Младой человек вы так зачахли
вы так больны ну не уж у вас,нет жены
и вас она приказом держит,
не захочет, и кодечит
нет гражданка нин степанна
нынче свет уже у не тот и вы трать
деньги пора б
деяльность и дух, свободу проявлять,
что вылетает из холодной
и кривой, но он такой
да тьфу погуюишь ты дурак, себя не бережёшь,
он также без молвно слоняя свой нрав,щ не поколибымый гость
и ходит только брось сосед слоняется по пустоте....
не видит пишит, молчит,
но также бросает в тень как прочие
ни же жить
уж лутше жить как люд простой,
но не кормит он тело и дух покой
жить тактк льна похож
срывают с небесных, плодных гор что молит нам монах, но разве ты живёш
из за тех кого
все леют и хвалит посмертно ревут
забудут всё также..,,,
не берут но я то не погиб
так не я
и не беру в жизнь и тех и кто
слоняюсь я попусто рабы вищей и жён
коль я не прав
тогда выйди вон прогани жену
выкинр стары без молвный мунди тряпка на показ
а героев уж нет в живых лишь трусы
остались здесь
и в думе я шёл кличили там, меня
без конца паупер послышелось из конца
и запах донёсся до них что
молвит храпит и визжит
но я против ваших
безгодный трат и затей
как тратят на шубы,
ружъя мечи
и всё также вы в дрём и в мире лжи
а я пуст и груст но также
без душья пойду я в бой
не равен он, не учтив
нет у меня армейской звезды орденов и медалек
но почему на эшафод пойдёт
свищенник что вы того
наложили обет кто тронет его
не увидет света во век,
учитель тихо с врачом распивают спирт
пока я пишу роман а небылицах
и таких кто пъян
почему колитесь вы,а виновыты мы
раскаляя закон, но где же бог
что рассудит и даст закон
и вот обмана тута нет ран,
но соберёт поэт
последнии силы разрушенный храм,
над нею стоит кофтан, что кроет деревень до сих
от сих
оружие мысль ,
оружие слово,
оружие смерть.....,
но когда придёт он упустит сих
не нужен герой, что бъёт детих,
насилует жену
безумец придумавший их всих
казни и пытки описать нельзя,
но вот напомер
кровавый орёл расправлет всех, летит покуда не пъян
бронзовый бык распятье сих
у кого фонтазий не вот
железная дева растеженье сих костней
или же как безвкусный
удел врвать, отрезать и запах
тама ,стоит не уйдёт
перечесленье в программе
изменить не льзя, но предпочтенья взор
не послушает тут тебя исчерпан
наш ресурс
вгоняет та вшей в наших власах,
но не так как ты
капльнец моря хотчи выбирай
хватит на всех
ртуть яд кобры и пепельный рай
как без губки зовёт
и пепл остался
сгоря до дормы, а мы сидим и курим скотч....,,,
надоела тьма успойкойся забудь
я поведую тебе для сна, а ты попробуй уснуть
все сказка вранья, но правда
всё же там есть.
слегка
ну прощай гудбай сайонара
до скорой речь.

Вечно светлая душа, В дрёме ведая сплошной, и косится на меня, словно провинился я. Но даж в свечиньке моей отражает сту́жей взгляд и молвит, что она лишь забытое дитя, и без моего пособленья не в силах вытерпеть всесущий ад.
И теперь я вечный странник пустоты, и ты, дева, озаряла мне пути. Твоя улыбка будоражит воображенье. В бреду извечно прибывая, и спасенье всё ища. ведь одна лишь ты в отреченье не изъявила от меня . ведь они то были правы, ты мастер мой чудес, иносказаний.
Ведь моя любовь так тает под огоньком твоих очей. Ты вошла в мир мой не спрося согласий, что бы отогреть окоченевшие коленки. И свечу из-под полы достала, Зажгла, будто бы всегда мечтала о судьбе столь уж не далёкой и как глубока твоя ...
От нетерпения сгораю, я всю себя ты во служенье не нарадость отчужденья своим идёшь ты вечным сном...

