Пройдут года унылых лихолетий,
Вожди, привычно, едут на горбу,
Но свет надежды есть, что на лафете,
Их всех увижу я, когда-нибудь, в гробу.

Порою, жаль, что мамонтов не видел
И динозавров, тоже не застал,
Одних метеорит, козёл, обидел,
Других, по ходу, человек сожрал.
Есть версия, что резко леденея,
Их катаклизм, скорей всего, добил,
Но мне вернее кажется идея,
Что катаклизм с копьём был и дебил.
Как с слоником пушистым мы похожи!
Пасёмся мирно, жрём что бог послал,
Растительность, себе подобных тоже,
(То аллегория, я не про криминал).
Хотя от каннибалов в нас не мало,
А в некоторых, прямо скажем, сверх,
Случается, что просто жрать достало,
И красота с добром берут в нас верх.
Противно, как и в старь, уже привычно,
Потратишь массу времени и сил,
Чтобы создать чего, но как обычно,
Стоит и ждёт опять с копьём дебил.
Он в дикой пляске корчит свои рожи,
Вот это истинная связь любых времён!
И жаль, что мы на мамонтов похожи,
Тем нам конец такой же предрешён.

Вот, дни окончились досуга,
Поди соскучилась по мне?
Ну, здравствуй что ли, упырюга,
Давай, сжигай в своём огне
И круговерти бестолковой,
Часы из жизни и года,
Что не отпустят мне по новой,
Как ты, работа, никогда.

И лишь в своей земле душа живая,
Деревья, нас людей, куда мудрей,
Растут из года в год, не иссушая,
Верхушкою, плодами ли, корней.
Не разрушают землю, укрепляют,
Подчас, крутые речек берега,
И в полный рост они всегда встречают,
Невзгоды, смерть от них или врага.
Не ползают всем телом извиваясь,
Хотя, и среди них такие есть,
Весной листвою свежей покрываясь,
Пусть суждено к зиме им и отцвесть.
Не зная страха, цель одну имея,
Жить ради жизни, устремляясь в высь,
Простая в своей сути их идея, -
Земли корнями крепче удержись,
Не высохнет, а распушиться крона,
Да шире будут ветви, выше рост,
И ветру злому требовать поклоны,
Пригнув, ломая ствол коли не прост,
Не слаб, могуч, уже куда сложнее,
И невозможно! Если сил полна,
Всем лесом разделяется идея,
Друзей стоит таких же вот стена.

Играет жизни в нас полифония,
Нарушен струн души ею баланс,
И какафонией своей ангедония*,
Всем мраком воцаряется у нас.

Она, сестра родная безнадёги,
Предвестница депрессии и слёз,
А бонусом нам, по её дороге,
Апатия, души некроз* - невроз*.

Бессмысленностью сущего придавит,
Уменьшив в нашем теле дофамин*,
Серотонин^ и эндорфин* убавит,
Являя в сером все цвета картин.

И как не рыпайся, печальна будет доля,
Лекарство лечит лишь одно всерьёз,
Стремление и цель, да к жизни воля,
Меняют с серого на радужный прогноз.
--------------------------------------------------------------------
Ангедония - Ангедони́я (греч. ἀν- отрицательная приставка + ἡδονή «наслаждение») — снижение или утрата способности получать удовольствие, сопровождающееся потерей активности в его достижении. При ангедонии утрачивается мотивация к деятельности, которая обычно приносит удовольствие, включая спорт, хобби, музыку, сексуальную активность и социальные взаимодействия.

Некроз - Некроз (от древнегреческого νέκρωσις, некрозис, "смерть") – это повреждение клетки, которое приводит к их преждевременной гибели в живой ткани.

Невро́з, психоневро́з, невроти́ческое расстройство (новолат. neurosis от др.-греч. νεῦρον «нерв») — устаревшее название группы нервно-психических расстройств, возникающих по причине острых и хронических психологических травм и характеризующихся отсутствием качественных изменений психической деятельности.

Дофамин - гормон удовольствия, в современном понимании "молекула мотивации".

Серотонин - это химическое вещество, которое имеет широкий спектр функций в организме человека. Его иногда называют «гормоном хорошего настроения»

Эндорфин - в народе называют гормоном счастья

Чтобы утешить в горе, нету слов,
Потерю облегчить ничто не сможет,
И накрывает траура покров,
Землёй, и ничего здесь не поможет.
Запёкшаяся кровь душевных ран,
Рубцуется на любящего сердце,
Не принимает, будто бы обман,
И память своей силою инерций
Рисует образ близкий и родной,
Нас от реальности тем и оберегая,
Он светлый и такой всегда живой,
Ушедших в нашей жизни сохраняя.
Их не обнять, их руки не найти,
Им не утешить, как бы не хотели,
Не поддержать теперь в земном пути,
Они от нас навечно улетели.
Но есть у сердца тайный уголок,
Когда в душе тоски мрачнеет тучка,
Оттуда слышно: "Не грусти, сынок!
Какая же красавица ты, внучка!".
Хоть катится по прежнему слеза,
И привыкаешь с болью жить годами,
Но сердца их живые голоса,
Ушедших близких, остаются с нами.

Ветер воет, тучка дрищет,
Настроение отстой,
Вот такие вот делищи,
В этот полувыходной 😊

В фантазии беспечной,
Судьба нас мает вечно,
Хотя, не бесконечно,
Жизнь учит нас с тобой,
Тому, что всё конечно,
И очень скоротечно,
Идёт дорогой встречной,
Смерть финиша чертой.
Нет, не всегда прямая,
Дорога её злая,
И это понимая,
Петляем на бегу,
В том беге уставая,
И боль переживая,
Но все же продолжая,
Жить, через не могу.

От властей от наших толка,
Что в курятнике от волка,
А хотя, ущерба меньше нанесет пожалуй волк,
Карантин не пробыл б сколько,
Возместим Вам МРОТ мы только,
На работников оплату и конечно деньги в долг.
Вот тебе предприниматель,
Президент наш, всех спасатель,
Подписал указ намедни и еще он пожелал,
Чтобы ты, налогодатель,
Помнил кто тут блага датель,
Заплатил ему налоги, был здоров и не хворал 😊

P.S.
Мало в жизни что смешнее,
Тем глупей, чем веселее
Власти нынешней затеи,
О поддержке всех подряд,
Вид её всегда бледнее,
Да дела куда скуднее,
Чем, казалось бы идеи,
Как о них нам говорят!

