В году есть дни и месяцы особого покоя,
Когда ничто не трогает пресытившийся слух.
В безмолвие окутана природа с головою,
Вальсирующий снег в немой восторг приводит дух.

Мороз усердно трудится: колючей рукавицей
Он хлопнет раз - и скованы деревья мёртвым сном,
Застыли реки подо льдом, на крышах серебрится
Под утро иней. Стало всё белым-бело кругом.

Как будто выцвел мир, лишившись чувств и красок,
Как человек, что с ходом лет стал холоден и сед,
Не греет изнутри его тепло забытых сказок.
Но март подарит снова в молодость билет.

Ворвётся непричёсанный, ретивый, златокудрый,
Сугробы пышногрудые не по душе ему.
Осыпет смехом ветра их и солнечною пудрой,
И станет звать любимую - заветную Весну.

Зальётся флейтой сладкою от края и до края,
В лесу проснётся ласковый смиренный первоцвет.
Откликнется на зов его Веснянка озорная,
Где ступит ножкой, там уже подснежников букет.

Как зорюшка румяная, чиста, как воздух свежий,
Из шёлка платье выткано, из нежности лугов.
Парит средь древ очнувшихся и плавно, и неспешно,
Вплетая в косы ленточки звенящих ручейков.

И Март с Веснянкой встретятся, я знаю, непременно,
Чертог их будет белыми бутонами увит.
В году начнутся месяцы волнующего плена,
И снег расплавят крокусы, как капли их любви.

Гореть и жить хотелось, как вулкан,
Чтоб только Durex был в моей аптечке.
Но гнут ветра жестокие мой стан
И гасну я, подобно жалкой свечке.

Хотелось петь малиновке под стать,
Но голос мой для песен не годится.
Молчанием привыкла отвечать,
Когда злословье в душу мне стучится.

Любить бы, как в романах у Дюма,
Лишь без самосожженья и надрыва.
Но оказалось, что любовь - тюрьма,
А не инъекция сплошного позитива.

И жизнь не бесконечный сериал,
А только миг до вечности короткий.
И как бы кто об этом не мечтал,
Не подлежит обратной перемотке.

Я разбужена тобою, растревожена!
То озноба хладная рука
Кончиками пальцев гладит спину,
То волна приятна, широка
Кровь разбавит мне наполовину.
И волнительно внутри и так восторженно!

Ох, весна моя! Душою, словно струнами,
Заиграй! Цветами разрисуй
Все сады и улочки, и парки.
На щеках твой первый поцелуй
Запылает пусть румянцем жарким!
Ведь весной стать хочется вновь юными...

Распуститься нежными бутонами,
Взглядом выси синие обнять,
Жадно пить дурманящую свежесть,
Ярче солнца жёлтого сиять!
И мечтами полниться нескромными...

Я тобой пропитана, взлелеяна!
Вскормлена сусальною пыльцой
С розовых губ тёплого рассвета.
И щекочет смех хрустальный твой,
Будто бы звенит челеста где-то.
О, весна! Тобою я овеяна!

Эта боль без имени и дна,
От неё в агонии планета,
Словно язвой, злом поражена.
Над сердцами власть взяла монета.

Ты теперь свободна от неё,
Бродишь там, где свет струится тихо.
Что же вы наделали, зверьё?
Я молю - прости за всё, слониха!

Ты на землю смотришь свысока,
Жаль, что здесь любви не испытала.
Далека теперь зато рука,
До крови терзавшая стрекалом.

Не могла ни плакать, ни кричать,
Пытками томимая в неволе.
Но не держишь зла на палача,
Ты теперь свободная от боли.

20 лет - часть долгого пути,
Не забудешь их и не изменишь.
Если б знали то, что терпишь ты,
Танец исполняя на арене!

Если б знали, что устав от мук,
Только от отчаянья крушила
И машины, и людей вокруг.
80 пуль ты получила...

Ввысь душа огромная твоя
Поднялась тяжёлой серой птицей,
Горьким стоном плача, вопия.
Пусть убийцам взгляд её приснится!

