Забери мою сдурневшую натуру в детство,
Там запах одуванчиков пьянил до сладостной улыбки,
Я изуродовал его паленой водкой и применением гротеска,
Оставил радость за дырявою советской занавеской.
Казалось, в шахматах сложней выйти из вилки...

Шагая в коридорах двух огромных зданий,
Попеременно представляя оба в предыдущий раз,
Я так мечтал, чтоб не сгорел мой Мендерли. Среди иных терзаний
Присутствует пробел чужих литературных знаний,
Но разве страшен пятый угол тем, кто никогда не закрывал руками глаз?

Никто не знает моей страсти к Жюстин, но могли бы
Догадаться, усмотрев пустую чистую тарелку по утру.
А все старания, изложенные мудростью Симоны, к счастью, не погибли,
Ведь пресловутый "Второй пол" - отнюдь не сказки или мифы,
И если ведьма - жгите моё тело на костру.

В ушах, в часы ночных кошмаров, жужжит осою неприятный белый шум,
Какими ж ложками я безысходность свою мерял,
Что от неё в который раз письмо тебе пишу.
Я ведь надеялся, что чувства в юности лишь светлые свершу,
Но хочется вернуться в детство и читать Льюиса Кэрролл.

Когда разобьется последняя капля о воздух,
Затухнет весь свет, иссушатся болота,
Когда во всем мире затихнут стихи, и закончится проза,
Я буду искать твои руки как воду.

Когда замигает последней дорогой стихия,
И тунель не засветится, а загорится,
Срывая свой голос, я буду кричать твоё имя,
Срывая свой голос, на образ твой буду молиться.

Когда зашипит под ногами асфальт,
И когда горизонт разойдется по швам,
Я среди миллионов продолжу искать,
Даже если всю землю застелет туман.

Даже если сместятся за год полюса,
Или вдруг станут ближе горячие звезды,
Покарают меня за грехи небеса,
Я продолжу искать тебя словно воздух.

А когда судный день взвалит ношу на плечи,
И от тяжести станет невыносимо идти,
Я переведу дух и буду искать нашей встречи,
Ибо это всего лишь начало пути.

Коли сложности караулят за поворотом,
Я всё также не разорву нашу нить,
Даже если затухнет весь свет, и иссушатся болота,
Я по-прежнему буду тебя любить.

С замороженным взором, в метель, и без верхней одежды,
Убегая от тех, кто боялся назвать моё имя,
Грея руки дыханьем, оставаясь глухой и прилежной,
Я искала иконы в углах и беззвучно молилась.
Я не знала, что боль, достигая физической, растворяется,
Он не знал запрещенных деталей невинного детского тела.
Моя победа уже лишь в том, что я не умела кланяться,
Его проигрыш в том, что мне было только девять.

Бежала под ливнем, касаясь босыми ногами стекляшек,
Мечтала любить, мечтала, чтоб хоть на минутку любили.
Искала эмоций средь лживых улыбок. Он был неряшлив.
Я глотала удары до крови под слоем пыли.
В тумане рассудка, целуя кого попало,
И впервые с рождения пропустив долгожданный обед,
После наркоза с трудом просыпаясь,
Я уже не хотела жить. Мне было одиннадцать лет.

Обман постигает рассудок не сразу,
Предательство чести, предательство доброты.
А вам говорили, что существует какая-то ложь во благо?
Что толку, если мне не хватало объятия старшей сестры?
И снова палаты мелькают, взрываются чертовы лампочки,
От боли в запястьях сжимала сквозь слёзы виски,
Почему не внесли в мою медицинскую карточку,
Что в четырнадцать я узнала вкус разлуки и терпкость тоски?

Весна начиналась достаточно поздно,
В одежду въедался с помадой табачный дым.
Я гладила чьи-то рисунки на теле, мы вместе смотрели на звёзды.
Вспоминалось, что в детстве любила играть в skyrim.
И снова бинты и ожоги, два отравления, красные вина, коньяк,
Я боялась почувствовать, что может быть больше боли,
Кричала в беспамятстве, что виноват какой-то дурак.
В шестнадцать с меня сорвали все чувства и изменили пароли.

А параллельных реалиях ты, должно быть, осталась
Белым ангелом, сеешь тепло и свет.
У души много жизней, и я твою загадала
Встретить здесь через черт пойми сколько лет.
Все невзгоды, обиды, проблемы сжимая в кулак,
Обещаю носить по морозам перчатки, тебя дождаться.
От эмоций, прости, остался дешевый брак,
И через десять месяцев мне восемнадцать.

Ход часов я нарушила, время летит быстрее:
Совокупление тел, единичный выстрел его планетных,
Мои губы, что полгода назад так робели,
А теперь, не понимая, зачем, держат крепко-крепко.
Вам не знакома моя тоска, пятнышки выцветшей кожи,
Шрамы чешутся до сих пор, только я молчу,
Тени умерших снова скопились в моей прихожей,
Чтоб отнять последние блики чувств.