Пусть и незаметный, но всё ж никогда берёз я не любил.
Белоствольные, хрупкие, они цвели в стихах и песнях,
их воспевали за нежность, за свет, за лёгкость тени.
А мне по нраву был иной: старый, обветшалый баобаб.
Никто внимания на него не обращал.
Он стоял в стороне, в пыли и зное,
и лишь я знал, сколь смертей он видел,
сколь невзгод перенёс, сколь прекрасных распятий
прошло перед его корой, словно страницы забытой книги.
Не от злости я пишу — от великой скорби.
Вся родня моя восхищалась
безхребетным топольком,
тем, что гнётся от ветра, но не ломается.
А я люблю лишь баобабы —
за их упрямство, за сухость, за то, что им не нужно
ни слёз, ни сочувствия, ни чужих восторгов.
Он пережил века раздора и увечий,
и каждый год — новый удар:
ветер, рвущий крону,
засуха, высасывающая соки,
застой, что давит, как камень на грудь.
Но он стоит.
И знает: тленен всякий,
кто не умеет терпеть.
Кто не умеет молчать.
Кто не умеет быть —
даже когда мир горит.

Мой умиротворяющий сон
прерывался, метался, стихал.
Я шла по комнатке,
ощупывая углы,
боясь потревожить тишину.
Рукой закрывала стоны,
словно обрывала струны скрипки,
избегая звука, но отчёлив
скрип двери.
И вот — он поймал меня.
Резко оттянул, вновь злой, не склоннен он прощать.
«Ты виновата», — донеслось до меня.
И вновь — рука поднялась.
И снова — бросок в пропасть слов:
«Ты не та, кем должна быть».
И вновь тонок вкус железа в нёбе.
Я садилась, сжимаясь от боли,
визжа без голоса.
«Почему ты не смогла?
Ты ведь не высшая звезда?»
Но он — сильнее, умнее,
он — пар, что обволакивает,
заставляет верить:
«Это ради тебя».
Он заявил: «Выйди на свет.
В тебе красное, как дым
но я боготворю это».
А я помню: раньше
его тёплые руки, его мягкое горло —
всё было лаской.
Теперь — изловчился,
снова в дрожь меня.
И вдруг — свет.
Огонёк души,
едва тлеющий,
но зовущий.
Я так тихо засыпала…
А ты — снова, как рань,
разбудил и всхлип, а голос притих и тишина как начало конца в каторой, тонет крик.

Рука тянись тянись
Всё меньше
Той поры проблем
Рука тянись тянись
Всё меньше
Переживших боль
Утрат
Рука тянись тянись
И вот сидят
Перед
тобой трое
И неведая
Стены хотят
Во имя нежной
Стадной красоты
Отговорить
Их от...


Тянись тянись тянись тянись тянись
На выход красная вода
Ключ железный
Вековой открой
Нам пучину страсти
Где не вожны саны
И конечно море страсти
Что ад был
Бы лутше
Школы преходской, людской
В пучину полной тишины
Где нет даже
Красоты....

Средь толпы шёл шут со своим колпаком,
А короли, приказав шута поймать за голову, назначили награду.
Шуту на пятки наступали
И пинки давали, но он хотел донести
До люда: «Не слушай ты верхушку!
Чины и короли — колпак шута!»

Приковав к стене, решили, что, избавившись, они угамонят люд.
Но на этот приговор
Крестьяне, также приговорив,
Кричали: «Кто следует за ним — тот жалок и глуп!»Но в этот раз старик по кладбищу,
Ходя, настойку свою пролил.
Свита короля в ужасе, крича, в панике бежала,
Когда шут своих привёл.

Король, пытаясь убежать, был повержен
От рук шута; колпак своим он короля придушил.
Воевода, в ужасе крича,
Солдат в бой послал, но тех, кто кончил жизнь, в могилу не вогнать:
Плоть гнила, смердя и в ужас вгоняя.Он их — сколько ни руби — в гроб не лягут.

Но в этот раз принцесса шута, прося прекратить,
Говорила: «Людей в гроб вгоняешь, прахом засыпаешь!»
Шут, свиту всю срубив, лишь просил:
«Принцесса, за руку возьму — и в этот раз свой пыл я усмирю».

И как только она взяла его холодный обрубленный палец,
Мертвецы обратились в прах.
Он хотел лишь руку её взять.

Ну, путник запоздалый, устал уж ты, смотреть зверьё, так прошу, отведай же мою настойку, поверь, я ничем вас не стесню.
Пришла ты в скромный бар мой и металась, то ли красно-виноградный блюз отведать, иль же простейший белый водки пятьдесят грамм, но, начав смотреть, ты вспомнила о них, а ведь брат тебе ж сказал: мол, то ли наказ, то ли предписанье, но ты забыла, угодила в лапы-то мои и забыла от отчаянья, что не вкусишь больше лжи.

И девчонка в полночь захотела уж уйти, но не смогла, в конце пути вспомнила, что брата-то напоили и скормили своим волкам, вкусный был муж,
но ты схватила мой наган и, держа на мушке троих, уж как в лачуге крики и стоны, свистел благородный металл и мольбы тех, кто без сожаленья раскромсали, жарили и сожрали брата твоего.

