Вкруг люстры моль летала резво,
И ударялась о плафон,
А свет лучом - ярчайшим жезлом -
Её манил, её колол.

Прохлады миг - как громкий глас -
Меня бодрил и возбуждал.
От света яркого мой глаз,
Приличным образом устал.

От солнца жаркого мой стан
Уже сгорел и изнемог -
Я будто в Африке варан:
Я так же пекло превозмог.

Я тоже жду и жажду ночь,
Когда в открытое окно
Влетает свежесть. Свет же - прочь:
Я с темнотою заодно.

Погасли люстра, фонари,
Заснула улица, спит град,
Но сердца яркие огни
Меня со сном разъединят.

Геенна города восстала,
И раскалилось всё вокруг -
Жара опять забушевала,
Воспрянул огненный недуг.

Она промчалась по проспекту
И залетала в каждый дом;
Она мешала интеллекту
И обнимала знойным сном.

Жара окутывала парки,
Душила рощи и сады,
И сквозь белеющие арки
Тянула алые следы.

Сгорали каменные ку́щи,
Вскипали реки и пруды,
И человеческие гу́щи
Томились вяло у воды.

Жара пунцó‎выми браздами
Гнала багрового коня,
И раскалённое цунами
Царило целые полдня.

Шумит река, вздымаясь пеной,
Бурлит и бьётся о порог.
У камня вздулись жилы, вены -
Он толщу силой превозмог.

Теченье бьёт его хлыстами -
Избиты все его бока;
Терзает долгими веками
И смотрит гордо, свысока.

Но камень дерзко отвечает
И отбивает страшный бич...
Река на время затихает
И притупляет грозный клич.

И вновь взывают воды к бою,
И снова пенится река,
Но камень, глыбой волевою,
Взаимно смотрит свысока.

Смотреть на небо и цветы;
Красу деревьев примечать;
Взирать на яркие кусты;
Любить и чувствовать, мечтать;

Гулять по дышащему парку;
Тянуться в роще неспеша.
Когда и душно так, и жарко,
Свернуть в аллею, где душа

Срывает тяжести, оковы,
Сметает суетность, возню,
И сердца пламенного зовы
Мани́т к лазурному огню.

Сидеть под липой и сиренью,
Вдыхая нежный аромат;
Предаться дрёме и забвенью,
Когда вверху листы шуршат.

И на короткое мгновенье
Вместиться в царство тишины,
Отвергнув всякое смятенье,
И ви́дя благостные сны.

Фонарь устало светит вдаль,
И свет ложится на бордюры;
Блестит несвежая эмаль.
Сверчки играют увертюру.

Погас на Западе пожар,
И тлеет небо в темноте -
Покинул сцену жгучий шар;
Сверкают звёзды в тесноте.

Прелестной тайной окружён
Безмолвный двор немого дома;
Слегка луною озарён.
Подкралась лёгкая истома.

И на страницах полутома 
Предстала вся краса ночи:
Луна великого объёма,
Седые звёзды-богачи.

Я скольжу по мокрой плитке
Вдоль каналов, вдоль мостов.
В сумке вертятся пожитки,
Разум крутит от стихов.

Я скольжу по той брусчатке,
Что слыхала стук карет.
Я с кистей стянул перчатки
И держал в руках сонет.

Я пишу, пишу, и вижу:
Как в былое мчит строка;
Как былое чертит нишу,
Дабы влезть в неё слегка.

Я бегу, бегу в порталы
Старых лет и прежних снов.
Есть ли в мире те вокзалы,
С коих едут в мир томов?

Я смотрю на те колонны,
Что не дремлют сотню лет:
Держат арки, держат тонны,
Прячут прошлых дней секрет.

Я шагаю по аллее –
В ней так много бледных тел:
Кто крупнее, кто стройнее,
Кто творил, а кто пьянел.

Я смотрю, как сохнет Ныне,
Хоть и ливень сверху льёт.
Я молился той Богине,
Что во тьму со мной шагнёт.