Я не достоин вас любить, покуда горизонт
Сияет лентой в цвете грешных моих глаз,
И льется летней песней первый гром,
Ни на минуту близости, увы, я не достоин вас.
Боготворить замедленность движений,
Пробраться в сердце - слой за слоем;
Из тысяч слов однообразных, параллельных
Вы различите то, что я вас не достоин.
Но знали б вы, как томны эти ночи
После одной из наших с вами встреч,
Когда безумием гонимый и порочный,
Я вспоминаю жаркость поцелуев ниже плеч.
Когда ваш голос звоном остается до рассвета,
Когда ваш силуэт приходит в самый сложный час;
Я остаюсь один, вашим теплом согретый,
Вы извините мне, что я так не достоин вас.
Мою нескромность и печаль, мои гоненья,
Мою неловкость и чрезмерно грубый взгляд;
Простите мне мои слепые откровенья.
Мой свет, я проиграю вам. Поставьте шах и мат.

Ещё не желтеют зеленые листья,
Багровым не красится сад,
Но в пачке пылятся последние летние письма
Без подписи, без имён и без дат.

Мы грелись под ласковым солнцем,
Лежали в песке на пустом берегу.
Мгновенье, увы, никогда не вернется,
Словно это рисунок, оставленный на прошлогоднем снегу.

Наблюдали пятнистых закатов картины,
Искали покой средь бескрайнего поля.
Все березы в округе, ветвистые ивы,
Все дожди и слова я запомню.

Это лето останется частью жизни,
И хоть меня неумолимо тянет назад,
Но в пачке пылятся последние летние письма
Без подписи, без имён и без дат.

Я буду выдыхать прохладный дым,
Сражаясь за последний день вне жизни,
Которая закупорит неугомонный пыл
Моей пронзительной души, души солиста.

Я буду комкать сотнями страницы, что писала
В бреду, в ночную тишь, в часы забвенья,
И с многочувственным, пророчащим беду, оскалом,
Вновь посвящать всю боль стихосложенью.

Я буду рвать из сердца дюймы окрыленных,
Покрытых звездной пылью, дерзких фраз.
Во мне волшебного момента жаждет маленький ребенок,
Так рано и стремительно взошедший на Парнас.

Я разожгу костер средь отуманненых просторов,
Чтобы заблудшие, как я, увидели маяк,
Ведь между тысячи переплетенных коридоров,
В кромешной тьме, возможно отыскать себя.

Я разолью вино в сверкание бокалов,
Я буду сотворять всю жизнь в бордовом цвете чудеса.
И пусть голубизна моих усталых глаз блистает,
Пока не отрекусь я для людей стихослагать.

Ночь была снежной, искрилась при свете гирлянды,
Я никому не давала согреть своих рук,
Огонек сигареты мерцал у знакомой веранды,
Словно был символом года беззвучных разлук.

Проливалось шампанское мимо бокалов,
Тосты только за счастье звучали в назначенный час,
Эта ночь опьянила и заколдовала
Всех, кто с грустью обычно молчал среди нас.

Судьбоносность минуты - для каждого выделен срок,
За который случилось нежданное, робкое чудо.
Я наизусть знаю темный, прохладный порог,
Я запомню надолго свою судьбоносность минуты.

Где под песни далеких, неведомых лет,
Мы сочиняли роман своей жизни, роман нашей ночи,
В рамочке счастья остался нелепый, но милый секрет
О том, что мы любим друг друга и точка.

После вьюг и морозов дороги заполнит вода,
Жизнь полетит мимо нас привычным путем,
Зазвенят голосами пестрящие толпы и города,
Где-то с кем-то мы снова проснемся вдвоем.

Пусть мир сходит с ума, оставляя нам повреждения,
Пробиваются почки, опадают озябшие листья,
И пусть для кого-то мы пыль и обычные местоимения
В нескончаемом водовороте событий.

Забьются сердца под сердцами прекрасных дам,
Их цветами осыпят родные мужчины,
Ну и что, если дела до них нет большим городам,
Коли на личное счастье найдутся причины?

Побежит детвора по проулкам, пуская кораблики,
Расцветут и сирень, и черемуха, и пионы,
Солнце как будто чуть ближе, когда ты маленький,
Корабли из бумаги гоняет по небосклону.

Будут песни у рек, будут сотни костров,
Поцелуи влюбленных, окрашенных алым закатом,
И засветится их чудесный и юный мирок
Со вкусом клубники в подтаявшем шоколаде.

Будут снова дожди, будут молнии и раскаты,
Ребятня поспешит в сентябре на уроки,
К ним небо все так же близко, хоть и высоковато,
Их улыбки наивны, чисты и широки.

Зазвучат снова песни за новогодним столом,
Снег окутает по волшебству теплым пледом,
Будет новая жизнь, и в ней будет новый герой,
Но я поделюсь с тобой небольшим, хоть и важным советом:

Жизнь летит, каждый миг остается в прошлом,
Все мы обязательно кем-то любимы,
И если настигнет беда - ты выбраться сможешь,
Я верю в твои способности быть счастливым.