Мои стихи мне непонятны вовсе, иногда где-то есть опечатки, и всё это по моей неопытности, но не в этом суть, у меня в жизни была тёмная полоса, и сейчас она сохраняется, я не могу найти отца, что потерялся в пламени фронта.

Сейчас и вовсе болею, сильная простуда, но всё это неважно, хочу сказать я, главное хочу — спасибо тебе, читатель, что читает мои никчёмные стишки, и ты, скорей всего, забыл меня, ведь я давно ничего не публиковал.

Ведь времени нет совсем, я погряз в делах, заботах и учёбе, да-да, учусь я всё ещё, но всё же спасибо тебе, читатель, низкий мой поклон за прочтение и этого шедевра в кавычках жирных.

Здравствуй, батя.
Давно не виделись, уж год минул, как ты на фронт ушёл.
Ты обещал вернуться домой цел и не вредим.
Первые дни ты писал и звонил, говорил, что всё хорошо, но в первую неделю боевого задания что-то произошло — и тут в феврале пришло печальное известие: ты пропал без вести, никто не знает, где ты и где искать.

Первый месяц надежда была, что жив ты — просто где-то ты в плену, — но с каждым месяцем приходило осознание: ты пропал уж навсегда, и обманул ты меня, да как посмел?
Подлец!
И мать моя слёзы по ночам лила, а я всё ещё сохраняю надежду, что вернёшься ты домой цел и невредим.
И с папой снова обнимемся.

Двадцатое января — мой самый ненавистный день.
Я жду тебя, возвращайся поскорей.

Вот настал октябрь, второй месяц осени, и написала ты мне снова. Я научился жить без тебя, но вот ты пишешь, и снова общаемся непринуждённо, как будто не было ничего — той весной отвратной, будто не жалила меня.

Но ладно, мне плевать, я жил и помогал мне друг, которому я жаловался на бытие тяжёлое. Как уйти без следа — хотел, но отговорил он меня.

Спустя месяца нашёл я девушку, что понимает меня, и мне с ней хорошо. Люблю её — я, сообщения.

Но тут ты, и я не против общения, и знаю, что ты читаешь это, и знаю, что поймёшь. Адресованное тебе, красотка.

Мне было плохо и больно, я думал, сердце в один момент разорвётся, но вот нашёл свою отраду — это строки стихотворные.

Я не пошёл по пути самоуничтожения и повреждения, а нашёл облегчение в стихах.

И вот, спустя дни, недели, месяцы, в пучине дикой боли, я смог излить все чувства, что накопил, в стихи.

Мне становится лучше, но я всё так же не сплю поздно ночью, сочиняя стих.

Время — час ночи, уснуть я не могу, снова думаю о ней, то, что было несколько месяцев назад, ощущается будто несколько лет.

Сколько было сказано слов обидных друг другу, но все же есть нечто, что в сердце не унять.

И вот мы снова в чате, списались, общаемся не принуждённо. Она всё также чудна и привлекательна, а я всё также спокоен и не привлекателен.

От чего же мы снова общаемся и почему, будто сердце, кто током ударил? Почему так быстро колотится оно?

Нет, ответ на вопрос, что задаю себе, — я сам.

За стеной лежит мама, там и бабушка,
Они любят меня, я знаю,
Но от чего-то внутри я ощущаю пустоту,
Не знаю, от чего, в сердце тьма и грусть.

Я смотрю в окно, ищу свет среди тени,
В душе порой звучит тихий глубокий крик.
Хоть рядом близкие, но я один внутри,
Пытаюсь понять, от чего мне так тяжело и темно.

Может, это страх, может, просто мечты,
Что забыты где-то, ушли в даль без следа.
Хочу найти ответ, чтобы сердце смягчить,
И снова почувствовать тепло и то что жив я снова, что дома я.

Проснувшись утром рано я,
встал с кровати и привычную рутину выполнив.
Пошел я по делам, весь день всем улыбаясь,
показывал, что весел я, и ничуть не грустно мне.

Но всё это лишь маска, за которой прячется всё —
поглощает тьма, что пожирает неосязаемую часть меня.
Я не знаю, как остановить сей заразу,
дабы не поглотила полностью мою душу.

Изранена эта опухолью моя душа,
и нет плеча, на которое мог бы я опереться,
и сказать спасибо, друг, за помощь.

А может, всё-таки оно и есть,
но я не обращаюсь к нему из-за своих принципов.
Ничего — я справляюсь сам,
ведь силён я, вроде как, я сам — так думаю.

Но, наверное, я не уверен,
и опять проваливаюсь в этот омут неуверенности,
что поглощает теперь и плоть.

Найти бы плот, но он уже не нужен мне —
я тону, и не смогу помочь себе.