Ты теперь в чертогах, где покой,
Не коснётся больше тебя лихо.
На коленях стоя пред тобой,
Я молю - прости за всё, слониха!

Он говорил, глаза его сверкали,
Слова, что электрический разряд,
Разили без разбора, невпопад,
И в голосе звенел оттенок стали.

Всё понимал и сам хотел быть ближе,
Но по-другому жить уже не мог.
И с корнем рвал любви моей цветок,
Стараясь отчужденьем его выжечь.

Читал во взгляде скрытое влеченье,
Ловил себя на мысли всякий раз,
Что манит его бездна этих глаз,
Но гнал её, боясь грехопаденья.

Кричал он, накаляясь до предела,
Взывал к рассудку, к совести, к богам,
Летели копья фраз к моим ногам.
А я тогда обнять его хотела...

Он был свиреп, как дикий зверь, неистов,
Как будто защищаясь от меня,
Но пала вдруг тяжёлая броня,
Разбитая слезой моею чистой.

Он замолчал. Внутри, как после боя,
Сдавило всё от засухи в груди.
Он бросил еле слышно : "Уходи".
И я ушла. С покорностью изгоя.

Расставлены безжалостно все точки,
Нет между нами "вместе" и "вдвоём".
Мы дни свои лекарством горьким пьём
И любим вдалеке, поодиночке.

Вы касаетесь бережно чёрного грифа гладкости,
Так ласкает ладонь кашемир обнажённой спины.
Представляю, в ночи задыхаясь от зависти -
Ваши руки насколько быть могут нежны?

Восхищенно смотрю, Наслаждаюсь, питаясь радостью,
Как косые ряды перламутровых клавиш поют
Под напором безудержной власти и тяжести
Пальцев опытных, чутких, что силой влекут.

Их движенья отточены до совершенства Мастера,
Вы сечете аккордами сердце, сбиваете с ног.
Если б знали, что стали моею Вы страстию,
Сей бездарный простили бы мне монолог?

Соединись душою с небесами,
Сомкни врата чуть влажных вежд на.
Поведай о притихшем Нотр-Даме,
Как первый луч к главе его приник.

Томительно и тонко, филигранно,
Вложив блаженство в каждую из нот,
Ласкающим дыханием органа
Пропой о том, как он рассвета ждёт.

Как свет на лепестках витражной розы
Божественной росою засиял.
Пой величаво, нежно, грациозно,
Как он встречает ангельский хорал.

Как утро, словно девушка, стыдливо,
Алеет среди дымчатых завес,
Как площадь наполняет переливом
Эммануэль, могучим фа-диез.

Играй, легко тревожа гладкость клавиш,
Шепчу спасибо я твоим рукам.
Ты навсегда в душе моей оставишь
Молящийся притихший Нотр-Дам.

Свои неумелые строки
Пишу аккуратно в тетрадь.
Мой строгий Атлант кареокий,
Рождён ты меня вдохновлять!

Насквозь кровлю темную ночи
Прошила, прожгла звёзд картечь.
Тебе не прочесть моих строчек,
Не греть поцелуями плеч...

Дышу глубоко, исступленно,
А губы безмолвья печать
Сковала.Я чувств потаенных
Энигму боюсь расплескать.

Боюсь органзу сновидений
Движеньем случайным порвать,
Равеять твой образ, мой Гений,
Дарующий силы летать.

Не знает любовь моя правил,
Законов, границ, берегов.
Я просто люблю тебя,......
И таю в плену этих слов.

Прюнелевая ночь глядит пустой глазницей,
И плачет, и дрожит, - сегодня снегопад.
И может, как и мне, тебе сейчас не спится,
И ловит темнота задумчивый твой взгляд.

О чем молчит душа, когда ты тихо дышишь,
Бываешь ли мечтою к звёздам унесён?
Ведь сам горишь намного ярче их и выше,
Протуберанцем солнц, двух сотен тысяч солнц!

Нежданно обожглась твоей случайной искрой,
И глубиной увлек волшебный баритон.
И нотами, что так чисты и бархатисты,
Зовёшь ли ты моё среди других имён?

