И пусть я теперь подкаблучник,
И пусть я своё отписал,
Но знай, до тебя я был лучшим,
И после тебя — им же стал.

я пишу тебе с того света,
пальцами локоны твои перебирая наяву,
нет, ты знаешь, я не просто где-то,
я не буду писать в пустоту.

ты услышишь меня в каждом вздохе,
увидишь в по осени опадающей листве,
перестань, я не хочу топить тебя в подвохе,
не хочу терять в сплошной грёзе.

Мне судьба и вздоха не даёт,
Перегрызает глотку, чтоб ни звука
Не издал поэт, пока топит его плот,
Чтоб накрыла снова злосчастная мука.

Но вот, казалось, выровнялся путь
И в сердце пьяном улеглась тревога,
Уже готов был с лёгкостью вздохнуть,
Поверив в милость кабацкого бога.

Я осушил стакан свой до конца
И свет блеснул в глазах у девки смуглой…
Но жизнь швырнула наземь наглеца
И вновь душа моя пошла по кругу.

За околицей в поле туман,
Словно белая в небе река,
Отчего я тобою так пьян,
Хоть не пил из твоего родника?

Не слыхал я твой голос живой,
Не касался руки твоей я,
Только образ твой, будто конвой,
Ходит следом, покой мой пьяня.

Может, в прошлой какой-то из жизней
Мы встречались под сенью берёз?
И теперь для души нет капризней,
Чем туман твоих девичьих грёз.

Я не знаю, откуда печаль,
И откуда влечение это,
Мне тебя бесконечно жаль,
Что не знаешь ты чувства поэта.

Я — повеса и гуляка столичный,
В угаре винном жизнь свою влачу,
Но твой, голубка, образ девичий
Я, как лампаду, в сердце берегу.

Мне говорили: «Пропащий, подлец!»
И я смеялся им в лицо развязно,
Но знал, что близок моему пути конец,
Что жизнь моя пуста и безобразна.

И вот, когда туман клубился сизый,
Когда тоска мне горло обжигала,
Явилась ты, как будто с райской ризы
Сошедшая, и предо мной предстала.

Твои глаза — два синих огонька,
Как васильки, что заблудились в ржи,
Их чистота так дивно глубока
Средь этой беспросветной, горькой лжи.

Я, хулиган, привыкший к вечной драке,
Готовый мир к чертям послать с размаху,
Вдруг замолчал, как пёс в своей конуре,
Смирив пред чистотой твоею гордыню и страхи.

И пусть я завтра снова кану в грязь,
Залью вином смятенье и тревогу,
Но образ твой, с моей судьбой не вяжущийся в раз,
Мне будет освещать мою дорогу.

Гляжу я на тебя – душа горит огнем,
А ты проходишь мимо, будто мы не вдвоем,
В глазах твоих холодных не найти тепла,
Любовь моя к тебе, как вьюга, замела.

Я шлю тебе признанья в тишине ночной,
Но отклика не слышу, голос твой – чужой
И сердце мое плачет, будто сирота,
Зачем же ты так близко, и так далека мечта?

Быть может, суждено мне эту боль нести
И безответным чувством тихо отцвести,
Но все ж надеюсь тайно, в глубине души,
Что ты когда-нибудь поймешь мои стихи.

не поется уж сердцу как прежде
и не рвется душа в синеву,
словно конь, изнуренный в надежде,
приклонил я к земле голову.

затуманились дали былые
и пожухла былая трава,
только ветры поют удалые,
что прошла золотая пора.

средь лобызаний ваших всех
посмели обвинить в лукавстве,
как будто мой свободный стих
не мной рожден, а взят в пиратстве.

отсрочьте, други, приговор,
не торопитесь с осуждением,
поэта суд - не ваш позор,
а высших сил благословение.

смешно, как мы в глазах упали
друг друга, окурками тлеющими без следа,
мы нежность, как табак, до фильтра искушали
и горечь выдохнули в холод навсегда.

смешно и грустно — так бесследно тают
те чувства, что казались нам судьбой,
лишь память усталым дымом витает
над тем, что казалось нам одной душой.