P.P.S. Таки я не понял, что решили поддержать? Бизнес как сумели или петлю на его шее, как привыкли 😊

Сегодня в Ярославле первый снег,
Весь вечер мёл, пока не стал дождями,
Зима свершила пробный им набег,
И по асфальту утекла струями.
Покуда не пришла её пора,
Серебряными снЕгами кружиться,
Растает все, что выпало, с утра,
Вновь осень с неба плачем воцарится.
И поплывёт по лужам жёлтый лист,
В унылом водном танце пребывая,
А ветер, вечный осени солист,
Погонит его, песней завывая.

Снова встретит рассвет на пороге,
Ветер улиц холодным пахнёт,
Заплетутся в знакомой дороге,
Перекрёстки, до самых ворот
Моего бесконечного ада,
Где огня погребального синь,
Прожигать за меня будет рада,
Всю мою бестолковую жизнь.
Там, где время идёт за дензнаки,
Пусто в мире напрасных сует,
И рождаются сплетни и враки,
На страницах Российских газет.
Всё торжественно, но безотрадно,
Разнесёт ветер бренность их тем,
Вот от этого и непонятно,
Для чего это всё? И зачем?

Случился новый день, уже не ново,
Маршрут дороги вёл до тупика,
В котором как вчера, сегодня снова,
Мне суждено часть жизни жить пока.
Где кипишь на пустом, суЕтном месте,
Рождает мыслью, как бы, креатив,
И мы с коллегами и порознь и вместе,
Кромсаем правду, смыслы сократив.
Всё в чёрно белом крайностей формате,
Разжовано в градации теней,
Затем чтоб и мозгов изъетых вате,
Усвоить догмы простеньких статей.
А жизнь, она не в чёрном и не в белом,
Хоть серая подчас, но есть цвета,
В запутанном и лживом мире этом,
При сложности при всей, она проста.
Рожденье, смерть, - две точки у маршрута,
Меж ними длины разные пути,
Любовь, потери близких, рабства путы,
Но стоит, всё равно его пройти.
Пройти, оставив часть себя как память,
В улыбке искренней родившихся детей,
И их дороге, предстоит растаять,
Уже не в нашей жизни, а в своей.

А в Вечере, с сеньором Соловьёвым,
Не думал, что он смог бы удивить,
Меня, хотя бы чем-нибудь, но новым,
Тем, от чего не стало бы тошнить.
Издалека идут полунамёки,
Что демократия прямая, то отстой,
Народ, де, неучи и просто недалёки,
Чтоб знать как управлять своей судьбой.
Он глуп, они же просто папуасы!
Не по плечу политикой рулить,
Ведь есть уже обученные классы,
Простолюдинов надо выбора лишить.
А то в Германии уже навыбирали,
Хотите снова это повторить?
Мол, вспомните, как деды воевали.
Но воевали то они, чтоб нам здесь жить!
Не для того, чтоб горсточка бандитов,
Что обобрала нагло весь народ,
Из алчности адептов-трагладитов,
Нам корчило класс избранных господ.
Ты кто? Что в рясе и с крестом на шее.
А ты? Великий кормчий всей страны,
Мошенники; лгуны и лицедеи,
Да пена на риф мчащейся волны.
Обычные, но жадные приматы,
Познавшие вкус власти и разврат,
Другие в чём пред Вами виноваты?
Все те, кто просто жить в стране хотят.
Здесь бесполезны к совести призывы,
Свинья копилка, это лишь фарфор,
Всё для олигархической наживы,
А человек в толпе не виден и в упор.
Контроль лишь туже давит нашу шею,
Введут нам карточки заместо паспортов,
А там и чипизации идею,
Внедрят, чтобы клеймить нас как коров.
Уже не вправе на своё мы тело,
Вакцины обязаловка кругом,
И наша жизнь, теперь, не наше дело,
Для нас здесь нет свободы и потом.
Мы корм, в глазах их, в образе скотины,
Способны недовольно лишь мычать,
И только в этом, право и повинны,
В молчании, когда пора кричать.

Спотыкаясь, иду через силу,
Как арканом тащимый баран,
Ибо чую, что тянет в могилу,
Всю страну, Солнцеликий тиран.
Нет, совсем тут он всё не отменит,
Тяжелее в подполье ловить,
Тех кто милость его здесь не ценит,
Кто свободным жизнь хочет прожить.
Тех кто видит за внешним фасадом,
Лишь руины былого и грязь,
Тех, кому такой власти не надо,
И способен жить вечно борясь.

А нам опять каникулы пропишут,
В честь праздников тут будет карантин,
Привычно брешут, также как и дышут,
Не выручают «чудеса» вакцин?
Мол, сохраним мы Вам труда оплату,
Де, будет Вам на этот раз прокорм,
Кто пашет на себя, не за зарплату, -
Гуляй рванина, жри подножный корм?
Вот так всегда у нас, царёва милость,
Кому деньгу, кому будь просто здрав,
Величества решает справедливость,
Кто здесь на жизнь имеет больше прав.

Прикалываемся в инсте у Ломового 😊 Хуллиганничаем 😊 Предстоящей эпохальной битве двух достойных друг-друга соперников, "гиганта" нашей политики Виталия Милонова, недавно жёстко отмудоханного Джигурдой, против "наше всё" современной Роисской культуры Моргенштерна, посвящается 😊
Эх,
Не зря боец Виталий,
Это рифма гениталий,
Ею в ходе он баталий,
И стоит, едрёна вошь,
Накрывает тоже ею,
Его каждую затею,
И за всякую идею
Его лупят все кто хошь! 😉
На него смотрю, с тобою,
Отвращения не скрою,
Как он рыжей бородою,-
Шерстью дыбом петушит,
Вызывает всех подраться,
Но с намериньем отдаться,
Остаётся удивляться,
Как ещё он не убит?
Моргинштерна вызывает,
Под балконом завывает,
Ясно что тут ожидает,
Снова тупо будет бит,
Тот и не переживает,
Тоже рифму вынимает,
На Витальку направляет,
Значит точно, обоссыт.

Стоит Стамбул, истории некрополь,
И память прошлого камнями он хранит,
Ту, что когда-то, был Константинополь,
И на вратах его висел Олегов щит.
Разрезанный кусок тортА Босфором,
Прошла Греко-Ромейская пора,
Коварный вор, склонился перед вором,
Палеолог пал, Византийского двора,
Следов уж и впомине не осталость,
Нет древних стен могучих, пустота,
Но время не снесло, как не старалось,
Щитом Олеговым хранимые врата.