Целый сборник ярких фото
Дивных парков и дворцов;
Пара строк о мыслях года,
В коих нет весёлых слов.

Я устал скользить по плитке
Вдоль каналов, вдоль мостов.
Снова день, опять попытки
Кануть в мир живых Богов.

Из душной комнаты звучит
Дудýк грузинского жильца.
Всё в древность с музыкой летит
В покой Гегýтского дворца.

Минóр, размéренный мотив
И глас великих, грозных гор,
И звуков плавный перелив,
И тихий, скромный задний двор.

Пчела летит с пчелой в дупло,
Цветок с цветком раскрылись вмиг,
Кругом лучисто и светло -
Экстаз природы, мирный миг.

Закат стучит лучом в окно -
Июль прощается на гóд.
И август бьётся о стекло,
И осень и́здали бредёт.

Пляшет дым в лучах светила -
Луч стрелой пронзил клубы.
Солнцем греются перила.
Свет летит в окно избы.

Запах яблок, сочной вишни
Здесь витает, здесь парит.
Хруст песка и пыли лишней
Под ногой моей звучит.

Шум ручья и скрип калитки
Мчатся вихрем в ясный сад.
В пальцах вертятся открытки -
Первый лист уже измят.

Всё сияет, всё искрится -
Брызжет цветом пёстрый двор.
Каждый миг красой рябится -
Двор-палитра нежит взор.

За окном колыхались деревья,
Резвый ветер гонял облака;
Запестрели плоды-ожерелья,
Украшая предел цветника.

Как уютно, как благостно дома,
Как душисто, светло во дворе;
И ни хаоса нет, ни погрома,
И ничто не пылает в огне.

Только солнце сияло багровым
И малиновым цветом зари;
Только солнце бывало суровым
И будило, и звало огни.

Только небо сливалось с огнями,
Но и те угасали в ночи;
Укрывались просторы тенями,
Обессилело пламя свечи.

Не колышутся больше деревья,
Не торопит никто облака,
Не сияют во тьме ожерелья,
Не пестреет предел цветника.

Белое море играло с лучами,
Волны неспешно и плавно брели;
Кутались в шубы, стучали зубами
Жители северной, строгой земли;

Старая церковь кривилась на фоне,
Новая церковь блистала вдали;
Холодом веяло Белое море,
Свежесть и бодрость манили, влекли;

Сосны скрипели, трещали и выли,
Камни шатались под натиском волн;
Брёвна у низкого берега плыли,
Плавал у брега объёмистый чёлн.

Кроткие травы, высокие скалы,
Ясное небо синеет в выси;
Тянутся вверх небольшие увалы –
Благостный Север холодной Руси.

Дом на ферме, лунный свет;
Дуб раскинул ветви, листья;
В окнах тусклый, медный цвет;
Быт, хозяйство, шкуры лисьи.

След дорожный - грязный след;
Поле вдаль тянулось морем;
Вечер в мглу и тьму одет;
Ветер веет чьим-то горем.

Края нет земным просторам.
Исполин растёт вдали.
Мельник спит: измучен мором
Негодующей земли.

Снятся добрые мгновенье,
Снятся вечность, здравость дум.
Лунный свет дари́т виденья,
Звёздный свет стирает шум.

Тонуло солнце в вóдах моря
И освещало облака
Кровавым цветом гнева, горя
За все прошедшие века.

И черный цвет смиренья, страха
В великих вóдах отражён,
Как в одеянии монаха,
Что от мирского оттеснён.

Белеет парус светлой яхты –
Она сокрыта будет тьмой,
Как тьма окутывает шахты
Безликой, жуткой пустотой.

Безлюдный берег озаряет
Последний луч дневного диска.
Луна прохладою сияет
И призывает звёзды-искры.

И воды стынут на глазах,
И волны тихнут и робеют,
Цветы скрываются во снах,
Цвета бледнеют и редеют.