песнь души моей, мой светлый гений,
я созерцаю лик твой неземной,
как будто ангел легких сновидений
парит безмолвно предо мной.

позволь душе найти в тебе приют,
в сиянье глаз твоих навек забыться,
пусть бури жизни разовьют,
лишь бы с тобою сердцем слиться.

мгновенья счастья - хрупкие цветы,
но вечен образ твой в душе поэта,
не сетуй, о богиня красоты,
любовь моя к тебе - залог рассвета.

Четыре утра. Тишь да гладь,
Туман молочный над рекою,
Ещё не смеет солнце встать,
Лишь звёзды гаснут над землёю.

Сижу один и мыслей рой
Кружат, как бабочки ночные
И ветерок, чуть озорной,
Ласкает волосы льняные.

Заря полоской золотой
Уж красит неба край далёкий
И мир, умытый чистотой,
Встречает день, такой широкий.

Сердце – красный осенний клён,
Облетает листвою печали,
Я в глазах твоих отражён
Так, как будто мы век не встречались.

Не кори ты меня, не кори
За мою бесшабашную удаль,
Не горит к тебе сердце, пойми,
Словно в поле засохшая рухлядь.

Не сберёг я души серебро,
Растерял по кабацким дорогам,
Но осталось во мне то добро,
Что дано было матерью, Богом.

Всё пройдёт, отшумит, отболит,
Лишь останется правда простая:
Как берёза в рассветной дали,
Я к тебе всей душой прирастаю.

Душа скорбит и сердце замирает,
Когда правители, забыв про честь и стыд
Народу своему уста смыкают
И гений скован и талант убит.

Они куют народу цепь,
Глумясь над истиной святою,
Но верю: всколыхнётся степь
И дух воспрянет над страною!

А ныне – горечь и печаль,
Я зрю Отчизны униженье
И прошлого ничуть не жаль,
Но больно это возвращенье.

Я ль тебе не отдавал всю душу?
Я ль с тобой не пил из родника?
А теперь стою, как клён засохший
И дрожит предательством рука.

Промотала чувства золотые,
Растоптала доверия цветы
И глаза, что были голубые,
Почернели сажей клеветы.

Что ж, гуляй по свету волчьей тропкой,
Пей вино из чаши бытия,
Я ж пойду своей дорогой топкой,
Гордо неся раненое я.

И когда-нибудь в степи широкой,
Где лишь ветер воет в ковыле,
Вспомнишь ты о дружбе той глубокой,
Что зарыта в проклятой земле.

Ты мой любимый сон,
Я смотрю не отрываясь
Как ты движешься легко,
Будто ветром обнимаясь.

Ты мой дальний берег,
Ты Психея, я — Амур,
Позволь мне прикоснуться,
Раствориться в неге чувств.

Миг блаженства краток,
Мы сплетём судьбы венок,
Не грусти, богиня,
Я твой верный полубог.

Ты моя вселенная,
Я в плену твоих орбит,
Жизнь пройдёт мгновением,
Но любовь нас сохранит.

I
Увы, не мне судьбой дано
Вкусить блаженство Ваших взоров,
И сердце Ваше, как вино,
Другому отдано без споров.

Я зрел, как счастье расцвело
В его объятиях счастливых,
А мне лишь горе залегло
В мечтах моих, таких ревнивых.

Но пусть не омрачит мой стон
Сиянья Ваших дней прекрасных,
Пусть будет он благословен,
Кто избран Вами в чувствах страстных.

II
Сжальтесь надо мною,
Не смею требовать любви,
Но знайте – скорбью неземною
Исполнен каждый вздох в груди.

Когда б вы знали, как жестоко
Меня терзает Ваш покой,
Как сердце бьётся одиноко,
Лишённое руки драгой!

Я не ропщу, не смею боле
Тревожить Ваших светлых дней,
Довольно мне печальной доли –
Любить и мучиться при ней.

III
Но для чего ж притворным жаром
Вы разжигали страсть мою?
Зачем улыбкой и обманом
Меня влекли на край, к ручью,
Где счастье мнилось мне недаром?

Но не виню я Вас, о нет!
Судьбы предписан мне удел,
И я приму свой жребий смело
И буду чтить ваш дивный свет —
Вот всё, что высказать хотел.