А деда Пу, забыл или не знает,
Ну, появились вот такие вот сомнения,
То, что цыплят по осени считают,
И переписывать больное население
Когда ковид гуляет по планете,
Удачней времени придумать крайне сложно,
Вредительские игры просто эти,
Глупей их и представить невозможно.
Вот так и вижу, переписчицы гуляют,
В костюмах, как положено, красотки,
Дома, себе, квартиры посещают,
Естественно, без всякой обработки.
То тут, то там людей они опросят,
Здоровых и больных, о том не зная,
Да на себе, бациллу переносят,
Тех кто не болен ею одаряя.

Стремилась мысль полётом в небеса,
В бескрайние, на волю вырываясь,
О глупости обычной чудеса,
Всё время почему-то спотыкаясь.
Следил за ней консервативный взгляд,
Сквозь оптику и центр креста прицела,
Чтоб торжества свободы невпопад,
Она устроить всем здесь не посмела.
Ковал ей избранный для счастия кузнец,
Не золотые, но железные оковы,
Дабы её удумавший стервец,
Не вымолвил другим о ней и слова.

Эпиграф
Подвыпив с умудрённым визави,
люблю поговорить лицеприятно
о горестных превратностях любви
России к россиянам и обратно.
И. Губерман.
Игорь Миронович, увы, но это так,
Превратности по жизни у нас всюду,
Не видит, правда, их иной дурак,
И превозносит всякую паскуду.
Которая подмяв всё и поправ,
Ушла для виду аж в клирикализм,
Лишив и здравомыслие здесь прав,
И подменив собой патриотизм.
И там где раньше был один за всех,
Как Галич пел, все стали как один,
Пусть молятся, не замолить им грех,
В аду уж выставка из жизни их картин.
Еще б, они ж открыли филиал,
Геены огненной и приближают час,
Переселить в свой "рай" и под финал,
Помучить тут ещё немножко нас.
Превратностей такая C'est La Vie, -
Слова и нежности, так, чисто для проформы,
Любимы без взаимной мы любви,
БДСМ, но извращённей формы. 😊

Отдельное спасибо Игорю Мироновичу за лайк под этим стихом у меня в ВК.

Отгуляло здесь знойное лето,
Отшуршало волнением трав,
И однажды, сменилось с рассветом,
Как наряд, просто осенью став.
Расплескалась дождями по лужам,
Обрывая листов календарь,
И вот так же, однажды, по стужам,
Мы увидим, - зима и январь
Наступили, всему своё время,
Но в апреле капель, ото сна,
Зимней спячки, замёрзшее племя,
ПробудИт, так придёт к нам весна.
Снова водные будут забавы,
Сверху, снизу, опять потечёт,
Всё покроют зелёные травы,
Лето, вновь круг собою замкнёт.

Проходит осень вялыми шагами,
Ковёр из листьев толще на земле,
Ноябрь скоро, может быть снегми,
Сокроет золото их в белой своей мгле.

Водою, с ними грязь дорог мешая,
Застынет, и для листьев навсегда.
Их мешанина, молча исчезая,
В ночи морозной тонкой коркой льда, -

Хрустальным гробом, в саван обряжаясь,
Чтобы истлеть; припав к земле груди,
И будут их оплакивать сливаясь,
С зимы снегами, осени дожди.

Но по весне, взметнутся в выси неба,
Питая корни снег пробивших трав,
Как нас краюха из ржаного хлеба,
В стремленьи к жизни смерти мрак поправ.

Среди прочих безобразий,
По течению лет и дней,
Креативит жизнь массу фантазий,
Разбираться в них всё сложней.

Такова сейчас её данность,
Вечный стёб и вечный кураж,
Что за сказкой не видно реальность,
И реальность, как будто мираж.

Квартиры метры меряю шагами,
Глазами шарю по обоям стен,
Как в клетке, нарезаю жизнь кругами,
И все течет, пока без перемен.
Уютно, сытно, только нет простора,
И нечего мне преодолевать,
Кроме себя, с собою разговора,
О тяге к воле. Жизни не понять
В уюте сытном, пресыщенье жалком,
За прутьями железными окна,
Свобода говорит на непонятном,
Нам языке и пишет письмена,
Всей рабской сути, скованной цепями,
Выводит буквы правою рукой,
И укоряет вольными стихами,
Всю жизни прозу, что владеет мной.

Искрящихся взглядов пространные речи,
Уводят, сбивая с дороги-пути,
Пустых обещаний погасшие свечи,
Вновь вспыхнут огнём, заставляя идти.
В их свете обманном. Ютятся надежды,
Хоть сбились со счета, который уж раз,
В полёте сменяют обувку, одежды,
Все те, кто толкает нам речи сейчас.
Привычен обман, неустанною ложью,
Проложен словами дороги фальш путь,
Цветастым ковром, по её бездорожью,
Кто верит словам, есть кому обмануть.
И снова, всё те же ловушки, капканы,
Дымкой тумана от слов скроет враль,
И розовых далей представят нам планы,
Растает мираж этих слов, как не жаль.

Большой империи руины, да обломки,
На них, почти всю жизнь, прожили мы,
На них и наши родились потомки,
Как дикари, в постапокалипсис страны,
Они не ведают, что можно жить иначе,
И тлен не возводить на пьедестал,
Хоть как и мы, они ловцы удачи,
Но их удачи - идол и металл.

Болезни те же, наши, обезяньи,
Берут достигшего чего-то в образец,
Похожесть при нелепом подражаньи,-
Победа, цель и жизни всей венец.
Но есть такие, их, увы, не много,
Кто свой и только свой проложат путь,
Ухабиста тернистая дорога,
Под их ногами, ветры жаждут сдуть.

Их гнёт ветрами жизнь, но не ломает,
Под улюлюканье и скепсис у невежд,
У тех, кто жизнь иначе понимает,
Они как Феникс, возрождают свет надежд.
Что мы, когда-нибудь, переболеем,
Излечится от алчности народ,
"Моё" в "Своё" взрастёт и быть плебеем,
Не модно станет, поведут вперёд.

В страну мечты рождённой идеалом,
Где правят добродетель, интеллект,
Где рабства нет, зато свободы валом,
Где есть всё то, чего у нас здесь нет.
Я в это верю, хоть едва ль увижу,
Как цепи скинет и воспрянет ото сна,
Надеюсь, сим стихом, момент приближу,
Когда Великой станет вновь страна.