И чьих ласкаешь рук холодные ладони,
Когда валторны вьюг надрывно голосят?
Когда душа моя в снегах по пояс тонет,
Идя к твоей наощупь, робко, наугад...

И сквозь наряд витой окон обледенелых
Встречаешь ли зари орнамент золотой?
Поют ли звучно ветры в сердце a capella,
Рождая вместе с утром светлый образ мой?...

Снежный город.

Сбереги мои наивные куплеты,
Пусть не в сердце - в ящике стола.
Я спою о том, что в мире где-то
Девочка беспечная жила.

И вокруг себя не замечала
Серых стен и душ, покрытых льдом.
Был надёжным другом и причалом
Снежный город за её окном.

Он дышал в лицо морозной мятой,
Инеем лежал среди ветвей.
И летал он птичкою хохлатой,
И поземкой дымчатой за ней.

Пропадая в улиц коридорах
Отраженьем в зеркале витрин,
Слушала девчонка тихий шорох
Дремлющих заснеженных осин.

Звон сосулек чудился хрустальный,
Ветра переливистая речь.
Но однажды вечером случайно
Мотылёк её коснулся плеч.

То была прекрасная снежинка!
До чего узор её резной!
Полетела феей на тропинку,
Дотянись, попробуй-ка, рукой!

Побежала вслед за ней девчонка,
А снежинка манит всё вперёд.
Вдруг издалека волшебный, тонкий,
Полился мотив нежнейших нот.

Вот то чудо, что давно искала!
Греет он, волнует, и зовёт.
А снежинка стала точкой малой,
И присела около ворот.

Любопытство власть взяло над Асей,
(Так девчонку звали с малых лет),
И в ворота робко постучавшись,
В нетерпеньи стала ждать ответ.

А на город ночь спустила лихо
Рой пушистых белых мотыльков.
Ася дверь ворот толкает тихо,
Входит в столь таинственный альков.

Звуки всё приятнее и ближе,
И откинув страх, стремится внутрь.
В мраке комнат свечи воздух лижут,
Пианист сосредоточен, хмур.

Пальцы бьют легко поверхность клавиш,
И в глазах магический огонь,
Что с искрой божественной лишь сравнишь.
Вот аккорд последний извлечен.

"Как смогли Вы рядом оказаться? “-
Удивлённо вскрикнул пианист.
" Привели меня к Вам звуки вальса.
Как же он чарующ, бархатист! “

Отвела доверчивый взгляд кротко.
Незнакомки голос задрожал.
"Всё забудь, отсюда прочь, молодка!" -
Возмущённо ей он прокричал.

А метель изгнанницей убогой
Ворожила, выла и мела.
Но пришлось пуститься всё ж в дорогу,
Не найти девчонке здесь тепла.

Был теперь не так уж дружелюбен
Городок, не нёс душе покой,
Стал угрюм, и мрачен и безлюден.
Наконец, пришла она домой.

Вся продрогла, пальцы онемели.
Как к родной, прильнув к большой печи,
Отогрелась Ася еле-еле.
Душу лишь теперь не излечить.

Провалилась в сон тревожный, зыбкий,
Будто бы в хмельное забытьё.
И всё виделись холодные улыбки,
Голоса, что гнали прочь её.

Но среди полуночных видений,
Что кружили, злобно хохоча,
Звуки вальсов нежных, вдохновенных,
Трепетали, как во тьме свеча.

И его глубокий голос строгий,
И огни, мерцавшие в глазах.
Что же теперь будет, что же, боги?
В сердце Аси и любовь и страх.

Ася, детка, что это с тобою?
Ты теперь, как снег зимой, бледна.
Кудри серебрятся под луною,
В голове мечта горит одна.

Всё смешалось - день и ночь, и утро,
В тягость ей привычные дела.
И в груди, что в печке, уголь будто,
Опаленный чувствами дотла.

Где искать те дивные ворота?
Как же эту боль преодолеть?
Почему же незнакомый кто-то
Всех дороже стал вдруг на земле?

