Вена, 1823 год. Газетное сообщение
"Попытка первого императорского капельмейстера Сальери покончить с собой не удалась; по приказу императора, его поместили в дом умалишенных".


"Хотя я смертельно болен, я хочу заверить Вас честным словом, что нет совершенно никаких оснований для этих абсурдных слухов. Вы знаете, о чём я: Моцарт, что я якобы отравил его. Но нет. Это - злобная клевета, одна только злобная клевета. Скажите миру, дорогой Мошелес, что старый Сальери на краю смерти сам Вам это сказал"

"Пресвятой Боже, смилуйся надо мною" - последние слова Антонио Сальери.

1
"О, скорбный дом, зачем я здесь, откуда,
В меня вошли растерянность и страх.
Ты кто дарил мне музыку, как чудо,
Антонио оставил в дураках.

Несчастные рычат здесь словно звери,
О, Господи, но где ж твоя любовь?
Я помню крик: "С ума сошел Сальери"
и суматоху и на бритве кровь.

И прояснение. И тоску. И ярость.
Уныние и слезы на лице.
Что в жизни прожитой от прошлого осталось,
О чем печалится, и что любить в конце?

О, мой Отец, ты примешь ли раскаяние,
я припадаю ниц, себя кляня.
Ты благ и мудр, и я твое создание,
но музыка покинула меня".

2
И было ль наяву, иль только снится,
Сосед во сне кричал безумно зол.
Сальери выбрался из замершей больницы,
накинув на плечи потрепанный камзол.

Дремали санитары на кушетках,
Скрипели половицы под ногой.
И по стеклу скребли, пугая, ветки,
где ливень шел бушующей стеной.

И город будто вымер до рассвета.
Провел ладонью мокрой по лицу.
Ударил в спину налетевший ветер,
толкая к центру города, к дворцу.

Да, мне туда. Подумал отрешенно.
И мысль о Моцарте мелькнула стороной.
И потянулись окна и колоны,
вдоль залитой водою мостовой.

3
"Да! Что о Моцарте. Он был любимец сердца.
В Волшебной флейте есть один мотив.
Ла-ла, та-та, божественное скерцо....
И духа дерзкого в бессмертие порыв.

Бессмертие, но кто его достоин,
коль в мире царствуют безумие и тлен.
Я слаб рассудком, я совсем расстроен,
их вместо музыки я получил взамен?

Напрасно к небесам взывать и плакать,
Что я для неба?- страждущая мышь.
Цепляет за ноги безумие и слякоть,
того гляди в канаву угодишь.

4
В газетах врут, распространяя бредни.
Что в смерти Моцарта Сальери виноват.
Но я знавал творца восторг победный.
А кто творит тот не приемлет яд.

Не слыл Сальери царедворцем гордым.
Монаршей милостью к Олимпу вознесен.
И музыка была его свободой,
В которой все и благо и закон.

Небесный дар - алмаз, да без оправы.
И потрудится надобно сперва.
И было б глупо состязаться в славе,
Ведь публика она во всем права.

Она Сальери избрала кумиром,
И что с того, у Вольфганга свой путь,
коль музыка не ноты для клавира,
она порою разрывает грудь.

О, Господи в твоих руках я глина,
Твое ли имя прошепчу, как стон".
Сальери долго смотрится в витрину,
вот тот старик неужто это он?

Он жив еще, но для музыки умер,
Его отпели молнии и гром.
Ученики Бетховен, Лист и Шуберт,
Маэстро в оный час вспомянут за столом.

5
Входная дверь с трудом, но отворилась,
Шагнул вперед, рукой сжимая грудь.
"О, Господи за что такая милость,
Ты силы дал пройти последний путь."

Все в опере торжественно как в храме,
Откуда здесь необъяснимый свет.
И эхо бродит в оркестровой яме,
где кроме тени никого и нет.

Но он же помнит все до мелочей,
Там контрабас, там лютня, там валторна
в неверном свете тающих свечей.
Звучала музыка печально и задорно.