Выйдя, ты утихла все мольбы и, сказав так тихо, не спеша: «Налей-ка мне, бармен, напиток, столь ободрявший и голову не щидящий, я стаканы не достал, сбавь свой-ка ты кураж, пока не вытащишь из меня блажь, но а до той поры ты, сидя, кружку поднося и вспомнив то о том последнем-то глотке, был подвох».

Ну, как там в твоём аду?
Помрём — и лишь пепел оставив
Под льдами ночных дорог.
Мы — разбойники, и гнить
В аду нам суждено.

Так пусть умрёт тот козёл,
Что сотворил с твоей сестрой.
Убей его — и твоим мучениям конец.
Ад — лишь место, а мы — актёры.

Так сыграем мы в игру, лишь завидев:
Я проткну ему лицо.
Пусть же гад умрёт!
Не бойся пламени —
Сгорим мы заживо,
И не вспомнит никто
Про меня
И тебя.

Так давай же выбьем ему последний глаз!
Нам нечего терять, а он, подлец,
Давно уже сдох.
Так давай устроим наш последний бой!

Достань свой нож,
А я выдерну пистолет.
Курок нажат —
И пуля прямиком в грудак.

А ты ножи
Свои вонзил мне в спину.
Моё лицо течёт,
А ты уж труп.
Я вижу свет, а ты — лишь тьму.

Мы порознь, но ты,
Чуя во мне страх, изощрялся,
Был ты рад.
Так пойми же: мы мертвы.

Суд над нами был,
И мы с тобою
Выиграть не могли.Пожизненно скитаться во тьме суждены.

Так давай же выпьем за то, что в аду
Тёплая вода…
И с грустью ублюдки убили тебя и меня.

Я шёл по тёмному городку, как будто бы один во тьме, меня никто не замечал. Но даже во тьме я увидал волос твоих прекрасных свет, и глаза твои, как серебристая луна, краше их не видел я нигде. Прошу лишь об одном: взгляни на меня.

Твой взгляд греет душу мне, прошу лишь раз взгляни на меня, хочу в последний раз насладиться твоих очей, прекрасней не видел я нигде. И даже выстрел не остановил меня, ты достойна уважения, умней тебя не видел свет. Я лишь простой обычный парень, мечтавший о тебе, прошу, взгляни в мой последний час. Прекрасна ты, а я лишь жалкий друг, но даже я, понимая, что откинусь я быстрей, мечтал о взгляде твоём. Прошу лишь об одном: воистину, с тобой не сравнится ни одна, лишь ты одна достойна любви.

Лишь взглянув на тебя, ты так прекрасна, в чём бы ни была, прошу лишь об одном: взгляни на меня в мой последний раз. Прошу лишь об одном: коль сдохну я, то ты живи, прошу тебя, ты так прекрасна и бела. Я сдохну и прошу лишь об одном: узреть тебя в мой последний раз………………….

В сонной сказочной ночи
Я мечтал упасть с
Матушки-земли и упасть прямо на тебя.
А ты прекрасна и скромна,
Твой характер словно птица:
Вольна, горда и к тому же мечтами
Она поглощена.
В ночи твои прекрасные
Я разгляжу. Как жаль,
Что видимся с тобой мы так
Мало, хотелось бы ещё.
Но даже так не опишу я, как прекрасна ты.
Твои глаза… я вижу в них всё,
Все сорта счастья и, может,
Даже больше, чем они.
Ты воистину прекрасна, хотел тебя
Я обнять, но боюсь, что,
Прикасаясь, ты исчезнешь,
Словно обещавшая
Людская рать.
Сбежишь и без задней мысли,
Утаив, что ты беременна,
И при этом он,
Не ценя тебя как женщину,
И всё время прикасаясь к злачным
Твоим местам.
Так зачем постоянно холишь ты его,
Коль ты растеряна в его тени,
И его соратников притон
Не ставит ни во что тебя?
Так иди же ко мне,
Я тебя не брошу.
Но всё равно выберешь его,
Погрязнув в тьме.
Ничем не смогу помочь.
Прощай, я сделал всё, что было
В моих силах.
Ну а в родной тьме,
Где я, угнетенья и страданья,
Властелин,
Если б ты зашла,
То, узнав всё,
Начала гореть, но, бросив
Страх, не тронет она тебя.
Приняв ты тьму, могла бы жить,
Но, предпочтя ты рыцаря,
Сама став жертвой
Чудовища.
Монстр раскрамсал
И в том числе
Тебя, но был всё
Время им лишь я.
И вот, не спавши, я один.