Сияют изумрудным цветом
Деревья, тра́вы и кусты;
Они играются со светом
И только им увлечены.

Цветёт сирень в ограде шаткой,
И запах мая во дворе
Цепляет всё душистой хваткой,
Осев на миг в июньском дне.

Забор из векового дуба -
Не раз потрёпанный судьбой, -
Глядит на всё сердито, грубо,
Но здесь он близкий и родной.

Столетний дом - собрат забора, -
Седая баня позади,
Сосновый бор, лесная флора
И тихий стук в моей груди...

Порой для счастья нужно мало,
Порой мечты невелики:
Чтоб сердце мирно отдыхало,
И чувства были высоки́.

Человек царит над богом,
Жаждет власти над судьбой;
Сам желает стать истоком
В свете дня, во тьме ночной.

Алчет мир порвать на части,
Жаждет вновь его вернуть;
Свет к ногам склонить отчасти,
Тьму предать и обмануть.

Падать ниц не хочет вовсе
Пред началом всех начал.
Мир на грани: стынет осень -
Хлад зимы в упор дышал.

Человеку надо много:
Быть главой всего и вся,
Знать концовку эпилога,
Знать и то, что знать нельзя.

Мы не чтим себя и ближних.
Нужно мало нам: всего-то
Мир ходьбы да мир полёта;
Свет без грёз свирепых, лишних.

Грело солнце. Трава оживала.
Пели птицы. Раскрылись листы.
И с ручьями река заиграла,
И волной укрывала мосты.

Воскресенье объято восторгом –
Воскресение жизни кругом.
И подхваты пристёгнуты к шторкам –
За весной наблюдать за окном.

Живность радостно бродит по миру,
Замелькало веселие флор,
И морозную, злую рапиру,
Отогнал пламеневший топор.

Даже в городе пахло весною,
Даже в каменных джунглях уют,
И бетонно-кирпичной тюрьмою
Не убавить цветения труд.

Как ни жаждали люди укрыться,
Как ни жаждали Землю сгубить,
Но природа спешит возродиться –
У природы стремление жить.

Лес горит в далёком крае -
Сердцу больно, разум стонет. 
Всё в дыму и всё в пожаре.
Свежий ветер пепел гонит.

Ель горит, сгорают сосны -
Пламя катится волною.
Всё так горько, всё так слёзно.
Небо плачет над тайгою.

Слёзы падают на землю,
Но слезой не тушат горе.
Люди в доме тихо дремлют -
Пламя прыгает в фарфоре. 

Дом сгорел. Погасли угли.
Пламя в радости, в восторге:
Стёр огонь улыбку кукле,
Стёр огонь плоды уборки.

Лось бежит, страшатся волки.
Совы бдят злостачным утром.
Дрозд поёт на мёртвой ёлке.
Рябчик гаснет в небе смутном.

Дрозд затих. Умчали звери.
Мёртвый лес укрылся мглою.
Жизни нет в печальной сери -
Небо плачет над Тайгою.

Видит Бог с небес лазурных,
Сколько дров разбито нами;
Сколько дней минуло бурных;
Сколько лет ушло тропами.

Видит Бог, что были правы -
Правы те, кто сердцем стонет.
Есть прощенье нам за нравы,
Есть и тот, кто к благу клонит.

Видит Бог с небес высоких
Как повисло зло над людом;
Как казнят людей глубоких;
Как несут дары Иудам.

Листья в золоте. Небо сереет.
Дымка кроет обитель людей.
Купол церкви далéче желтеет,
И метаются птицы над ней.

Стук трамвая. Удары курантов.
Чей-то смех, чей-то голос вокруг.
Гордый стан высоченных гигантов.
Скромный вид кособоких лачуг.

Гулкий звон, исходящий от храма,
Всё пространство заполнил кругом;
Будто всё есть картина, а рама...
Рама здесь, над дубовым столом.

И, смотря на живую картину,
Взор упал на порхающий снег.
Я смотрел, как в златую лавину,
Нёсся он - белоснежный набег.