Смотрю всё ещё в то родное окно,
Хоть свет там давно не горит
И сердце тоскою полно,
Душа о тебе всё болит.

Когда-то смеялся твой взгляд,
Лучился теплом из него,
Теперь только тени скользят,
И нет там давно никого.

Лишь память, как верный мой пёс,
У ног прикорнула, молчит,
Да ветер с поникших берёз,
Мне в стёкла уныло стучит.

Ты была когда-то хорошей,
Но ужасной себя не зови,
Пусть я стал для тебя лишь прохожий,
Что тонет в омуте твоей любви.

Я подобен был псу, извивался
У ножек твоих, виляя хвостом,
Надо мной же твой чуткий мирок издевался,
Заставляя обнажиться всем своим существом.

Ты же знаешь, ну нет тебе равных,
Судьба не даст тебя позабыть,
На колени поставит, дабы в ряду быть тщеславных,
Ровно так же, как не даст и тебе меня полюбить.

В шинели серой, под огнём свинцовым,
Лежу в грязи, а вижу синь небес,
Там, за лесами, за бугром сосновым,
Мой дом стоит, мой позабытый лес.

Там мать-старушка у окна томится,
И ждёт письма, как божьей благодати,
А здесь земля от взрывов вся дымится,
И смерть кружит над каждым здесь солдатом.

Мне б пробежаться полем васильковым,
Упасть в траву, где пахнет лебедой,
А я иду путём сырым, суровым,
С винтовкой верной, с русскою бедой.

Эх, Русь моя! Берёзовые дали...
За вас, родные, грудью постою,
Пусть снятся мне поля, что мы пахали,
Пока я здесь, в отчаянном бою.

Вернусь ли я? Заплачет ли калитка?
Иль стану здесь травой да ковылём?
Но знаю: враг не сломит нас попыткой,
Мы эту землю кровью сбережём.

Теперь вопрос, он так же прост,
Как всё, что я писал и ныне:
Хотят ли русские войны?
Мериться с вами в силе,
Ведя все судьбы на погост.

Спросите вы у тихих рощ,
У рек, что вдаль несут прохладу,
У золотых, бескрайних пашен,
Хотят ли горя и распада?
Им нужен мир, и дождь, и мощь
Не бранной стали, а зерна,
Чтоб жизнь цвела, а не война.

Душа крестьянская проста,
Ей чужды распри и раздоры,
Она привыкла сеять хлеб,
А не глядеть на трупов горы.
И потому ответ один,
Что слышен с каждого села:
Мы не хотим, чтоб смерть пришла.

бродяжьим псом по миру брожу,
излюбили меня, измызгали
и места себе среди вас не найду,
на дуэль с судьбою вызвали.

на обломках самовластия я выцарапал имя свое,
а ведь знаете, так хочется счастья,
открыть поэтическое свое окно,
стать хоть малейшей их частью.

Мне пора б уже остепениться,
Перестать слоняться ото всех,
Мне хотелось бы в стакане забыться,
Но и он не сломит мой мятеж.

Я кутил, гулял и дрался много,
Сыпал золото в подолы всем,
Но брожу один пустой дорогой
И грустит душа без перемен.

Всё равно судьба моя — скитаться,
Белой вьюгой в поле голубом
И берёзкам тихим улыбаться,
Вспоминая отчий старый дом.

Не страшна мне жизни круговерть,
Не боюсь я ни ножа, ни сплетен,
Может, мне дано так умереть —
Буйным цветом на крестьянском лете.

Не кляните, дорогие, за стихи,
Не вините за разгул и пьянство,
Мне дано платить за все грехи
Одиноким песенным пространством.

эх, воля, воля — синь, да васильки,
да шелковые травы луговые,
как будто снял я тяжесть всю с руки,
вдохнув просторы эти вековые.

здесь русский дух, здесь русью так и пахнет,
рябины гроздь горит в моем окне
и если сердце городское чахнет,
спасенье есть в родимой стороне.

душа легка, как тополиный пух,
летит над полем, не касаясь края
и шепчет мне на ухо русский дух:
"ты дома, сын мой, ты вернулся к раю".