Эх, Вот думаю, был бы жив Владимир Семёнович Высоцкий, песня Утренняя гимнастика, могла бы сегодня звучать как-то так, перед ТВ разумеется 😊 Ну, это всё шутка естественно 😉

Жмем на кнопку, уши шире,
Не спешите, три-четыре,
Пять минут прокладок, ринопластика,
Волос укрепляющая,
МОзги разжижающая,
Если жив, рекламная гимнастика.

В ипотечной Вы квартире?
Ах Вы зайки! Три-четыре! –
Это было верное решение!
Прочь влияния извне,
Как Вам в Вашей новизне?
Как у Вас с процессом размножения?

Сильно ходит в целом мире,
Злой ковид, но три-четыре,
Ширится растёт заболевание,
Если старый сразу в гроб,
Пенсионный возраст чтоб,
Мы не поднимали Вам заранее.

Если Вы так жить устали,
Просто сели, а не встали,
Иль валите в Арктику с Антартикой,
Главный академик Йоффе,
Отменил Вам утром кофе,
Водка, спирт от грусти профилактика.

Разговаривать не надо,
Напивайтесь до упада
Да не будьте мрачными и хмурыми!
Если очень Вам неймётся,
Надирайтесь чем придётся,
Не будите нас с прокуратурами.

За бугром, дурные вести,
Мы в ответ, бежим на месте,
И Росстат всегда опережающий,
Красота, среди бегущих,
Инагентов крайне злющих,
Наш Лавров он общепримиряющий!

Коммент от Лаврова: "Дебил бл...ь!" 😊

Нам пенсия, - морковка ишака,
Пусть ручки тянут и как к цели прут,
Подальше отодвинули, пока,
Но ходят слухи, вовсе отберут.
Те, кто ресурс рабочий свой спалил,
В силу болезни ли, или с теченьем лет,
Но, так или иначе, срок отбыл,
Расходами смущает их бюджет.
И так как, в самом деле, им плевать,
Народ им только – за окошком гул,
Вполне возможно, могут отобрать,
И этот раздражающий посул.
А чтобы дале, как-то, брёл осёл,
Его в бока и в кровь начнут хлестать,
С колючкой удлинят нам частокол
И будем крепостными вновь пахать.
Уже закабалён наш человек,
Точней, его оставшаяся тень,
Кредитами и из-за ипотек,
Не отменен пока лишь Юрьев день.

Нынче жизнь вся обман на обмане,
Царство кривды кривых зеркалов,
В ней свои, хуже чем басурмане,
Понавешали разных оков.
И попы здесь живут как расстриги,
Про аскезу в смиренье забыв,
Золотые волочат вериги,
Ну и нас заодно, на обрыв.
Чтобы Русь не ушла на просторы,
Выбрав вольный и радостный путь,
На глаза её вешают шоры,
И с обрыва тогда сигануть
Ей уже ничего не мешает,
В бездну тёмных веков со скалы,
Как баранов вести помогают,
Скользкой тропкою гордо, козлы.
Эту горную тропку сужая,
Вправо, влево нельзя, лишь вперед,
Под шакалий восторг, волчья стая,
На погибель свою нас ведёт.

Ведь 31 сегодня ж января!
А я то думаю, чего першит так в глотке?
Как оказалось, неспроста, не зря,
Сегодня ж праздник! День рожденья водки.

Не побоимся же отметить этот день,
Не испугаемся побочки, водки дара, -
Весь понедельник выглядеть как тень,
Похмелья, сушняка и перегара!

Быть может, и музеи посетим,
В Москве, Смоленске, Угличе, Тюмени,
Мы водки экспозиции почтим,
Пропишут в медицинском бюллетени,

Что он не просто так и абы где,
Без повода, так взял и накирялся,
И не какой-нибудь прозападной бурде,
Традиции Российской поклонялся!

Восстановил, буквально, связь времён,
И от того за Родину страдалец,
Чутка, припал к корням с устатку он,
Не от того, что алкоголик и засранец.

А от того, силён в нём Русский дух!
Со змеем бился до последней капли!
И потому, качает и опух,
И силы богатырские ослабли.

Эх, сам б пожалуй Мышкин посетил,
Их «Табуретовка», уж больно мне по нраву,
И «Косорыловки» бы Мышкинской испил
И тостонул, конечно за державу!

Известно мне, что это просто миф,
Хотя и часть музейных экспозиций,
И не бухал наш предок гордый Скиф,
И славянин, лишён таких традиций.

Столбы верстовые таблички сменили,
В дорожной пыли не видно столбов,
На их сером фоне, от этой вот пыли,
Читаем названия сел, городов.

А села поменьше, деревни на синем,
Топоним иной раз до нас донесут,
И будто спадает с времен пыль и иней,
Как будто здесь люди другие живут.

И верно, чем дальше от цивилизаций,
Тем более души этих людей,
При полной убогости их декораций,
Далёки от облика хищных зверей.

Хоть много имеют общих повадок,
Что сделаешь, общность нам личность куёт,
Но образ души их не нищ и не жалок,
Вся сущность её о свободе поёт.

И только лишь выйдешь в Русское поле,
В его горизонты бескрайних небес,
Направишь свой взгляд и все мысли о воле,
В свободный, вдали что, уносятся лес.

Он там, на холме, шелестит нам листвою,
И ели, иголок своей бахромой,
С ветром шальным, с древнерусской тоскою
Зовут нас на волю, как будто домой.

А шоу продолжается во мраке,
Танцуют тени, барабаны бьют,
И все идёт к большой кровавой драке,
А меж тенями драчуны снуют.

И понесется, на груди рубаху,
Безбашенно, да кто-нибудь рванёт,
За совесть ли, а может быть со страху,
Куча мала, как водится, нас ждет.

Всё от того, что на горе к нам глухи,
Те небожители, ведётся диалог,
Меж ними только, с нами они сухи,
Их аргумент, ОМОНовца сапог.

Пооткрывали, вроде бы, в Контакте,
И мэры, губернаторы страны,
Свои аккаунты, лицом мы к Вам, мол, нате.
И тищина от них, на плачи у стены.

Кто б не спросил о чем, но не ответят,
Тем вопрошающих отвадят у ворот,
И может быть, их как врагов отметят,
В кругу в божественность поверевших господ.