И певческий случался поединок,
За увертюрой пролетит пролог.
Все на потребу музыке единой,
Там где Сальери царь, и раб, и бог.

Какие здесь блистали примадонны.
Поклонники бросали им цветы.
С великим Гайдном постигал законы
Гармонии и ясной простоты.

Взмахнет рукой и музыки дыханье,
объемлет вдруг земное естество.
И шепчет он, срываясь на рыданье,
"Не верьте слухам, я любил его".

6
И отчего так сердцу стало тесно,
И чье лицо выхватывает взгляд?
"Так ты пришел, Сальери, друг любезный,
я жду тебя который день подряд.

Сегодня разыгралась непогода,
как будто в небесах затеян спор.
А я, представь, записываю ноты
Дождя и ветра в тоне до минор"

И посмотрел с улыбкой и открыто.
С прищуром молодых веселых глаз:
"Я на досуге набросал сюиту.
ты посмотри, там славный контрабас".

"Но Моцарт ты же умер в девяносто первом,
И катафалк и никого окрест.
И галки все галдели на деревьях,
как в перерыве оперный оркестр.

До кладбища тебя не проводили,
за гробом шли до городской черты.
Ты четверть века почиешь в могиле,
Иль ты воскрес? И это вправду ты?"

"Ах, друг Сальери что ты, брат мой, что ты,
в тебе живут растерянность и страх,
ведь жизнь и смерть всего лишь только ноты
на главной партитуре в небесах.

И мы из тех, кто чувствует острее,
Кто понимает смысл и ход времен.
И гений духа, Моцарт ли, Сальери
на это пониманье обречен.

Ты помнишь Реквием. Я угадал три звука,
почувствовав дыхание Его.
Теперь я знаю, как звучит разлука,
и смертный страх и жизни торжество".

Все наяву, иль это все приснилось,
и он открыл в последний раз глаза.
И стихло все. От Вены откатилась,
К рассвету ослабевшая гроза.

7
А журналист не сдерживая шага,
вбежал за новостью под этот скорбный кров:
" Сальери жив?" "Отмучился бедняга.
День протянул, а там и был готов".

"А перед смертью, что сказал маэстро?
Он отравление подтвердил наверняка?
Раскаялся? Ведь это всем известно,
Вся Вена осуждает старика".

"Да нацарапал на листке молитву,
но по секрету я открою вам.
Он улыбался, и глаза открыты
как будто он увидел что-то Там".
.

Смерть и природа замрут,
Когда творение воскреснет
Судящему дать ответ.
.....................................
День гнева, тот день
Превратит мир в пепел,
По свидетельству Давида и Сивиллы.

Из Реквиема В.А.Моцарта

1
Так менуэт начинается с жеста
Жест музыкальному ритму послушен.
Моцарта хвалят и Моцарту лестно
что шаг его легок и в танце воздушен.

Но сочинительство, вот в чем отрада,
райские звуки он слышит повсюду.
Музыка дар и для слуха услада
В смертной долине небесное чудо.

Флейта соседствует с клавесином.
Скрипка подхватит задорную ноту.
Пахнет жасмином в просторной гостиной,
где музыканты в начале полета.

Сладится нет ли гадать бесполезно.
В музыке тайна, а тайна коварна.
Сердце поверит в волшебную песню
И оттого краткий миг благодарно.

Моцарт купается в аплодисментах,
шаркнет ногой и поклонится даме,
что поправляет атласные ленты,
чуткими, как вдохновение, перстами.

В окнах сияет закатное солнце.
Мысль об унынии мелькнула не к месту.
Моцарт припомнил визит незнакомца
в наглухо черном - заказчика мессы.
2
Кружит беда - но безденежье душит,
он сразу же начал набрасывать что-то.
Будут ли трогать австрийские души
эти печальные, строгие ноты.

В нем бродят слова покаянной молитвы,
Вот здесь вступит флейта, сопрано и тенор.
Здесь трубы заплачут, мотив вечной битвы
мрака и света в сердце смиренном.