Снег идёт, снег идёт, снег ложится;
Снег скрывает и грязь, и траву;
И осеннее время двоится,
Как и всё...как и всё наяву.

Ложится в сумерках печаль.
Летит листок. Грустят дома.
И тихим пением рояль
Колышет проблески ума.

Тускнеет в комнате ночник
И пляшет пыль в его лучах.
Окно закрыто. И двойник
Глядит оттуда - весь во снах.

Стучались ветки в то окно:
За стуком - стук, за хрустом - хруст.
Не видно звёзд, луны. Темно.
Гуляет ветер. Дворик пуст.

Потух ночник. Окончен стук.
Всё так же пусто в том дворе.
Хотел улечься он, но вдруг
Луна открылась в октябре.

И всё сребром залилось вмиг:
И чёрный шкаф, и чёрный пол.
И лунный свет открыл тайник,
В окно влетая, сев за стол.

А он с кровати видел взор,
Что всё рассматривал в ночи.
Грустят дома, сребрится двор,
И всё молчит, и все - ничьи.

Мы шли по парку в ту сырую ночь,
Когда струился свет сквозь мокрые листы;
Мы шли вдвоём, отринув мысли прочь -
Мы долго шли, сжигая три версты.

Рука к руке прижалась в хладный миг,
Душа в душе тонула в октябре.
Я брёл по парку, я - былой шутник;
И ты брела по тропам в янтаре.

Мы стихли вдруг - всё тихим стало вскоре:
Шуршанье листьев, хруст сухой сосны.
И падал свет в изящнейшем миноре,
И ты была изящна, мы - нежны.

И ты была красивее и ярче,
И ты была прелестнее встократ.
И как же был неправ тот древний старче,
И как же был неправ седой Сократ:

Прекрасное здесь, рядом, без сомненья -
За руку я держу чудесный вид:
Прелестное осеннее мгновенье
И девушку, что мило так глядит.

Жар любви в любое время
Всё сжигал. И всякий град,
Всяко царство ждало бремя
Ярких чувств, страстных тирад.

В теплых летах, в лютых зимах,
В слякоть - раннюю весной, -
В алость осени - в зажимах, -
Ждут Амура со стрелой.

Ждут Амура - он стреляет:
Сердце проткнуто насквозь -
Всё лучится, всё сияет,
Всё забыто, всё так врозь;

Всё пархает - но на время,
Что встревоженно стрелой.
Тут же рушится на темя
Бывший мир с былой мечтой.

Август-месяц. Лето мнётся.
Жаркий день желает сдаться.
Осень кошкою крадётся
И стремится в час вписаться.

Жаркий день отходит с грустью -
День холодный стал владыкой.
Час ненастья гонит к устью -
К устью дней, сидящих с книгой.

День дождливый тянет к знаньям.
В день печальный греет книга,
Чашка чая, путь к мечтаньям
И сюжет, где есть интрига.

Я шуршал в руках страницей
И смотрел на спящий мир:
Лето выпорхнуло птицей -
Осень ждёт на яркий пир.

Учитель музыки - природа:
Маэстро первый - соловей,
В чьих песнях теплится свобода
И вольный час, и свет зарей.

В кривых ветвях сухой сосны,
В кустах сиреней и спирей,
Его мотивы - это сны
И ярких грёз святой ручей;

Его мотивы - это даль
Крылатых дней, летящих ввысь;
Палитра тусклая, печаль,
И лёгкий очерк, и эскиз.

Нетронутый камень скучает у дома,
И падают листья в багряном свету;
И долго стоим мы, и вечная дрёма...
Извечная дрёма снедает мечту.

За мощною дверью скрывается радость -
Сокрытое нечто скучает за ней,
И тихая светлость, и вечная младость,
И святость сияющих, юных идей.

И камень, и листья, и дрёма, и двери,
И разум, и чувства, и сердце, и свет -
Сгорающий промельк в немалом размере,
И стынущий пепел, и бледный букет.