Давно ли боги на вопросы отвечали,
Не подотчётны плебсу и цари,
Они хотят того, чтоб мы молчали,
Мол, выполняй, что приказал, не говори.

На их горе, им, мир наш по другому,
Рисуется, детали не видны,
И выглядим совсем мы по иному,
Не как хозяева, рабы своей страны.

Как умиляет пустозвонство в теле речи,
Хотя уже, порядком раздражает,
Под каждым одеялом держат свечи,
Так говорят, как-будто бы все знают.

И оппонент агент вражьих разведок,
Мол, сам козел! А где по существу?
Да песни про красивость наших клеток
И как претит свобода естеству.

А мне сдается, кто-то врет без меры,
Про вражью с их агентами напасть,
Себе приписывая рабские галеры,
На веслах то народ, но рулит власть.

И рулит она весело на рифы,
Вперед смотрящий обещает рай земной,
Еврейских сказок мхом покрытых мифы,
Что б до конца, на судне был покой.

Все чаще свист от плётки погоняет,
До пенсии грести здесь не устань,
И барабаны ритм наш ускоряют,
Но те кто видит риф, кричит табань!

И левый борт пытается табанить,
Команду правому бы дать - вёсла суши!
Раз рулевой на рифы только править
И может, если нету в нём души.

Её он променял на бочку злата,
Погружена уж в шлюпку за кормой,
Чтоб и на рифе, одному, но жить богато,
Когда галеру скроет под волной.

Где-то в тридевятом царстве,
В полном сказок государстве.
Древней крепостью руля,
В виде старого кремля,
Царь грустил, все было мало,
Как то это все достало,
Тесно как-то, аж до страха,
Бункер есть, но нет размаха!
И решил наш царь отец,
Выстроить себе дворец.
Только время не простое,
Не такое золотое,
Как при сброшенных царях
Или преданных вождях
И людишки просто хлам,
Буду деньги искать сам.
Создам левую фирмёнку,
Корешам дам работёнку,
Ведь поди они не зря,
Кормятся с руки царя.
Поворочав нервно тушку,
Пёрнув пару раз в подушку,
На которой он сидел,
Всеж решился, осмелел.
И друзья были не против,
Чтоб чего-то там построив,
Положить в карман откат
И потом пару наград,
За идею ухватились
И на стройку подрядились.
Ну и вот, дело пошло,
Первый блин был как на зло,
Стены плесенью покрыло,
Чуть все планы не накрыло,
Не беда, ломай и строй,
Раз бабло течёт рекой.
Где-то со втрого разу,
Ерунда, то что не сразу,
Главное, что наконец,
На югах возник дворец.
Уж бабло на нём пилили,
И стирали и отмыли,
Прям на совесть, через страх,
Но зато, какой размах!
Время шло себе, гуляло,
Море лодочку качало,
Незаметно из-за волн,
Вылетает чей-то дрон.
Камерой своей сверкает
И летает и снимает,
Как всей нации отец,
Надоил с нее дворец.
И опричники все в мыле
И ловили и травили,
Уж загнали за кордон,
Все равно вернулся он,
Из-за этого кордона,
Злобный тролль, хозяин дрона.
И хоть сразу спеленали,
Только дрон тот не поймали,
И явил он в этот мир,
Через интернет в эфир,
Все что раньше наснимал
И еще, что накопал.
Ой чего тут началось!
СМИ во гневе взорвалось.
Мол враньё все, не иначе,
Мы видали эту дачу,
Жалкая, заплачет вор,
Покосившийся забор,
Виноградников там нет,
И очко типа клозет.
Чтобы было шито-крыто,
Подтянулась гавкать свита,
Деда Зю негодовал,
Справедливый угрожал,
Вольфыч, как обычно жёг,
Не как раньше, но как мог.
Мол, какой же врун нахальный,
Этот дрон и сам Навальный!
Сам и выстроил дворец,
Никогда! Наш царь отец,
Из казны, своей рукою,
Не возьмёт у нас с тобою,
Ни копейки, ни полушки,
У его же царской тушки
И ледовый есть дворец
И Кремль целый наконец!
И каких-то серых схем,
Рисовать ему зачем?
Он пушистый весь и белый,
А ты Лёша - полубелый,
Одним словом не трынди
И подумай посиди.
Вспомни, как ты пил отраву,
По какому это праву,
Ты, с твоими наглецами,
Да над нашими дворцами,
Вместе с стаею ворон,
Поднимаешь этот дрон!
Ну а боле чтоб не лез,
Мы припомним Кировлес,
Чтоб не каркал с вороньем,
Мы еще чего пришьём.
В общем, сам будешь не рад,
Не хрен трогать аппарат.
Сидит Лешенька скучает,
Ветер кронами качает,
И разносит между крон,
Какой царь у нас Гвидон.
Затаилася страна,
Вроде бриз и тишина,
Светит солнышко над нами,
Так всегда, перед цунами.

Увидел цифру при проверке в магазинах,
Молочки - масла, молока, сыров,
И все, что оказалось на витринах,
Одна вторая, пальмовых коров.
Еще точнее, шестьдесят процентов,
Того, что за молочку выдают,
И из других, порой, ингридиентов,
Её не редко тоже продают.
И хочется спросить у минсельхоза,
У нас в стране вообще коровы есть?
Что кроме своего, пардон, навоза,
Могли б произвести чего поесть?
С экрана нам доносят про удои,
Красиво графики рисует нам Росстат,
Но на витринах то у нас лежит такое,-
Фактический надоев результат.

P.S. Вот только одно не понял, остальные то 40% из чего? 😊

В жалком рубище ходит Родина,
Блеск звенящих на ней кандалов,
По команде кружит хороводина,
В звоне проклятых колоколов.
Волю нам целесообразностью,
Заменили, свободы чертям,
Раздарили и безопасностью,
Подменили, от нас же, их нам.
Словно радость аквариумиста,
По течению жизни плывём,
По велению капиталиста,
Чтобы выжить, опять спину гнём.
Вон плывет золоченая рыбка,
А вон ёршь, но обоим под хвост,
Навставляет хищная шибко,
Но в короне, рыба-прохвост.

Разлило черноту январской ночи,
Над белыми зимы её снегами,
Затихло все, лишь слышно где-то очень
Далекий скрип, под чьими то ногами.