И дальше и дальше, снежинки кружатся
И в саване белом застывшие здания.
Морозом прихвачены тонкие пальцы,
он их на ходу согревает дыханьем.

И облачко пара подхвачено ветром -
Вот также душа отлетает от тела.
И снова он в музыке ищет ответы,
что яркой свечой на пюпитре сгорела.

3
Глаза закрываются. Падают руки,
Он лбом утыкается в локоть на сгибе.
Его окружают виденья и звуки,
пророча надежду, спасенье, погибель...

О, Господи, будь милосерден к несчастным.
Не ты ль на кресте нас простил и возвысил.
Я верю, что жертва была не напрасной,
Твое искупленье залог вечной жизни.

Во сне он столкнул статуэтку Эвтерпы.
Проснулся от шума. Все пусто и голо.
Но в нем еще пели и бездна и небо,
И Ангел трубил созывая к престолу.

4
Но тень набежит и дохнет непогода
Вена во власти безумной метели.
Слышит ли кто те небесные ноты
В ночь, когда он умирает в постели?

Плачет жена и подносит микстуру,
И обессилено падает в кресло.
Но до последнего партитуру
держит в руке, задыхаясь, маэстро.

О, как торжественны звуки латыни,
что в покаянные лягут напевы.
Музыка Моцарта не покинет,
Будет с ним рядом в День гнева.

Мой быт, как безнадега, пресен,
Но всходит первая звезда
И в голове обрывки песен,
что я не слышал никогда.

И следом странная досада
Одолевает меня вдруг,
Я помню шорох листопада,
где так отчетлив каждый звук.

Я помню долгий шум прибоя,
он что-то говорил душе.
Но эти песни про другое,
про мир, где смерти нет уже.

Где нет ни страха, ни болезней,
где ни тревожусь и ни лгу.
Во мне звучат иные песни,
да повторить их не смогу.

Несут шифоньер новоселы,
меняя на быт бытие.
И запах акации. Пчелы
висят на кистями ее.

Они ее чувствуют запах,
как солнца живительный свет.
И кот на пружинящих лапа
идет за хозяином вслед.

Они здесь поселятся вскоре:
Хозяин с хозяйкой и кот.
И ворох житейских историй
с собой их приезд принесет.

Что вдруг отразится на лицах
жильцов близлежащих домов.
Поскольку не знает границы
над нами небесный покров.

2

Мы связаны и одиноки,
порою живя невпопад.
А мальчик, сбежавший с уроков
услышал, как пчелы жужжат.

Ему незнакомо быть в прошлом.
Он мыслит не дальше минут.
Он пчел поместил бы в ладошке
и слушал таинственный гуд.

Что сладостен детском слуху,
где кисти напротив лица.
О чем он поведает уху
прогульщика и мудреца.

Быть может он станет героем,
иль жизнь его будет пустой.
Сегодня он с вечностью вровень
стоит у акации той.

На город двигалась гроза,
его очерчивая тенью.
И наблюдал я в небесах
воздушных масс перемещение.

Они сгущались на глазах,
слоились, скручивались в нити.
И, ощутив, неясный страх,
я поспешил найти укрытие.

Вдруг полыхнуло там и тут
под раскрывающейся бездной.
И, все казалось, где то бьют
кувалдой по листу железа.

И поражала эта мощь
в ее безликости жестокой.
И следом буря, вихрь, дождь
накрыли нас в мгновение ока.

И прах взметнуло до небес.
И все померкло и исчезло.
И только храма дальний крест
еще сиял в ревущей бездне.

Не видно и в пяти шагах.
Все в мире обернулось тенью.
Грома ли на семи ветрах
играли светопреставление.

Иль наказанием потоп
случился на моем веку?
Я кожей чувствовал озноб
а в сердце смертную тоску.

Но вскоре выдохся оркестр
и стих, как будто поневоле.
И арка радуги окрест
накрыла город, храм и поле.