И долгие дали неведомых су́тей,
И столько широкостей, столько путе́й...
Нетронутый камень, сокрытость прелюдий,
Падение листьев, закрытость дверей.

— Мне не страшно! А вам?
— Я не знаю.
Есть же чувство, что скоро конец.
— Вы бежите к углам?
— Я шагаю
И надеюсь: иссякнет хитрец.

— Что же искры в душе вашей гаснут?
Где же яркость, и пыл, и потеха?
— Я не знаю, о чём вы. Увязнут
Все увязнут в грязище, без смеха.

— Сколько радости бродит повсюду!
— Сколько горя витает кругом...
— Что вы сеете мрачную смуту?!
— Что мне прыгать, виляя хвостом?

— Вы раскройте глаза и глядите:
Всё так розово, пёстро и бурно!
— Вы очки с ярким фильтром снимите.
Сразу ска́жете: "Как же всё дурно!"

— Мне неясно...мне весело - ну же!
Вы со мной или нет? Путь каков?
— Я не с вами, мой радостный друже,
Я не вижу блестящих холмов;

Я не вижу покамест веселья -
Вижу боль, вижу злость, вижу мрак.
Мне не надо слепого похмелья,
И не мил мне игривый чудак.

— Мне противны скрипухи, нудилы!
Да́льше сердце и душу пытайте!
— Вы бы разум включили вполсилы...
Что мне биться: прощайте, прощайте.

Жить великими делами -
Суть важнейшая для всех:
Мчать достойными тропами;
Славить подвиг, бросить грех.

Суть великих всех деяний
Не в почёте, не в словах,
Но в фигурах тех сияний,
Что горят в людских сердцах.

Быть великим - значит благо
Всем нести, везде сажать;
Есть великая отвага -
Счастье делать, счастье дать .

Тот велик, кто жаждет воли
И любви для всех людей;
Рад низвергнуть бремя боли;
Сбросить злобу, стать добрей.

Нет нужды в таком величьи,
Если где-то ждёт беда;
Если что-то есть обличье -
Лишь обличье благ труда;

Если кто-то носит маску
Милых мыслей, добрых тем;
Если кто-то дарит ласку
Только с думой впасть в Эдем.

Нам нужны иные смыслы
Славных дел, великих лиц:
Раньше лгали, прежде грызли -
Время рысей, львов, волчиц, -

Нам сегодня нужен подвиг,
Новый гений, чистый миг -
Всех сердец чудесных розжиг,
Чистый парус, белый бриг.

Он мрачный философ. Он хмурый философ.
В глазах его блекнет играющий свет.
Любил он повиснуть на серых утёсах.
Сегодня хранит его, Завтра же - нет.

Любил он и осень, и дождь, и закаты,
И всё, что со смертью связала судьба;
Любил он любые потери, утраты,
И всех, кто сражается, всё, где борьба.

Любил он смиренно и мучался всяко,
Вздыхая под новым ударом [опять].
Бежал он, бежал он - к перу и бумагам,
Хватаясь за строки, за рифмы, и пять,

И пять им написано было сложений:
О чувствах, о вере, о мире, о нас;
Про то, что мы помним, о том, что в забвеньи,
Про то, что покоится в сумрачный час.

Читает в гостинной своё же творенье,
И с редкой хвалою: "Каков же, каков!",
И с частой хулóю: "Сплошное кряхтенье!", -
Летали оценки горящих стихов.

Отброшен и сгу́блен он буйной волною,
Но мраком пучины он более горд,
Чем меркнущим миром с кривою чертою,
Чем режущим светом. Он мрачен и твёрд.

--------------------------------------------------------—

Но что творится в той душе,
Что вмиг истоптана ордой?
Цветут ли розы в той межé?
Растёт ли лотос в гря́зи той?

