудов,
С желтизной наивной мемуары,
Возведут однажды на престол.

Дней минувших рваные страницы,
На съедение правым отдают,
Где-то там в потёмках небылицы,
Вечной жизнью гении живут.

Миром здешним раненое племя,
Всюду свой толкает натюрморт,
Замедляя лиц грядущих время,
С неприметной грустью эпилог.

Сколько раз мы классиков читали,
И не классиков теперешних времён,
Лирики чуть выпившего склада,
Крутят на площадках граммофон.

На главной площади казнили,
С ухмылкой Злые Добряка,
И не найти его могилы,
Под небом завтрашнего дня.

Он видел лицемеров маски,
В чем счастье тленных бедняков,
Он ненавидел сытых сказки,
Жалел голодных дураков.

Он подавал упавшим руки,
Живьём умерших воскрешал,
Но, кто презрел людские муки,
Он тоже сердцем презирал.

Жил тот изгой в лесах дремучих,
Питался лиственной смолой,
И выводил на путь заблудших,
На истинный путь и прямой.

Босой в потрёпанной рубахе
Свой ужин с нищими делил,
Во взгляде скованном и рваном,
Узор душевный находил.

Но как по имени - не знали,
Зачем он нищего спасал?
И вот его оклеветали,
Не тот, мол, кем себя назвал.

На главной площади казнили,
С ухмылкой Злые Добряка.
И не найти его могилы,
Под небом завтрашнего дня.

Я шепотом тебя благодарю,
За каждый миг удачного полета,
Меня сбивали криками со счета,
Толкая в беспросветную дыру.

А ты меня жалел и поднимал,
Когда смертельное томилось наваждение,
И продлевал счастливое мгновение,
Ждал, как никто другой вовек не ждал.

Терпел несносный, утомленный взгляд,
Красивый с некрасивыми чертами,
Не теребил ран выженных годами,
Не возводя порок на пьедестал.

И обречённый на успех полет,
Не прерывал уродливым молчанием,
И твое слово с мягким содержанием,
Будто за руку в темнотах ведёт.

Я шепотом тебя благодарю,
За эту не придуманную нежность,
За лёгкость солнечную и за человечность.
За то, что я чуть-чуть ещё живу.