Поди опять мороз по ним гуляет,
После метели, он не слишком злится,
Его, видать, погода вдохновляет,
Собою и зимою он гордится.

Проверит бахрому на лапах елей,
Не обделили ли кого-то зимней шубой?
Не нахалтурили ль тут без него метели?
Не любит он, мороз, работы грубой.

Красиво ли тут вьюга завывала?
Ведь у мороза очень много дел,
Чуть ослабел, бредет себе устало,
Попробуй, обойди ка весь удел!

Посмотрел тут опять Соловьева,
Снова Байден и снова Америка,
Что ж, подборка тем та не нова,
И не нова экспертов истерика.

Но закрались такие вот мысли,
Коль отбросить смысл западных слов,
То тогда, основные смыслы,
Так подходят для наших козлов!

Что там было? Про олигархов,
И про выбор, где выбора нет,
И про за закулисных монархов,
Не по Штатам знаком этот бред.

Нахожусь под большим впечатлением,
Все, что штатам шьют, можно сказать,
Про Россию, лишь с тем уточнением,
Что она начала вымирать.

И реали в ней жизни суровы,
Уже много чего у нас нет,
Молоко и то без коровы,
Мчим в тоннеле на призрачный свет.

Глядя на фото, стопорится мысль,
Не понимаю это каждый раз,
Какой фотографироваться смысл?
Коль маска на лице твоем сейчас.
Я понимаю, серьги иль колье,
Затейливый тату, какой узор,
Ну, в эротичном на крайняк белье!
А это что за модный приговор?
Хрен разберешь, ни в профиль, ни в анфас,
Что скрыто за тряпицею простой,
И хочется сказать, в который раз,
Слышь, Гульчатай, ты личико открой!

Минуты остались, усталый прыжок,
И снова пойду на работу,
Как звон кандалов, мне на каждый шажок,
Асфальт возвращает, чего-то.

Едва ли их с чем-то я спутаю звук,
С рожденья, поди, мы знакомы,
С пелёнок замки на запястьях у рук,
С тех пор, и у ног их фантомы.

Опять, через силу, дорога ведёт,
Монетка мне будет награда,
Да только не ею душа оживёт,
Душе той монетки не надо.

Ей движет упрямо тот алчный сосуд,
Что мы называем все телом,
Однажды, за это, его понесут,
Завёрнутым в саване белом.

И так же над ним будут в радости петь,
Чаруясь небес синевою,
Все малые птахи, а я буду тлеть,
Накрытый могильной землёю.

Неведомо, будет ли эта печаль,
В душе моей биться как птица,
Но знаю я, ей, то сейчас уже жаль, -
Что жизнью не может напиться.

Уж сколько минуло с военной той поры,
Позаросли окопы с блиндажами,
И трав, годами, покрывали их ковры,
Да дерева шумят на них давно листами.
Целительна для шрамов время роль,
В земле ли, на душе ль их заживляет,
Но вечно остаётся сердца боль!
Не забывает о былом, не оставляет.
Осколком ноющим, из старых ран кровит
И накрывает памятью как тень,
Каким бы светлым ни был он, болит,
В двадцать второй июньский скорбный день.

Жара, как-будто солнце пришло с юга,
Лучами нас своими поливать,
И зим с теплом мне вспомнилась их вьюга,
Нет, чую негром мне в душе не стать!
Милее сердцу прелестей саванны,
Лесов прохлада, чаши вод озёр,
Река - моя спасительная ванна,
Но и над ней Ярило руки распростёр.
Жара, жара, собою нас дурманит,
Сбивает с ритма, скорость тормозя,
И всё прохладное магнитом к себе манит,
Как жаль, что в холодильник мне нельзя!

Вновь плавно ночью обратился день,
Рассветом мне вечерний стал закат,
Ни как у большинства, такая хрень,
Наоборот всё как-то, невпопад.

С работы возвращаются домой,
Чей день уже подходит к завершению,
Но на работу стелется путь мой,
Как-будто супротив, не по течению.

Лучом прорежут фары темноту,
И одинок, в ночи движок завоет,
Когда уже смениться на посту,
Работа, разрешить мне соизволит.

Как будто в платье сотканном из роз,
Плыла мечта далёкая по небу, -
По голубому океану грёз,
Эх, как её достать, я думал, мне бы.

Плыла мечта как явью ставший сон,
Реальностью, порой, меня пугая,
И вариантов было - миллион,
Как дотянуться, улетела стая

Из них, один остался шанс,
Последняя надёжа и опора,
Манят мечты к себе бывает нас,
Далёкие, что сбудутся не скоро.

Они, столь долгий срок для нас важны,
Мы из последних сил их приближаем,
Приблизимся, не так уж и нужны,
То что вблизи, мы часто не желаем.

Ликуют речи, долбят в барабаны,
Повсюду слышен колокольный звон,
Справляют тризну по себе бараны
И славят пастуха, да свой загон.

Свобода, птицей вольной улетает,
Ей в клетке, даже сытной, то не жизнь,
А корма, иной раз, не насыпает,
Пастух совсем, да псы ей лают - сгинь!

В очки экранов их глаза одеты,
Наушники скрадут сторонний шум,
Что поднимают строчками поэты,
По выводам итогов тяжких дум.

Кто без очков, им правду отражает,
Бараны трынь-траву свою едят,
Их правды пантомима раздражает,
На волю из загона не хотят.

Мол, мы уже однажды там бывали,
Топтали эти вольные луга,
Без пастуха, давно бы нас сожрали,
Остались бы копыта, да рога.

Пастух наш мудр и всех он нас содержит,
Он знает кого стоит приласкать,
А то, что кто-то против блеет, режет,
Так им и надо! Неча раздражать.

И движут всей на выпасе отарой,
Уж по колени в собственном говне,
Где уже шли, дорогой жизни старой,
К давно почившей за грехи стране.

Словам Пескова сильно удивлён,
Нет, были раньше у меня сомнения,
Не идиот ли в самом деле он?
Похоже, что всё хуже, к сожалению.

Его слова как зеркало для нас,
В них отразилось то элиты понимание,
А что такое "добровольно" есть сейчас?
Я то, наивный, полагал то про желание

И без последствий, что-то выбирать,
А оказалось, что за выбор неугодный,
Теперь имеют право покарать,
Но, это стимул, к принужденью годный!

Такой вот выбор, где исход определён,
Промеж двух зол, считается дилеммой,
Да и не выбор в самом деле он,
А погонялово одной, другой проблемой.