В персик выкрашено небо.
В очи каждого творенья,
Что с утра объято ленью,
Солнце смотрит. Всё так слепо,

Всё так сонно и туманно:
Взор и думы человека,
Нежность юная и нега,
Неба раннего румяна.

Утро тихое. Не спится.
В окна тёмного покоя –
Без разгона и без боя –
Луч сверкающий струится.

С каждым мигом всё светлее:
Стрелы жёлтые, втыкаясь,
С тенью первою играясь,
Всё пронзали. Всё бодрее

И свежéе всё. И небо –
С первым персиковым цветом,
С мягким кремовым букетом –
Ранней лаской крыла Геба.

Утро позднее лазурно -
Пали ранние красоты:
Только синие густоты,
Только сизая фактура.

Люблю я осень и тоску,
Когда в огне стоят древа́
И стынет солнце на боку.
Люблю я холод и слова,

Что красят дивный листопад
И чудной жизни угасанье,
И каждый час семи декад,
И стылый ветер, и прощанье.

Люблю я мрачный, томный день,
Когда уютом полон дом;
Когда на свет ложится тень,
И мир коснеет за окном.

Люблю я сырость октября:
Зеркальный вид осенних луж,
И тихий миг, и брязг дождя,
И лёгкий танец острых стуж.

Люблю осеннюю я грусть,
Ненастный день, унылый час;
И пусть тоска летает - пусть:
Всё меньше слов, всё меньше фраз.

Люблю я осень - вывод мой:
Не так милы мне зной и стынь,
Но каждый год я, как впервóй,
Бегу под серую просты́нь.

Под дождь и слякость я бегу,
Под алый лист и злата рой,
Под мрачный час и тень-дугу,
Что кроют мысли и покой.

Взывая к таинствам ночи́,
Я отклонялся от рутин,
Склоняясь к пламеню свечи́ -
От будней млеющий, один.

Один я в комнате. Окно.
Сегодня слито с тем потóм,
Что стуком вежливым давно
Шумит в дверях и бьёт кольцом.

Не будет умыслов иных -
Двенадцать сменит слабый день.
Часы поднимут глас ночных
И тёмных сущностей. И лень

Отходит так же и бредёт
К другим минутам и часам,
А бодрость за руку всё жмёт,
Тяня́ запястие к мечтам.

И нет ни сна, ни липких глаз,
Ни страха смутного пред тьмой.
Листок испачкан парой фраз -
Одна сменяется другой.

Идея, мысль...дума в ночь
Плывёт как парусник во мгле.
Виденья, образы точь-в-точь...
Таких не встретить на Земле.

Кружит колода из листов,
Что все замараны пером.
Сокрылось золото томов,
А мне всё думалось о том,

Как я взывал к немой ночи,
Сбежав от суетных рутин.
Плясало пламенье свечи.
Открыл окно. Мечтал один.

Неустанно вьюга кроет
Белым пледом павший лист.
Резвый ветер громко воет,
Бо́йко кро́я гулкий свист.

Гонит бурей, мчит снегами
Зимний день под крышей чувств;
Быстрым бегом он - дворами -
Путь срезает в мир искусств.

Глубоко следы отбиты,
И чеканкой полон снег:
Люди бродят. Мысли сбиты.
Сбито слово в дальний брег.

Стылый миг уюту внемлет.
Солнце жаждет стать хладней -
И тогда на год задремлет
Яркий проблеск алых дней.

Светом взбалмошным искрится
И звезди́тся хрупкий снег;
И народ в мороз толпится
И торопит здешний век.

И зима бредёт седая,
И деру́га гонит в сон,
И осенний день, стекая,
Издаёт последний стон.

Воздух полон едкой гарью;
Пахнет стужей за окном;
Веет тайною печалью.
Всякий думает (О ком?).

Всяк мечтает в это время;
Чем-то грезит, что-то ждёт;
Стопы вклинивает в стремя
И пускается в полёт.

Город полнится огнями
В бледно-сумрачное утро:
Дынно-жёлтыми цветами
С пёстрой каплей перламутра.