Вдруг запахло весной,
Зимы смыв летаргический сон.
И в фрагменты небес
Город в лужах залез.
На балкон и окошки
Повзбирались кошки,
Видно им как везде
Витамин нужен Д
Заскучал и по дачам народ_
В ботанический сад хоровод,
Несут землю домой и горшки,
Чтоб окрепли на май корешки.

В лесу продрогнув, электричка
Окуталась вдруг шарфом
Мостов и арок придорожных,
Из фонарей и проводов

Как хорошо вдруг оказаться,
Где родины колыбель
И родниками упиваться,
В святую занырнуть купель.

Хоть день проходит в восхищеньях,
Но плоть моя и разум мой,
Как электричка та шальная
Под вечер просятся домой

Хорошо и уютно в доме твоем,
Хотя все мы в космосе и холодно в нем.
Миллионы законов, миллиарды умов,
Разве быть может, что автор никто.

Бурлит и несется жизни река
И пена вскипает, познав берега.
Пройдя водопад и познавши пороги,
Найдем красоту и помыслим о Боге.

Не всех греет солнце, а тех, кто вверху
Спасла бы прозрачность, да рыльце в пуху.
У каждого космос в своей голове
У каждого образы в мутной среде.

Война нас очистит и Бог приберет
И с глаз пелену, наконец ,уберет.
И каждому нужна здесь доля своя
Так примем ее, ни кого не виня.

Жизнь как вода наши сердца омоет,
Сор удалит , все приберёт, успокоит.
Наша слеза моет всегда душу и тело -
Мигом пронзит, мигом отрёт и улетела

Слезы разлук, слезы обид, слезы счастья,
К тем слезы, кто сделал все в дни напасти.
Умиленья слеза и слезы победы -
Мироточит душа, омывая нам это.

Слезы прощенья обоих спасут -
Слезы раскаянья многих.
Спасая себя наши слезы текут,
Сливаяся в реки, спасая убогих.

По планете моей грохочут дожди.
Диском радуги потоп запрещается -
От улыбки твоей высыхает слеза,
И плохое на этом кончается.

От избытка чувства говорят уста,
Потому я в старости говорить устал,
Лишь, тебя увидевши оживаю я-
Ты мой вечный первенец, доченька моя.

Бог все время делает то, что мы хотим,
Только что полезно нам, чтобы мы росли,
Только, что останется с нами навсегда:
В нашем море радости смоется беда.

Бусинки из радости вяжешь ты в браслет.
Краше этих камушков в целом мире нет.
И лучится радость от твоей души-
Мы все на этой ниточке, как снимешь- поищи

Как меж людей средь городов на карте
Меж гор и вод сложился их характер.
Средь равных первый , хоть от всех далек
Страны оплотом стал Владивосток.
Всегда нарядный в гюйсах кораблях,
Всегда блестящий от курсантских блях.
Мостами, сопками ты в небо устремлен,
Ты сам моряк и моряком рожден.

А совсем рядом между бухт по сопкам-
Рыбацкй город прячется – Находка.
Сихот-Алинь, Уссури открывал
Арсеньев сам и Дерсу-Узала
Там нынче город Уссурийск стоит.
Рабочья кость и пашет и растит
И детство в нем застряло навсегда,
Ток и полет до теплого зерна.

А вот средь гор, тайги и кедрача,
Как воин молодой Арсеньев прячется.
Куется щит страны из К-полсотни два,
И тысячей ракет воздушного щита.
Там друг мой Пирожков с гагаринским лицом
Читал свои стихи, был в штанге мастером.
Над ними обелиск машине и друзьям-
Вот так куется жизнь и слава городам.


Хабаровск, основал, что Ерофей
Богат по -ныне и оплот Сибири всей.
А был романтиком - геологов там тьма,
Теперь-же рыбаки, заводы, поезда,
Ну и граница- без нее нельзя.
Я там ходил к Амуру в ледоход,
Амурскому бульвару взад вперед.
Город любви цветов и грез,
Город, родни, прощанья слез.

Но, вот, и Южно - Сахалинск-
Мечта моржей, туристов, птиц,
Пик Чехова как вулкан
И лыжниц смелых ураган.
Там брат мой и его семья.
Все десять вместе, как скала.
Брат спелиолог, скалолаз,
Еще эколог, водолаз.
Залезши с другом на скалу,
Внизу оставив всю семью,
Пришлось всем вскоре онеметь-
Среди детей восстал медведь.
Пока слезали мужики,
Пес делал вид «порву в куски»,
А после дружною толпой
Метель подняли, крик и вой
И ошалевший исполин
Унесся вскач промеж вершин.