Он полагает, что вакцину заменить,
Вполне возможно, через увольнение,
Такое "добровольно" может быть?
Но помню я, ведёт такое мнение

В глубины мрачных минувших веков,
Где воля добрая была лишь у монархов,
А остальным неволя из оков,
По милости, среди судьбы подарков.

Вот так власть и войдёт в спошной кураж,
Сегодня "добровольно" прививают,
А завтра, может, органы отдашь,
За коммуналку, ими рассчитают.

Иль по кредиту выставят так счёт,
На вольный выбор, если денег нет,
Затем под кожу чип какой вошьёт,
Всё добровольно, чтобы жить без бед.

А кто не хочет, скажут - выбирай,
Ведь мы как есть свободная страна,
Вшивай иль с голодухи помирай,
Раз средств на жизнь не будет ни хрена.

Эпиграф
"Вот трава-цветок - брат с сестрою,
то Купала - да с Костромою.
Братец - это желтый цвет,
а сестрица - синий цвет..."

На берегах могучей реки Ра,
В те времена, там солнце было богом,
Родились у богов брат и сестра,
Купала - бог плодов, любви итогом
Как и сестра его, назвали Костромой,
Купальницы, богини ночи стали,
И стража яви, в темноте ночной,
Семарга, что друг друга повстречали
Прошло в покое счастье детских лет,
Однажды, матери наказа не послушал,
Купала, вдруг, нарушил свой обет,
Птицу Сирин, то птица смерти, слушал.
Владыка Нави - тьмы, велел украсть,
Купалу и Сирин с ее друзьями,
Манила песнею заставив во сне пасть
И унесла его с гусями-лебедями.
Минуло полтора десятка лет,
И Кострома уж в деву подросла,
О брате, нет вестей, расстаял след,
Она же гордою красавицей росла.
И вот, настал ей замуж выйти срок,
Она же тем желаньем не горела,
Но по обычаю, сплела себе венок,
И над косой на голову одела.
Хвалилась пред богами и людьми,
Что мужем стать никто ей не посмеет,
И даже ветер с силой матери земли,
Сорвать венок сей с головы не смеет!
Прогневала гордынею богов,
Однажды ветер вслед за ней гулял,
Вдоль вод реки Ра длинных берегов
И, улучив момент, венок сорвал.
Поплыл венок по глади реки вод,
И наблюдая, даже ветер стих,
Ведь кто его из вод тех подберет,
Тот по обычаю богов и есть жених.
И по велению судьбы плыла ладья,
Как раз в то время мимо этих мест,
То боги из зловредности сватья,
Так жаловали иногда невест.
Увы, сколь часто бог был к нам жесток,
Вот и сейчас на палубе, в преданье,
Стоял Купала, он и выловил венок,
Давая брачные, в то время, обещанья.
Итак, о том, что брат с сестрой не зная,
Они, как водится в преданиях, влюбились,
Обряда выполняя обещанья,
Спустя немного времени женились.
Но боги, предвкушая наказанье,
Открыли правду им и, в тот же день,
В той правде очевидности признаньи,
Птица Сирин простерла крыльев тень.
В глаза богам ли, людям ли, друг другу,
Они поднять не в смели боли взор,
Решили, что за гранью жизни круга,
Искупится, лишь смертью, их позор.
И Кострома решила утопиться,
И прыгнула в озер в лесные воды,
Но только смогла в Навку превратиться,
Русалку в водах матери природы.
Купала же, в отчаяньи угрюмом,
Огнем очистить грех свой захотел,
В Ярилин день, сложил костер он утром,
И прыгнув в него синь огнем сгорел.
Увидев то, расскаялись в сём боги,
Хотели их обратно оживить,
Но силы вод, огня, уж слишком строги,
Не дали в человеков возродить.
И желтым огненным цветком теперь сияют,
Как в память вод, придав им голубой,
Цветком любви их вместе сохраняет,
Иван да Марья, то Купала с Костромой.

Как воробей намокший старый город,
Районов спальных вымытый покой,
Гроза и град, для беспокойства повод,
Который день с небес течёт рекой.

Намокли тополя в своих нарядах,
Дождь свежести их зелени придал,
И капли подоконнику в гирляндах,
На край повесил, лить когда устал.

Как стразами в лучах играют солнца,
В затишье, вскоре снова сменит мглой,
Свет льющий в запотевшее оконце,
От тучки новой, дождик проливной.

Вновь город обратит, неугомонный,
От дел насущных круговых сует,
Феерией воды, в почти что сонный,
Промокший, серо-каменный предмет.

Под ноги стелет лунною тропою,
Ведет опять полночная звезда,
Туда, где будет небо голубое,
Сияет там прозрачная вода.

А шуму трав деревья подпевают,
И птицы им лесные вторят в след,
Туда, где меня счастье ожидает,
Не властно время над теченьем лет,

В страну из грёз. Как океан покоя,
В объятья меня примет та страна,
Трава, вода, лес, небо голубое,
Мир моих снов, мечта моя из сна.

Эпиграф
Немножко подправил и я бы
То, что Высоцкий сказал:
"Лучше баб могут быть только бабы,
На которых ещё не бывал".

Но всё это - лишь разговоры,
Если член безнадежно упал.
И тогда у тебя только горы,
На которых ещё не бывал
Дмитрий Марцинкевич на мою пародию Высоцкого "Утренняя гимнастика"
______________________________________

Mikle Ermakov ответил Дмитрию

Ой, чую, прилетит за полигамность,
Вам в комментах, от наших визави,
Да, есть у нас в природе эта странность,-
Всегда готов, а хоть и без любви.

Для этого инстинкта есть причины,
Но речь сейчас веду я не о них,
Имеется коль совесть у мужчины,
Иль любит, то не надо остальных.

Одна звезда, из всех светил отрада,
И в принципе, инстинктам потакать,
Достоинство зверей, нам то не надо,
Себя, в лице любимых, предавать.

Я понимаю, что Вы это в шутку,
Да, правды доля, в этой шутке есть,
И оценил всю Вашу прибаутку,
Но верность, как и честность, - наша честь.

Наступают спокойные дни,
Только толку от них? Не хочу,
Чтоб спокойными были они
И ветрам я навстречу лечу.
Позади бетонный дурдом,
Впереди синь небес и леса,
А ещё, деревенский дом,
Дачный терем, вокруг чудеса!
Щебетание песен от птах,
На яву, но прекрасен мой сон,
Словно птица, в райских местах,
В волю я, пуще жизни влюблён.
Отпусти же судьбы канитель,
Я хочу в сне остаться навек,
Где смолой обо мне плачет ель,
Там, где чувствую, что человек!