мой идол московская дева,
она ощущается воздухом свежим
прокуренной комнаты в четыре утра,
что рассеяла мрак молодого повесы,
гонимый за нею теперь до конца.

я к ней буду писать мемуары,
мне б только касаться тонкой руки,
одурманенный зовом муара
слышать голос, воплощение мечты.

других я знал, они как ночь,
где страсть горит, сгорая быстро,
она же утренняя дочь
небес, прозрачна и лучиста.

я, зачарованный судьбой,
смотрю на чудное явленье,
мой мир наполнен тишиной
и светом высшего знамения.

я брожу по мостам твоим, словно по жилам,
и смотрю, как дрожит твой фонарь золотой,
разве думал когда-то, что город постылый
станет ближе, чем край мой архангельский, родной?

но в дождливые ночи, когда над невою
плачет небо и стонут мосты над водой,
понимаю, что связан навеки с тобою,
словно песня с душой, словно сердце с тоской.

ты прими меня, город, бродягу-поэта,
со стихами моими, с открытой душой,
пусть я сын деревенский вечернего света,
но в твоих площадях нахожу свой покой.

и когда догорит моя жизнь, как лучина,
когда песня исчезнет в последнем дыму —
пусть твой дождь меня вспомнит негромко, но чинно,
и нева приголубит в нашу страну.

отчего же весна пришлась зимой?
отчего же первые капели,
что должны были сменить в душе зной,
занесли меня в привычные бордели?

я хотел бы с тобой быть нежным,
я пытался принять и любить,
но обернулось все разочарованием прежним,
смогла меня от себя отгородить.

въелась смолой на пальцы,
запудрила сознание пылью,
и уста твои лживые, о сжальтесь!
над поэтом, что расцарапал себе крылья.

эх, душа моя, что ж ты скомкана?
словно лист под осенним дождем,
вся изранена, вся изломана,
не согреться мне в мире чужом.

до чего же всё стало немило —
предрассудки, да шепот вокруг,
будто небо меня придавило,
не хватает дыханья, мой друг.

но душе моей — камни да вороги,
на плечах — непосильная кладь,
я иду по размытой дороге,
не умею себя разгадать.

все глядят, будто знают, как надо,
все твердят, как мне петь и страдать,
от советов их нет мне отрады,
от похвал — только горечь опять.

я не ваш, я не здешний бродяга,
с русским сердцем, да с песней простой.
я клонюсь, как подрубленный ясень,
но стою, как дубок молодой.

и пускай эта жизнь меня крутит,
как метель на родном лугу,
все пройдёт, все печали отступят,
а я сердце сберечь не могу.

охватила тоска окаянная,
обнимает, как мать сорванца,
только песня моя покаянная
все звенит, не видать ей конца.

свободой слова я горю
и пламя свое разжигаю,
огненно-честное перо в руки беру,
маску Аполлона примеряю.

Но час настал — и я прозрел душой,
Увидел вдруг твой образ несравненный.
И всё вокруг мне стало мишурой
Пред красотой твоей обыкновенной.

А ты... Ты взор отводишь, ты хитришь,
Ты речи мне плетёшь искусной ложью.
Но вижу я, как тайно ты горишь,
Когда мой взгляд встречаешь с тайной дрожью.

Зачем скрывать привязанность свою?
Зачем играть, притворствуя надменно?
Я чувствую — ты так же на краю,
Но притворяешься непременно.

О, эта гордость! Этот страх любви!
Приманка призрачная славы и свободы!
Зачем же нам, как зайцам, от зари
Бежать по снегу порознь в непогоду?

Но я твоих обманов лёгкий дым
Вдыхаю, как целебное куренье.
И, может быть, расстанется с пустым
Твоя душа, и сменится презренье.

А может, нет... Но знай, я буду ждать,
Пока последний твой обман растает.
Уж если я сумел прозреть и встать,
То и тебя прозренье ожидает.

бесценный друг! в часы невзгод душевной моей державы
ты неизменно близок и со мной,
не ищешь ты ни почестей, ни славы,
а дружбы свет горит во тьме ночной.

когда в пирах вино лилось рекою,
и в дни, когда печаль терзала грудь,
ты оставался искренним со мною,
готовый руку помощи тянуть.