Вечер вновь, метель подолом машет,
К небесам бросает белый прах.
А в печи огонь усердно пляшет,
Отблески его на волосах.

Не находит места себе дева,
Сердце всё грохочет, вдаль зовёт,
Жаждит звуков сладкого напева.
Только бы дойти до тех ворот!

И в объятьях стужи та девчонка
Растворилась, поспеша на зов.
Небо, как гигантская солонка,
Приправляло крыши городов...

Разве в этой бешеной стихии
Отыскать по силам ей пути?
Но вдруг видит - вот они, родные,
Те врата, желанней не найти!

Открывает, словно здесь хозяйка,
Смело на порог его спешит.
Но не льётся музыки мозаика,
В мрачных стенах пусто, ни души!

Ни рояля, где горели свечи,
Ни пронзительно - прекрасных чёрных глаз.
Всё исчезло. А была ли встреча?
Не понять ни завтра, ни сейчас...

Превратились в серый лёгкий пепел,
Словно день вчерашний, все дрова.
Ветер до сих пор мне не ответил-
Девочка влюблённая жива?

Где она, и где теперь тот город,
Что приютом стал для сказки сей?
Может быть, когда отступит холод,
Встречусь в отраженьях стёкол с ней?

Сбереги мои наивные куплеты,
О метели белой февраля.
Может и не помнишь обо мне ты,
Но храню в душе тот вечер я...

Гигантская серая рыбина мечет
Без устали лёгкие зёрна икры.
Ложатся они на дворы да на плечи,
Прощальные зимние эти дары.

На тропке прохожий в пальто мешковатом
Ворчит, что февраль слишком хмур и безлик.
А хлопья летают, стремятся куда-то,
И тают мгновенно, попав на язык.

Шагай осторожней - под рыхлою гущей
Сокрыты осколки чешуй ледяных,
Танцует ночами мороз вездесущий,
И падает ниц, поскользнувшись на них.

Гигантскую рыбину ветер терзает,
И гонит её. На пороге весна.
Всплывает вдруг яркая, точно как в мае,
Сквозь белые зёрнышки солнца блесна.

Дитя весны.

Под напев февральского канона,
Звон прозрачных копий ледяных,
Потянувшись ленно, полусонно,
Пробудился первенец весны.

В белый мир он смотрит удивлённо
Сквозь ветвей качающихся сеть.
И ладонью ласковой мадонна
Юный март пытается согреть.

Шалунишка скачет по сугробам,
С крыш сметает снежные ковры,
Лакомится солнечным сиропом,
Что лучами льётся во дворы.

Капризуля плачет безутешно,
По карнизу каплями стуча.
Матушка-весна журит конечно
Непоседу-сына сгоряча.

А потом прижмет к себе поближе,
И лелеет нежно сорванца.
Замирает он и тихо дышит
Сладким флёром у её лица.

В том, что он задира и мятежник,
Захмелевший ветер виноват.
Скоро вновь проклюнется подснежник,
Закрывая створки зимних врат.

Небо станет ярче лазурита,
Птичьи трели тоньше, веселей.
Пой же, март! Душа моя открыта
Для твоих безумствующих дней!

©Анастасия Солдаткина.

2.03.2019

Крокусы.

Резвился ветерок над полем белым,
Заглядывал в безмолвные сады,
Скользил по серебрящимся постелям,
Летая вдоль дорожной борозды.

Трепал игриво лист сухой истлевший
В оцепеневшем дремлющем лесу.
Трухлявый пень, как злой ворчливый леший,
Под ноги подставлял корявый сук.

Слонялся целый день неугомонно,
А что искал? Не знал того и сам.
Вдруг издали заметил он колонну,
Не веря своим собственным глазам,

Подкрался незаметно и легонько,
На лоб сугробу сел и там притих:
Друг к другу льнули цветики-мальчонки
В больших лиловых шапочках смешных.

Спасаясь от уколов лютой стужи,
Ютились в одеяле из снегов.
Им солнца свет горячий очень нужен,
Но скрыт он пленом мраморных оков.