Да, аккуратнее шутить надо, порой,
Судьба, в ответ готова посмеяться,
Иронией своею роковой,
И шутки, начинают вдруг сбываться.
Вот как-то пошутил, Валуев, мол,
Он в Думе, будто Бузова в Ла Скала,
Подумала судьба, хорош прикол!
Ну, не в Ла Скала, в МХАТ её заслала.
Однако! Мельпомена легла в крен,
Накрывшись дном, вот-вот перевернётся,
Министр культуры будет Моргенштерн!
Ну, или Юр Кисс, что нам остаётся?
Приказ подпишут, и попов отряд,
Дабы поржать царю, чего стесняться,
На поприще сие благословят,
Чтоб при кормушке, как сейчас, остаться.
А Мариинка переедет, часть в стриптиз,
В кабак другая, баритон и тенор,
Аиду Верди, алкашам на бис,
Исполнят, под их рук похмельный тремор.
Культура, мать твою! Да ты куда?
Ну, ладно оппозиция в подполье,
С тобой родимая, скажи, что за беда?
Чего ж под плинтусом тебе теперь раздолье?
Я ж пошутил! Триклятая судьба,
Верни назад, ну хватит, поиграла,
Иначе точно, всем нам здесь труба!
А Бузова, поедет петь в Ла Скала. 😊

День украсится солнечным светом,
Вечер сменит, обычно, потом.
Я сегодня не буду поэтом,
Буду тела сегодня рабом.
На работу, как будто бы в клетку,
Чтоб органику эту кормить,
Я пойду, заработать монетку,
Дабы как-то, смогло оно жить.
Нынче трудно, его хрен прокормишь,
Как и нашу "любимую" власть,
Но с желудком и с ней, фиг поспоришь
Да, в конец эта власть зажралась.
На работу, как будто бы в клетку,
Жизни время менять на гроши,
Чтоб монеткой пополнить барсетку,
За полёт в этом теле души.

Ответ на Вопрос Марии Виноградовой: "Где выдают Пегасов и кто за ними крайний?" 😊
Гора Олимп, где боги заседают,
И Музы, словно музыку, из струн,
Гармонию чудесную рождают,
Пегасов в небе водится табун.
Крылатые, парят над той горою,
Но, иногда, на землю, прилетят,
И арфы звуки Муз они, с душою,
Подарят, кому сами захотят.

Эпиграф:
Я хуже сохранился, но паспорт мой новее,
Имею шанс хотя бы, Вас скульптор, пережить,
Мне памятник не нужен, уже я сожалею,
Что видел Ваше творчество, Вы просто мастер, пить! 😊

Нет, не хочу Есенинской судьбы,
Хоть, говорят, любила его баба,
Но изваял Потоцкий, из борьбы,
То элемент, иль пьяного он краба
Придал Серёге позу? Скульптор жжёт!
Но соблаговолил он объяснить,
Что это, как бы, прерванный полёт,
Есенин предпочёл бы вечно жить!
Кода б увидел этот монумент,
Как угораздило всё его тело вздыбить,
Я проводил вчера эксперимент,
Чтоб раскорячило вот так, не смог я выпить!

Он говорил, сколь Вы прекрасны! Даме,
С глазами Вашими, сравниться в красоте
Ничто не сможет! Я клянусь богами!
А взгляд его, скользил по декольте.
Вы ими, мою душу опалили!
Настолько лучезарны! Жгуч их луч!
Им сердце Вы моё навек пронзили!
Рука в штанах, нащупывала ключ.
Не откажите! Это право малость,
Собой украстье мой убогий дом!
Но мама тут её нарисовалась
Для ловеласа это был большой облом.
Ещё Крылов был автором той басни,
Она стара, как древний этот мир,
Чем мягче стелят, тем всегда опасней,
Не будь вороной, береги свой сыр 😊

Чёрной краской окрашены окна,
Не обрёл ещё мир них цветов,
Велика ночь, темна и спокойна,
Грёз царица, порой, вещих снов
Кладезь тайн. Но её покрывало,
Начинает от солнца светлеть,
Словно тает тихонько. Устало,
Буду дальше её лицезреть.
Как отлив, схлынут волны покоя,
И с лучами, рассвет золотой,
Поведёт вновь знакомой тропою,
Милой сердцу, дорогой домой.

Есть свет, что нам дорогу освещает,
Есть поглощающая всё при свете тьма,
Мир обе эти грани сочетает,
Полёт надежды и её тюрьма.
Мы направления пути лишь выбираем,
Захлопнет выбор сзади створ ворот,
Живём мы в свете или погибаем,
И этот свет мы видим или тот.

Эпиграф
Ох уж эти мне доброжелатели,
Прорицатели, советодатели,
С камушком за пазухой и с фигой за спиной
И с одной на всех извилиной.
И. Тальков

Как часто любят жизни поучить,
Нас разные смешные персонажи,
Мне странно, не учу же, есть и пить!
Что ж их то так развозит в этой блажи?
Мне тот педагогический запал,
Смешон, отчасти, но и раздражает,
Ведь в свою жизнь, порой, я и не звал,
Не жалко, издалЯ, пусть наблюдает
Советчик и иной доброжелатель,
За благость сих намерений я рад,
Но что для тебя рай, советодатель,
Возможно, для меня, то будет ад.
Своих ошибок в жизни мне хватает,
Зачем мне чертежи чужих лекал?
Что лечит одного, то отравляет,
Другого жизнь. Так, чтобы помогал
Совет, спроси себя, а надо?
Букет своих граблей преподносить.
Ты не учел того, мой друг, расклада,
Нужны ль они, забыл меня спросить.
Бывает, что советы помогают,
Но только не советы дураков,
Свои ошибки, умные - скрывают,
А глупый, научить всегда готов.

Свет, снова свет за окном,
Рассказал про утро устало,
Где-то там, далеко ещё дом,
Его время еще не настало.
В сером цвете небес облаков,
Серой скоро поеду дорогой,
И дома из таких же цветов,
Мне расскажут о жизни убогой.
Может птица какая споёт,
В этом сером, песню о воле,
Совершая бесстрашный полёт,
Он судьба ей, а мне, моя доля.