Южно-Курильск. Японцев тьма.
Трясет и низкие дома.
Медведи тонкою тропой
На нерест тянутся гурьбой,
А после нерки и икры
В горячие источники.

Безлюдна, величава, холодна,
С вулканов и озер Курильская гряда.
Вулкан там есть, Оникотан ,
Меня травмировало там,
В Северо -Курильск мы сутки шли-
Был один врач и пациента три.
Там госпиталь на скале,
Не смыть цунами и волне.
Все разговоры о пепле и цунами-
Короче жизнь как на вулкане.


Анадырь, Петропавловск , Магадан-
Три тысячи километров и ты там
Везде вода и рыба и грибы
И горы небывалой красоты.
Там черемша и клюква и сица,
Но все проходит за два месяца.

Певек -столица комаров,
Приют еврашек, моряков и шоферов.
Здесь где-то добывают костерит
И океан тут слишком ледовит.
Наш «лайнер» налетел на глыбу льда-
Три дня спасал нас ледокол «Москва»,
И наш ледовый класс нам не помог –
Вторым помог ЛК «Владивосток».
Три дня цемент весь экипаж носил
Шесть метров трещина, но пластырь подсобил.
В Зеленый мыс прибыв тогда, я друга подменил-
Три месяца с ружьем бродил и ел колымский чир.
Ковдору с капитаном опять не повезло,
На мель на юге сели – не выжил наш Седов.


Кто побывал на севере, конечно молодец:
С калуги где отведаешь икру и холодец?
Где встретишься с медведями, с моржом поговоришь,
С огромными касатками, лишь, просто помолчишь.
Но были в моей жизни другие города:
Они вечно зеленые и там тепло всегда.
Гонконг не обычаен. Он как страна в стране:
Он вроде как китайский, но больше сам в себе.
Там стоит встать на рейде, лишь власти посетят,
Со всех сторон на джонках торговцы прилетят,
По лестницам канатным взберутся не спросив
И многие опомнятся, лишь деньги все спустив.
За рейдом прямо в джонках устроен городок,
Живут как в муровейнике с рожденья и по гроб.
Их не смущает даже, что северней корыт
Авианосный крейсер как исполин стоит.
Известен еще каждому там золотой квартал,
Малай -базар, где кажется, монах бы торговал.

По карте два лаптя, у пальм рекой обвит,
Средь стройных гиевей Бангкок в Тайланде спит.
Горячий воздух здесь, да и народ горяч:
И двери закрывай и кошельки запрячь.
Из самых лучших блюд бассейн да вода,
А как костюмы шьют для тропиков –беда!
Торгуют фрукты здесь и в джонках есть товар,
Но строг наш помполит и телеса прогнал.




В бананово-лимонном Сингапуре
Оденут вас у Миши по фигуре
Огромный Тайгер парк там не на час,
Но ждут там одесситов, а не вас.

Пройдя экватор, серьги сунем в уши,
Морской закон Нептунов не нарушим.
Здесь Дарвин -австралийский город – сад,
Аборегены там и русский эмигрант.
Мы с греками в футбол тут поиграли,
Невозмутимых кенгуру видали.
От революции бежавших москвичей
Рыдания их мы сдерживали все.

Индийский океан и вот Мадрас.
Там таракан, как воробей у нас,
Там нищета и много прокаженных
И манго дареное в бочках заплетенных.
Там семьи ждали сутки напролет,
Когда наш повар хлеба напечёт.
Мы чучела мангустов все скупили,
Сняв боты к островам поплыли .
Купались на мели-акул боялись.
Зеркальных крабов спринт заснять пытались.



В 72-м перед концом войны, весной, в Хайфон зашли.
Красная Река, белухи за бортом, у траппа воины с ружьем.
Как все - морской клуб посетили, с поляками поговорили,
Под вечер снялись и ушли и криптограммы тут пошли:
Бомбили янки наш причал, где рядышком поляк стоял-
Он утонул, жертв избежал, сгорел наш «Гриша Акопян»,
Бомбили «Солнечный», «Певек», с них пять погибло человек.

Среди японских городов назвать я многие готов.
Но всюду в них один народ: пуглив , застенчив, работящ как крот.
Их города как табакерки, бонсай где садят маломерки,
Так и манят внутрь заглянуть, но шифр на вход не всем дадут.
В порту известном, Нагасаки, где домик Чио-Сан в одноимённом парке,
Стоит японец - исполин, восставший с ядерных руин.