Взметнулся ветер пущеной стрелою,
На серых туч обрушил ярость крыл,
Сметал налёт их мрачный слой за слоем,
В далёкий край отважно их турил.

В просвет сочиться стали капли мёда -
Тягучие и мягкие лучи,
И радовался ветер-воевода,
Желтело солнце дыней у бахчи.

А маленькие цветики-ребятки
Качались суетливо, невпопад,
Тепло ловили, пили воздух сладкий.
Смеялся, расцветая, юный март.

* * *
Февраль. Несётся снежный вихрь и мчит неудержимо,
И оземь ударяется, взвивается в полёт,
Сплетает с ветром накрепко кудель печного дыма,
Холодным белым пламенем
по воздуху течёт.

Деревья стонут жалобно, избиты лихорадкой,
И тени суетятся их, да с места не сойти.
Не сломленные, но уже истерзанные схваткой,
Надеются, что ветер стихнет после десяти...

И мается, и крутится гигантской центрифугой,
Сугробов атакует округлые горбы,
Волочится и стелется метель волной упругой,
Кипит котёл немыслимой февральской ворожбы.

Взъерошены, растрёпаны бескрайние седины,
Природа растревожена, покоя лишена.
И из её нетронутой морозом сердцевины
На свет родится чистая, заветная весна.

* * *


Дитя весны.

Под напев февральского канона,
Звон прозрачных копий ледяных,
Потянувшись ленно, полусонно,
Пробудился первенец весны.

В белый мир он смотрит удивлённо
Сквозь ветвей качающихся сеть.
И ладонью ласковой мадонна
Юный март пытается согреть.

Шалунишка скачет по сугробам,
С крыш сметает снежные ковры,
Лакомится солнечным сиропом,
Что лучами льётся во дворы.

Капризуля плачет безутешно,
По карнизу каплями стуча.
Матушка-весна журит конечно
Непоседу-сына сгоряча.

А потом прижмет к себе поближе,
И лелеет нежно сорванца.
Замирает он и тихо дышит
Сладким флёром у её лица.

В том, что он задира и мятежник,
Захмелевший ветер виноват.
Скоро вновь проклюнется подснежник,
Закрывая створки зимних врат.

Небо станет ярче лазурита,
Птичьи трели тоньше, веселей.
Пой же, март! Душа моя открыта
Для твоих безумствующих дней!

©Анастасия Солдаткина.

2.03.2019

Всю ночь снег с грохотом срывался белой лавой,
По шиферным полотнам вниз скользя,
Задерживаться здесь ему нельзя.
Блестели крыши своей лысиной шершавой.

Весна ласкала небеса ладонью влажной,
Шептала что-то нежное в окно,
И обращала кровь мою в вино.
Душа забилась и волнительно, и страшно.

На ветке ржавый лист внезапно будто ожил,
Предчувствуя дней тёплых карнавал,
Иссохшим тельцем весь затрепетал,
И тихо пал на кров осевший иглокожий...

Последний выброс белоснежных зимних специй
Кружит над возбуждённою землёй,
Но ей противен лоск их ледяной.
Она мечтает петь под воробьёв заливистое скерцо.

6.03.2019

Огни.

Есть люди, что как дальние кометы
Несутся по пространству бытия,
Обыденности противостоя.
Сгорают, слишком сильно разогреты.

Бывают люди - тоненькие свечи,
Тихонько тают в кружеве забот,
И не заметен даже их уход.
Такие не спасают и не лечат.

Есть люди как кипящие вулканы,
Способные расплавить взглядом твердь,
И рядом с ними хочется сгореть
В их пламени манящем многогранном.

Есть среди нас гирлянды озорные,
На дню сто настроений и идей,
И ярче радуг жизнь таких людей.
Как жаль, редки сокровища такие.

Есть люди, поражающие светом,
Как люстры из стекла и хрусталя,
А лампочка внутри за три рубля,
Себя алмазом мнящая при этом.