не раз делили мы и хлеб, и слово,
и тайны сердца, и мечты полет,
я знаю: если путь мой станет новым,
твоя душа мой выбор не клянет.

храню я дружбы чистое горенье,
как дар небес, как жизни талисман
и пусть летят столетья и мгновенья -
не предадим священный наш клан.

в тот час, когда душа моя томилась
в оковах мрака, скорби и тоски,
когда надежда в сердце не светилась,
и мысли были тяжки и горьки —

пришел ко мне не ангел, не виденье,
но человек с душою неземной,
чей взор простой дарил мне утешенье,
чьи речи были мудрости полны.

как путник в ночь безлунную блуждая,
вдруг видит огонек во тьме густой,
так я, его советам доверяя,
вновь обретал душевный свой покой.

он научил меня смотреть иначе
на мир, что прежде виделся тюрьмой,
и то, что мнил я горестной задачей,
открылось вдруг прекрасною судьбой.

о, сколь велик тот дар небесный — люди,
что свет несут, когда вокруг темно!
их имена в веках забыты будут,
но их дела пребудут все равно.

благодарю тебя, мой друг безвестный,
за то, что руку ты подал в пути,
ты стал звездой, что в вышине небесной
мне сквозь бури помогла пройти.

властители умы народов покоряют
не силою меча, но хитростью речей,
они словам своим значенья подменяют,
чтоб истину сокрыть от праведных очей.

их сладостная ложь течет, как мед по древу,
внушая подданным покорности обет,
не внемлют мудрости, не слушают напеву
свободы истинной, что дарит жизни свет.

они боятся мысль свободную, как язву,
что может разнести их царственный чертог
и каждый, кто прозрел, наказан будет сразу,
и в опалу впадет, как некогда пророк.

но помни, что умы, закованные в цепи,
слабеют день за днем, теряя вольный дух
и те, кто их сковал, сами себе нелепы —
на троне восседая, становятся как пожух.

добычей роковой в паучьей сети власти,
они плененные собой и страхом своим,
не ведают уже иной на свете страсти,
как только цепь держать и быть в плену с другим.

что-то в эту ночь оборвалось,
то ли было действительности осознание,
не судьба, что ранее вилась,
а надежд пустое обещание.

я искал в минувшем красоту,
но нашел лишь тени заблуждений,
сколько раз я проклинал судьбу,
что вела не той тропой свершений.

не того искал, не так любил,
не о том молил небес вниманье,
не того у рока я просил,
не туда направил я старанье.

вот теперь у бездны на краю
открывается иное зренье:
жизнь не повторит строку мою,
не вернет упущенных мгновений.

Встреча с вами благословение неба,
Иначе я её никак не назову,
Как странник, что не ведал вкуса хлеба,
Я насладился счастьем наяву.

Ваш нежный взгляд, как луч в часы ненастья,
Пронзил туман привычной пустоты
И сердце, позабыв былые страсти,
Вновь ожило от вашей красоты.

Судьба ли то была иль провиденье,
Что вас явило на моём пути?
Но с той поры живу я в упоенье,
Боясь минуту эту отпустить.

Пусть говорят: случайны все свиданья,
Но верю я – начертано судьбой
То чудное, волшебное мгновенье,
Когда предстали вы передо мной.

гонимый умыслом признанья,
крича: "виват!" бегу я в бой
и за предвкушающим наказаньем,
горит во мне строптивый конь.

я отрицаю ваши речи,
к концу бегущие в пролог,
вы ставите за меня свечи,
надеясь увести на эшафот.

но я не раб ваш монотонный,
я мастер слова, жгу сердца
и заточа меня в притоне,
лишь дождетесь моего конца.

ну не глумись ты надо мною,
не властна больше над поэтом,
кого сравнила ты с душою
хулигана, с рязанским приветом.

я должен был уйти давно,
не давать надежд пустых, мечтаний
и вместе с этим заодно
не позволять душе твоей страданий.

я должен был уйти, но знаю,
что не покину эту тень,
где чувства, как цветы весной,
цвели в объятьях нежных дней.