Здесь любят музыку России и слова наших книжек силу
И каждый, кто в плену бывал, всегда нас пивом угощал.

Я не был в Запаадной Европе- я её в зеркале видал:
Всегда надменна, как эстонцы, не добрые как Литва.
Германскую холодную культуру передает Калиниград,
Ну а Афины вместе с Римом всегда вмещал наш Петроград.

Москва как сердце неустанна, бессмертье доказав не раз,
Нам неусыпно лечит раны, вновь отдает, что про запас.
Огнем, водой, и взрывом трубным враг хочет снова одолеть,
Но мы не можем жить поскудно и не научимся уметь.








Как меж людей средь городов на карте
Меж гор и вод сложился их характер.
Средь равных первый , хоть от всех далек
Страны оплотом стал Владивосток.
Всегда нарядный в гюйсах кораблях,
Всегда блестящий от курсантских блях.
Мостами, сопками ты в небо устремлен,
Ты сам моряк и моряком рожден.

А совсем рядом между бухт по сопкам-
Рыбацкй город прячется – Находка.
Сихот-Алинь, Уссури открывал
Арсеньев сам и Дерсу-Узала
Там нынче город Уссурийск стоит.
Рабочья кость и пашет и растит
И детство в нем застряло навсегда,
Ток и полет до теплого зерна.

А вот средь гор, тайги и кедрача,
Как воин молодой Арсеньев прячется.
Куется щит страны из К-полсотни два,
И тысячей ракет воздушного щита.
Там друг мой Пирожков с гагаринским лицом
Читал свои стихи, был в штанге мастером.
Над ними обелиск машине и друзьям-
Вот так куется жизнь и слава городам.


Хабаровск, основал, что Ерофей
Богат по -ныне и оплот Сибири всей.
А был романтиком - геологов там тьма,
Теперь-же рыбаки, заводы, поезда,
Ну и граница- без нее нельзя.
Я там ходил к Амуру в ледоход,
Амурскому бульвару взад вперед.
Город любви цветов и грез,
Город, родни, прощанья слез.

Но, вот, и Южно - Сахалинск-
Мечта моржей, туристов, птиц,
Пик Чехова как вулкан
И лыжниц смелых ураган.
Там брат мой и его семья.
Все десять вместе, как скала.
Брат спелиолог, скалолаз,
Еще эколог, водолаз.
Залезши с другом на скалу,
Внизу оставив всю семью,
Пришлось всем вскоре онеметь-
Среди детей восстал медведь.
Пока слезали мужики,
Пес делал вид «порву в куски»,
А после дружною толпой
Метель подняли, крик и вой
И ошалевший исполин
Унесся вскач промеж вершин.

Южно-Курильск. Японцев тьма.
Трясет и низкие дома.
Медведи тонкою тропой
На нерест тянутся гурьбой,
А после нерки и икры
В горячие источники.

Безлюдна, величава, холодна,
С вулканов и озер Курильская гряда.
Вулкан там есть, Оникотан ,
Меня травмировало там,
В Северо -Курильск мы сутки шли-
Был один врач и пациента три.
Там госпиталь на скале,
Не смыть цунами и волне.
Все разговоры о пепле и цунами-
Короче жизнь как на вулкане.


Анадырь, Петропавловск , Магадан-
Три тысячи километров и ты там
Везде вода и рыба и грибы
И горы небывалой красоты.
Там черемша и клюква и сица,
Но все проходит за два месяца.

Певек -столица комаров,
Приют еврашек, моряков и шоферов.
Здесь где-то добывают костерит
И океан тут слишком ледовит.
Наш «лайнер» налетел на глыбу льда-
Три дня спасал нас ледокол «Москва»,
И наш ледовый класс нам не помог –
Вторым помог ЛК «Владивосток».
Три дня цемент весь экипаж носил
Шесть метров трещина, но пластырь подсобил.
В Зеленый мыс прибыв тогда, я друга подменил-
Три месяца с ружьем бродил и ел колымский чир.
Ковдору с капитаном опять не повезло,
На мель на юге сели – не выжил наш Седов.


