Он не был рождён, чтобы судьбы вершить,
Не знал что такое беспечье магната.
Обучен везение боготворить,
Не ждал, что свидетелем станет заката.

Работа, семейство - нет ноши привычней,
Есть, разве что, пара серьёзных проблем:
Родной на войне, давит хронос фабричный,
Нет времени на изученье дилемм.

Давно он заметил, что несправедливо
Относятся к людям большие чины.
Зачем нам война, чья инициатива?
Когда в отношении хлеба бедны.

Всё больше различные слухи он слышит,
Что там происходит в столице, вдали.
Знакомый оттуда в письме всё распишет:
"Свобода и мир: мы Царя пресекли!"

Тревога, надежда, угроза сомненья,
Знамёна колеблются в разных цветах.
Отряд марширует, не слушая мненья,
А он снова ищет покров в облаках.

Не будучи ярым борцом за свободу,
Не знающий тонкостей властных наук,
Решил не давать катастрофе проходу,
Свой дом защитить от войны центрифуг.

Вопросы грызут, но решение верно,
Отбросил все страхи, взял в руки заслон.
Родной не вернётся с войны - это скверно,
Герою не в силах помочь небосклон.

Довольно смертей! Хватит братоубийства!
Прошу, не могу я ведь больше терпеть!
Страна погибает - это самоубийство,
Успеет ли кто-то теперь постареть?

Но так не бывает, погода скверна,
Закончилась песня, минули сонаты.
Семьи больше нет, также нет и села.
Свободно зажили пролетариаты.

Но кто виноват и что теперь делать?
Тварь я дрожащая иль право имею?
На наших плечах бремя мир переделать,
Найду ли я силы иль весь опустею?

Лисы и львы, сверхлюди и блохи,
Избранный Богом иль социопат?
Вечно друг друга сменяют эпохи,
Сменяют друг друга - порочный квадрат.

Шагает прогресс, и неумолимо
Растёт интерес, но невыносимо
Терпеть и предвидеть столь ясный изъян,
А ведь начиналось кино с обезьян.

Но, если ты критик, будь добр - предлагай,
Иначе отчаемся вовсе.
Ты слушая - помни, смотря - созерцай,
Не делай нужду философской.

Но знайте, отчаянно люди пытались
Разбить колесо, прекратить свой удел.
Одни умирали, другие рождались,
Никто не был в силах, никто не успел.

Остались ли силы на новый порыв?
Осталась лишь горькая правда.
Скорей, адаптация - новый призыв,
С нас хватит пахоты ландшафта.

А счастье совсем не в финале пути,
Оно дышит в каждом процессе.
И мы, словно волхвы, желаем найти,
Играя на жизненной пьесе.

Желание насилия
Прогрессирует,
Как болезнь Островского.
Рвутся сухожилия.
Всесилия
Я хочу кремлёвского.

Не смеётся тот,
Кто познал случайно,
Что переворот
Это тоже тайна.

Жертва я бессилия?
Может. Всё возможно.
Но, подстать рептилии,
Скину хвост безбожно.

Скину хвост безбожно,
Что терпеть велел.
Будет мне несложно
Учинить расстрел.

Кто вершит судьбу человека?
Тот, кто был рождён под луной?
Может, тот, кто прожил полвека,
И до сих пор давит сердце ногой?

Вопросы такие меня утомляют,
Коль нету бумаги - возьму я картон!
Всю силу мужскую они истребляют
Я чувствую, нужен мне интерферон!

Я не был воспитан в семье Пастернака,
Не значился в списке отличных рядов.
Зато мне знакомо зловонье барака,
Имею в друзьях пятьдесят бритых лбов.

Я встал в полный рост на обломках порядка,
Я делал всё то, что для вас - моветон.
Поверь, я совсем из другого десятка.
Поверь, не скажу никогда я "пардон".

Порою бывает накатит тоска,
Начнут вырываться порывы поэта,
Но смертна была та душа слабака,
Ушла с ней стремленья к свободе ракета.

Вот так и живу - под надзором своим,
Никто не способен рассеять сомненьем
А дам слабину - сразу стану другим,
Скорее, приросшим к асфальту твореньем.

Я вновь начинаю с запретов,
В шкафу моём куча скелетов.
И если душа возросла,
То панцирь на ней из стекла.

Везенье, удача, фортуна,
Их сила, конечно, сильна
Но сносят порывы тайфуна
Слова человека-вруна.

Тайфун для меня непрерывно
Бушует глубинно в душе,
И ярость его перфективно
Убьёт гордячка в муляже.

Не страшно будущее Лира,
Мне быть маркизом хорошо.
Пугает личность дезертира,
Что так цветёт во мне свежо.

Как ахиллесова пята,
Явились прошлого остатки.
Скаталась в пыль феличита,
Пришли в замену лихорадки.

В затылок дышит мне кончина,
Но почему? Зачем? Когда?
Нахлынет, чувствую, лавина,
Не станет от меня вреда.

Лишь плебейские частушки,
Не богемный романс.
Всё смеются хохотушки,
Не найдя хулиганств.

Но как же быть, когда один
Одет и сыт, но серпантин
Не всем ведь отроду положен,
И кто-то будет обезвожен.

И в жизни играет жестокая лира,
Все судьбы давно напророчены.
Кому-то досталось проклятие Лира,
Кому-то - все Феспия дочери.

Отнюдь, не знаю почему
Я снова думаю о небе.
Пытаюсь разорвать бельму,
Ведь не хочу чтоб были слепы.