Есть люди-блёстки, камешки и стразы -
Сияют только с помощью других.
Отталкивает свет холодный их -
Дешёвую подделку видно сразу.

Есть те, чьё излученье выше меры -
Заботливые люди-очаги,
Тьму озаряющие люди-маяки,
Не страшно им и жизнь свою доверить.

Подойди неспеша, но не трогай,
Путешествуя взглядом по мне.
Пусть собьется дыханье немного,
Легкий ток пробежит по спине.

Восхищайся, желай! Видят боги-
Полон неги изящный сосуд.
И становятся ватными ноги
В ожиданьи пьянящих минут.

Проведи чуть небрежно по шее,
Каждым пальцем впитай мою дрожь.
То вскипая, а то леденея,
К приоткрытым губам припадешь.

Забирай мои взрывы и блёстки!
Иссушая до самого дна,
Пей меня! Я игристое Bosca-
Золотистого счастья волна!

Мой монстр, моё чудовище, химера,
Невероятный, мощный, неземной,
Возьми меня, веди в свою пещеру,
Я без сомнений всюду - за тобой!

Склонюсь к плечу смиренно и невинно,
И мысля, и дыша уже с трудом.
На лицах отблеск пламени камина
Рисует пусть румянец. Мы вдвоём,

Над нами ни закон, ни мир не властен,
Ни ветры, что размашисто шумят.
Я обрела безудержное счастье
В глазах оттенка горький шоколад.

Мой строгий, величавый, молчаливый,
Как вековой высокий стройный клён...
Ночь тает хрупкой льдинкой цвета сливы,
Исчезнет вместе с ночью этот сон.

Что между нами? Тысячи аккордов,
Полутона расплывчатых теней,
Пласты родохрозитовых восходов,
И золотые слёзы октябрей.

Немая нежность взглядов потаённых,
Дурманящая сладость Божоле,
Невинность нераскрывшихся бутонов,
И жгучий лёд строптивых февралей.

Что между нами? Тучи-бедуины,
Кочующие чинно на восток,
Мостов остроконечные руины,
Дрожащий гул невысказанных строк.

Крупицы в тьме мерцающих созвездий,
Качающихся в лунном гамаке,
Запутанность орнаментов мехенди
На сжатой от бессилия руке.

Что между нами? Стены и границы,
Дубовых врат задвинутый засов,
Воздушный замок, что не приземлится,
Став частью запрещённых чувств и снов.

Чуть сбивчивое жадное дыханье
И мартовских снегов сырая соль,
Пронзительно звенящее молчанье.
Меж нами только музыка и боль...


Родохрозит - полудрагоценный камень.

7.03.2019

Тебе.

А мне б читать тебе стихов катрены
Под нежные ноктюрны Дебюсси,
Вполголоса, неспешно, откровенно.
Пожалуйста, ты только попроси!

Сидели бы спина к спине, так близко,
Чтоб сердца слышать гулкие толчки.
Чтоб запах твой, пьянящий, словно виски,
Души моей тревожил тайники...

Луна бы серебрила тонким стило
Рассыпанные в небе крохи звёзд.
Я песнею бы с губ тебя поила,
Как с яблонь райских птица Алконост.

В безудержном порыве сжал бы пальцы,
Шептал, дрожа, нездешнее merci.
А мне б тебя душой своей касаться,
Пожалуйста, ты только попроси...

27.02.2019

© Анастасия Солдаткина.

Король и розы.

Его голоса тембр - пралине нежный тающий вкус,
А порою с холодным и резким отливом металла,
Его профиль монарха, изгиб плотно сомкнутых уст -
Столько раз я из памяти образ его прогоняла...

Что ему до влюблённых, смущённо пылающих роз
От его невзначай обронённого гордого взгляда?
Он пронзает и ранит их хрупкие души насквозь
Безразличьем, что малою дозой смертельного яда.

Моим чувствам к нему суждено было, знать, расцвести,
Только в этом одном перед ним буду вечно повинна...
Досчитать не получится даже и до десяти,
Когда розой замру я в руках моего Властелина...