Кто побывал на севере, конечно молодец:
С калуги где отведаешь икру и холодец?
Где встретишься с медведями, с моржом поговоришь,
С огромными касатками, лишь, просто помолчишь.
Но были в моей жизни другие города:
Они вечно зеленые и там тепло всегда.
Гонконг не обычаен. Он как страна в стране:
Он вроде как китайский, но больше сам в себе.
Там стоит встать на рейде, лишь власти посетят,
Со всех сторон на джонках торговцы прилетят,
По лестницам канатным взберутся не спросив
И многие опомнятся, лишь деньги все спустив.
За рейдом прямо в джонках устроен городок,
Живут как в муровейнике с рожденья и по гроб.
Их не смущает даже, что северней корыт
Авианосный крейсер как исполин стоит.
Известен еще каждому там золотой квартал,
Малай -базар, где кажется, монах бы торговал.

По карте два лаптя, у пальм рекой обвит,
Средь стройных гиевей Бангкок в Тайланде спит.
Горячий воздух здесь, да и народ горяч:
И двери закрывай и кошельки запрячь.
Из самых лучших блюд бассейн да вода,
А как костюмы шьют для тропиков –беда!
Торгуют фрукты здесь и в джонках есть товар,
Но строг наш помполит и телеса прогнал.




В бананово-лимонном Сингапуре
Оденут вас у Миши по фигуре
Огромный Тайгер парк там не на час,
Но ждут там одесситов, а не вас.

Пройдя экватор, серьги сунем в уши,
Морской закон Нептунов не нарушим.
Здесь Дарвин -австралийский город – сад,
Аборегены там и русский эмигрант.
Мы с греками в футбол тут поиграли,
Невозмутимых кенгуру видали.
От революции бежавших москвичей
Рыдания их мы сдерживали все.

Индийский океан и вот Мадрас.
Там таракан, как воробей у нас,
Там нищета и много прокаженных
И манго дареное в бочках заплетенных.
Там семьи ждали сутки напролет,
Когда наш повар хлеба напечёт.
Мы чучела мангустов все скупили,
Сняв боты к островам поплыли .
Купались на мели-акул боялись.
Зеркальных крабов спринт заснять пытались.



В 72-м перед концом войны, весной, в Хайфон зашли.
Красная Река, белухи за бортом, у траппа воины с ружьем.
Как все - морской клуб посетили, с поляками поговорили,
Под вечер снялись и ушли и криптограммы тут пошли:
Бомбили янки наш причал, где рядышком поляк стоял-
Он утонул, жертв избежал, сгорел наш «Гриша Акопян»,
Бомбили «Солнечный», «Певек», с них пять погибло человек.

Среди японских городов назвать я многие готов.
Но всюду в них один народ: пуглив , застенчив, работящ как крот.
Их города как табакерки, бонсай где садят маломерки,
Так и манят внутрь заглянуть, но шифр на вход не всем дадут.
В порту известном, Нагасаки, где домик Чио-Сан в одноимённом парке,
Стоит японец - исполин, восставший с ядерных руин.

Здесь любят музыку России и слова наших книжек силу
И каждый, кто в плену бывал, всегда нас пивом угощал.

Я не был в Запаадной Европе- я её в зеркале видал:
Всегда надменна, как эстонцы, не добрые как Литва.
Германскую холодную культуру передает Калиниград,
Ну а Афины вместе с Римом всегда вмещал наш Петроград.

Москва как сердце неустанна, бессмертье доказав не раз,
Нам неусыпно лечит раны, вновь отдает, что про запас.
Огнем, водой, и взрывом трубным враг хочет снова одолеть,
Но мы не можем жить поскудно и не научимся уметь.

Номер твой и твой силуэт
Был в контактах моих еще летом,
Но одним лишь движением ревнивою женской рукой
Он теперь под запретом.

Я не мальчик уже на десятке восьмом
И давно уже нету секретов,
Клапан в сердце давно заменен на метал
И все чувства мои под запретом.

Не могу я с тобою красиво пройти,
Без остатка отдал я все морю и детям,
А теперь мне пройти больше сотни шагов
И без двух костылей под запретом.

Мы друг другу нужны , может, только чуть-
Раз в неделю коснуться руками,
Но я думаю Он нам снимет запрет
И с тобою мы в теннис сыграем.

Какой же старый год без слез?
Какой же Новый год без счастья?
На днях за тридцать нам сулят мороз,
И это всполошило невских чаек.

Страна в предчувствии движенья без оков,
Как рушат реки свой ледовый панцырь.
Все оживает между дивных берегов,
И кто-то уж готовит алый парус.

Мой нынче новогодний тост
За тех кто приближал, терпел и верил,
И кто почувствовал, что час пришел,
Кто первым отворил навстречу двери!