прощай же, свет моих очарований,
долой друг другу воду лить
и пусть разлука — миг страданий,
память будет нас хранить.

В поле чистом, где ветра гуляют,
Где ковыль серебрится вдали,
Звёзды тихие песни слагают
О печали и вечной любви

Эх, раздолье, родные просторы,
Синь небесная, даль голубая!
Сердце рвётся, как птица, на волю,
О минувшем тихонько вздыхая.

Догорает закат над рекою,
Тени длинные стелются в рожь,
И туман над вечерней водою
Навевает осеннюю дрожь.

Может, где-то в далёком краю
Кто-то также грустит в тишине,
И берёзы печально поют
О забытой родной стороне

не знал я вас и был пленен
вами, вашими ж словами,
качался я, как тонкий лён,
мотаясь между дьявольскими грехами.

вы мне простите, снова пьян
и под угаром тем гнетущим
пишу о чувствах, как тиран,
к каждой юбке пристающем.

бедные мои крестьяне,
освоили вдруг интернет,
сам сижу, как бы в изъяне,
я нарисую ваш портрет.

высохлись, совсем иссякли,
работает за вас ии,
хоть заканчивай правления спектакли
и с планеты долой беги.

а ведь помните, как раньше
пели песни от души,
как природу все мельчайше,
рассматривали в густой глуши.

не вернуть былое время,
но что ж взять, таков закон,
на плечах несем мы нынешнее бремя,
в один конец беря купон.

оскорбление приемлю,
я один средь ваших слуг
разговорам пустым не внемлю,
и ловеласом испарюсь вдруг.

натянув терновый венец,
меня пустили в преисподнюю,
сквозь тьму шепчу - это все не конец,
в сердцах людей свою чашу восполню.

я в бескрайние дали бросаю свой взгляд,
на страницах жизни звучит лишь мой голос,
что так долго был Гарпократом объят,
но вырвался, вышел, неся в руке колос.

и вот я стою перед вами,
руки расправив, повеса - поэт
и мысли мои, славно пламя,
готовы дарить вам свой свет.

и жду, как приговор судьбоносный
внимания жаждущий взгляд,
мир словом создать грациозный,
по венам пустить поэтический яд.

слова искрами ночи
готовы взлететь в тишину,
коснуться, проникнуть, извлечь и
открыть голубую страну.

меня Аполлон слуха лишил,
дал в руки перо и чернила,
воскликнув: "голосом звонким ты мир оглушил,
этим даром тебя небо наградило".

о чувствах, о правде, о боли,
о мире, что дышит внутри,
о ветре, гуляющем в поле
и о восходящей зари.

пусть рифмы сплетаются в танце,
пусть сердце стучит в унисон
и в этом коротком сеансе
родится один из икон.

клён заплакал под окошком,
золотая голова,
по заросшей сном дорожке
пробирается луна.

эх, судьба моя шальная,
разгуляй, да в поле стынь!
как берёзонька родная,
что качается вдали.

расскажи мне, друг зелёный,
почему так сердце жжёт?
почему, как пёс бездомный,
по Руси душа бредёт?

может, выпить с горя надо,
чтоб забыться до утра?
только мне одна отрада -
песня тихого пера.

позабылись былые скитания,
тепло заменило сердечную стужу,
среди весеннего благоухания
заботы исчезли, отпустив душу.

много женщин меня повидало,
да и я не любил ни одну,
лишь ты хулиганское сердце украла,
лишь ты мне открыла весну.

как будто вновь заиграли капели,
и даже ветра шепот смягчен,
в тени березок, в свете метели
на стопки радости я обречен.

я шум березок слышу русских
и возвращаюсь в ту пору,
когда на сердце было пусто,
когда любил я лишь одну.

с зарей встречая рассветы беззвучно,
танцует трава под легким шагом весны
и на душе расцветает то чувство,
что теплым ветром бьется в груди.

так хочется мне к просторам пронзиться,
как птице в небе — лететь, не зная бед,
не знать больше, как во тьме тлениться,
не помнить тоски из тех светлых лет.

в закатном свете березы тают
и ветер песню свою поет,
а я все думаю, вспоминаю,
как сердце нежное твое зовет.

