Ты снова не дома, там стены чужие,
И ноты немые, до боли нагие.
Слеза, как кинжал, прожигает до дрожи,
И боль по живому сдирает мне кожу.

Стараюсь держаться, но всё бесполезно,
Над сердцем нависла тревожная бездна.
Пытаюсь с другими улыбку нести,
А в мыслях одно лишь: «Родной мой, как ты?»

Боюсь позвонить, услышать плохое,
Молчаньем себя убиваю, не скрою.
И память рисует тот год, тот счастливый,
Твой смех новогодний, до боли красивый.

Молиться не стану, но верить не брошу,
Сквозь слёзы смахну эту тяжкую ношу.
Ты б не хотел видеть меня вот такой...
Пожалуйста, просто вернись к нам. Домой

Я не боюсь, что занавес падёт,
Что свет погаснет и умолкнет лира.
Я не боюсь, что смерть меня найдёт
В пустых аллеях опустевшего мира.

Мне страшно то, что там, на рубеже,
Где суд вершат над прожитою жизнью,
Владыка спросит, глядя по душе:
«Зачем ты пел так дерзко для отчизны?»

Зачем слова твои, как сталь клинка,
Пронзали ложь, срывая с тронов маски?
Зачем твоя упрямая строка
Будила тех, кто спал в плену у сказки?

Я попрошу: «Владыка, не суди!
Не за себя молю, не за награду.
Пусти на свет тех, кто горел в груди,
Кто нёс свой крест, не требуя пощады.

Пусти всех тех, за кем бежит толпа,
Чей нервный стих звучит набатом в душах.
Чья вера в правду яростно слепа,
И чей огонь ничем нельзя тушить.

Они такие ж, как и все вокруг,
Но только сталь звенит у них в аорте.
Они — спасенье, самый верный друг
Для тех, кто тонет в жизненном болоте.

Прошу! Не дай погаснуть тем звездам,
Что светят нам во мгле войны и страха,
Средь догм, законов, брошенных к ногам
Людьми, чей мир давно покрылся прахом.

Пусть их огонь, рождённый вопреки,
Пылает ярче, согревая души.
Ведь их живые, честные стихи—
Единственное, что нас всех спасёт и сдюжит».

Для меня войны не было никогда.
В моем окне — леса, небес голубизна.
Смеялись люди, жизнь текла рекой,
Даря душе обманчивый покой.

Но черный ящик, новостей игла,
Мне сердце постепенно прожигала.
Там за искусство — ледяной острог,
Там наш владыка холоден и строг.

Он безразличен. Он не видит слёз.
В тени его молчания и гроз
Творцы великие уходят в тишину,
Прокляв свою несчастную страну.

Так дайте им светиться! Ярче звезд!
Пусть их талант, что до небес дорос,
Прорвется светом сквозь бетонный мрак!
Ведь говорил же Пушкин... Он не враг,

Он гений наш: «Цензура — это яд,
Что рушит храма творческий фундамент».
Но почему слова его горят
Лишь в книгах, а не в тех, кто нами правит?

Законы душат. Воздуха мне нет.
И я весь ужас, весь душевный бред,
Всю боль и мысли выливаю в стих,
Чтоб он звучал для мертвых и живых.

Пусть видит свет. Пусть кто-нибудь поймет.
Пока мой мир еще во мне живет.

Вновь карих глаз бездонный омут,
И сердце рвётся из груди.
Все мысли о тебе лишь стонут,
Хоть знаю — счастья нет впереди.

Твой смех — как яд, что сладок в муке,
Твой взгляд — как лезвие ножа.
Я вновь к тебе протягиваю руки,
От боли собственной дрожа.

А дома ждут глаза другие —
Зелёный, тихий, нежный свет.
В них нет той бури и стихии,
Но в них и лжи с обманом нет.

Она мне лечит молча раны,
Целует шрамы на душе.
Её объятия — капканы,
Но в добровольном кураже.

А я бегу к тебе, ведомой
Слепой, отчаянной тоской.
И в этой пытке мне знакомой
Теряю разум и покой.

Унижаясь пред ней, я вновь забуду про другую,
Что любит меня безбожно, верит и зовёт.
Я эту жертву принесу святую,
Пусть даже сердце мне на части разорвёт.

Ты смотришь холодно, надменно,
А я ловлю твой каждый жест.
Моя любовь — моя измена,
Мой добровольно взятый крест.

И возвращаясь в дом под утро,
Где пахнет мятой и весной,
Я спрячу боль свою под пудру
И притворяясь опять живой.

Зачем чертить на карте путь далёкий,
Слагать года в усердный, долгий труд?
Зачем мечтать, когда судьбы потоки
Тебя в одно мгновенье унесут?

Вот школьный двор, и девять лет, как вечность,
Ты учишь то, что может и не сбыться.
Рисуешь в мыслях жизни безупречность,
Но завтра может всё остановиться.

Зачем искать свой вуз, свою дорогу,
Стремиться ввысь, где светят маяки?
Ведь хрупкий мир, подобно недотроге,
Рассыплется от взмаха злой руки.

Но в этом миге, что тебе подарен,
Пока ты дышишь, видишь неба синь,
Твой каждый шаг, пусть мал и безызвестен,
Есть главный смысл средь тысячи причин.

Не ради "завтра", что туманно, зыбко,
А ради "здесь", где бьётся жизнь в груди,
Ты строишь план — не крепость, а попытку
Сказать себе: "Я жил, а не застыл в пути".

И пусть твой дом из карт, а мост — из света,
И пусть их сдует ветер перемен,
Но сам процесс, сам поиск твой ответа —
И есть та жизнь, что ты получишь взамен.

В лазури жил мальчишка, в облаках,
На пуховой перине, в небесах.
Он был волшебник, нежный и простой,
Дарил он сны, играя с пеленой густой.

Из мыльных пузырей, как из мечты,
Он выдувал видения красоты.
В них танцевали звезды и цветы,
И птицы пели дивные мотивы.

Но вот однажды, жажда приключений,
Спустила мальчика к земле, в мгновенье.
Он видел лица, слышал голоса,
И понял, что не все его краса...

"Нам нужно больше!", "Это не по мне!",
"Хотим другое!", - слышалось в толпе.
Он пробовал, старался, день за днём,
Подстраивал мечты под каждый дом.

То море с бризом, то дворец из льда,
То приключения, где нет и следа
От прежних снов, от легкости небес...
Но людям всё не нравилось, хоть треснь!

И критика, как дождь, его стегала,
Надежду в сердце тихо убивала.
Он стал угрюмым, тихим и седым,
И перестал дарить волшебный дым.

Его пузыри, как слёзы, улетали,
И сны исчезли, люди заскучали.
В небесной выси, в облаках пустых,
Мальчишка плакал, мир его затих...

И больше не летал он в небесах,
Забыв про радость в детских голосах.
Он потерял свой дар, свою мечту,
И погрузился в вечную тоску.