ты словно первый весенний лучик,
среди холодной седой зимы
и нет на свете тебя мне лучше,
в плену березовой кутерьмы.

твои ресницы, как шелк, струятся
и губы алые, как заря,
а мне б навеки с тобой остаться
в краю, где светится даль моя.

мученик, скиталец по границе,
той ленте нежности и зла,
я бы мог у звезд учиться
молчанью, что благородно неспроста.

молчанье - золото, молчанье - век,
иногда все же стоит остановиться,
увидеть тот смоляной за собой след,
который вот-вот и заискриться.

ночь декабрьская поглотила всего
и только береза русская,
ветки, как когти, сует мне в окно, шепчя: "иди по дороге, что лишь тебе присущая".

звездный дождь светит сладкими мечтами,
луна, как свеча, догорает в ночи
и я, уходя вглубь своих желаний,
следы оставляю на белом пути.

Над Невою величаво,
Как корабль в морской дали,
Купол золотом лукавым
Манит путников с земли.

В небо тянутся колонны,
Гранит вечности храня,
И стоит собор огромный,
Тайны прошлого храня.

Здесь история застыла
В монолите и резьбе,
Сколько судеб проходило
По гранитовой тропе.

люблю берёзы в чистом поле,
рассветы в утренней тиши,
где ветер странствует на воле,
где песни льются от души.

люблю просторы без предела,
озер хрустальную печаль,
и как снежинка прилетела,
укрыв серебряную даль.

люблю народ свой терпеливый,
его открытую судьбу,
и нрав по-своему строптивый,
и к правде вечную борьбу

В тени ночи, где звёзды молчат,
Я сажусь на краю своих мыслей,
Словно тень, что от меня не уходит,
Я открываю душу, как книгу, что всю изгрызли.

Сколько раз я искал, сколько раз я терял,
В каждом шаге — сомненья и страх,
Я мечтал о любви, о счастье во снах,
Но порой сам себя ставил в тупиковый капкан.

Я любил, как ураган, без оглядки,
Словно искра, что в ночи вспыхнет,
Но в каждом поцелуе — тень одиночества,
Ведь любовь — это дар, что порой лишь тихнет.

Я смеялся, когда надо плакать,
Поднимал голос, когда с ним и сердце кричало,
И укрываясь щитом от натиска злобы,
Начинал всегда все сначала.

Мне неведомы правила жизни простые,
Как найти ту дорогу, что ведёт к свету?
Сколько отчаяний в бездне пустыни,
Сколько нежности в холодных ответах?

Я мечтаю о мире, где правят мечты,
Где каждый найдёт свою радость и смысл,
Где сердца открыты, и нет мишени,
И любовью своей заменим мы искушение.

На краю земли, где горизонт целует небо
Изуродовал и вывернул душу пред вами
И надеюсь, что в этом потоке минут,
Ваши души забьют колоколами.

Так слушайте, люди, мой крик в тишине,
Я исповедуюсь вам, как в храме души,
Ведь в каждом мгновении, в каждом дне
Я ищу свет, что ведёт меня ввысь.

что ты рыщешь, как травленный волк
сквозь туман и ночной полумрак?
рвешь зубами судьбы покров,
но каждый шаг - лишь новый оков.

расползлась по небу луна,
сквозь облака, как мечты сквозь временный плен,
ты искал покой, чтобы жизнь была полна,
но нашел палача, что ведет на эшафот перемен.

не беги за призрачной тенью своей,
она унесет в бездну забвения,
найди свое я, что бежит, как ручей,
найди в себе свет в этом кромешном суждении.

остановись, отдохни и взгляни,
в тебе новая жизнь и надежда,
в объятия осени себя подтолкни,
ведь утро придет и с ним возрождение.

ты прекрасна, словно утро,
как среди полей заря
и улыбки перламутром,
озаряет всего меня.

в каждом взгляде столько света,
столько искренней любви,
ты - мелодия рассвета,
песня сердца и весны.

я хочу сказать несмело,
что ты значишь для меня,
как душа моя запела,
встретив именно тебя.

в тишине ночных мгновений
я пишу тебе стихи,
полный нежных вдохновений,
чувств безудержной стихии.

тихо сердце, словно в забытьи,
не трепещет больше от любви,
где был пыл, теперь лишь пустота,
разлюбил и не пути назад.

твои глаза, что раньше грели свет,
теперь не трогают, как будто их и нет,
твой смех, что был как музыка в тиши,
теперь звучит чужим в моей душе.

мы шли вдвоем, но где-то путь свернул,
и чувства, как туман, рассеял,
не виноват не я, не ты,
что между нами вдруг выросли кресты.

прощай, мой друг, прощай, моя мечта,
теперь иная жизнь, иная суета,
разлюбил и не таю греха,
просто кончилась во мне твоя душа.

в тиши вечерней, под луной
стою, душой открыт, с тобой,
твои глаза, как звездный след,
в них тайна, радость, жизни свет.

ты, как береза в поле чистом,
склонилась веткой серебристой,
твой смех, как песня в тишине,
он греет сердце мне вдвойне.

моя земля, моя отрада,
мой дом, мой воздух и покой,
твои поля - моя награда
и лес, что шепчется с рекой.

люблю березовые рощи
и шум полей, и тихий лес,
нет страны родней и проще,
и ближе нет ее чудес.

в душе моей живет россия,
в ней столько света и тепла,
такая мощь, такая сила,
в ее просторах залегла.

здесь небо выше и синее
и звезды ярче в темноте,
нет места в мире мне милее,
чем край, изображенный на холсте.

в твоих объятиях, как в нирване,
я нахожу свою судьбу,
твои бескрайние печали
и радости в душе храню.

не встретишь боле ты рассвет,
не пройдешь под рязанским небом
и божий раб ты теперь уж навек,
но запомнился чувственным следом.

не благосклонен был к сердцу поэта,
декабрь, конная тройка,
но песня его не будет отпета
и стреляет в сердца так же бойко.

о диво, юная Афродита,
стоишь ты, не сомкая глаз,
при свете лунного софита
и смотришь на меня тотчас.

покорила хулиганское сердце,
залезла в кромешную тьму
с минуты той не нахожу себе места,
я только с тобой в тихий омут войду.

лежал на пологе ночи
свои строки посвящая тебе,
и что-то мне громко пророчит,
утоплю себя в дикой судьбе.

душой в бескрайних я полях,
в тайге, озерах и березовых рощах
и как у церкви монах,
припаду к россии на дорожащих ногах.

меня окутало снегами,
но я нисколько не дрожу,
ведь объят я русскими богами
и родину до рокотов души люблю.

север мой бескрайний,
север мой родной,
ты остр, как у лезвий грани
и в сердце только мой.

под твоими мирскими льдами,
скрыта та простая суть,
архангельск город, он живет под нами
и в крови течет весь его путь.

путь холодной и неистовой вьюги,
как начало спада зари,
как в полях, утопленных в стуже,
арханегльский дух записал в бунатри.

каждый шепот, как звезда в ночи,
скрывает историю, кажется, вечную
и только с тобой мой камень отточен,
камень души, что как рыцарь, беспечная.

как встретились я, право, плохо помню,
но неразлучны с того дня, как день и ночь
и жил я будто в яме полутемной,
вдруг ты пришла, смогла ведь мне помочь.

красной нитью мы с тобою повязаны,
ты спасала от неистовых вьюг,
все события наши предсказаны,
мой последний, единственный друг.

последний мой, последний милый друг,
ушел, попрощавшись у порога,
забыв прикосновение наших рук,
ему осталась пыльная дорога.

изведав боль прощаний и обид
в себя вобрав тревоги и печали,
я понял, что огонь моей любви горит
и не желает, чтоб его встречали

нет, прощения просить поздно,
мне раньше надо было в ноги вам упасть,
сейчас у вас это и вовсе непреложно,
но знаете, попытаюсь все таки припасть.

я мучал вас, нещадно издевался
и вы ведь знаете, что я вовсе не герой,
но для вас геройствовать я стал бы,
мучаясь вопросом, позабыло бы это зной?

я приношу сто тысяч извинений,
право, не знаю, надо ли сейчас,
живите в радости, не зная затемнений,
ну а я пойду дальше по стране блуждать.