приехав рано утром, сегодня,
я не узнал ее совсем.
она лежала, как никчемный
кусочек мяса на столе.

пройдя во двор поглубже снова,
я понял, что случилось здесь.
влетев на кухню быстро, грозно
увидел я блядовский след.

я стал допрашивать серьезно
и с отвращением наблюдать
на то, как низко и достойно
пыталась сЕбя она (о)правдать:

«все началось с чего-то, просто.
часу в восьмом я стал грустить,
и закрутилось все настолько,
что я полез за рюмкой, пить.

одна, вторая, три, четыре
и вот я в ноль стою, смотрю
на своё грязно-отраженье,
что гадит сущность всю мою.

но это после всех мышлений,
разбитых рюмок, кровавых рук,
все после всех ужасных зрелищ,
что отражались на яву.

вначале было весело, безумно
я был общителен до слез,
писал я письма всем, кто может
принять и написать:«люблю».

как был наивен я тогда,
я понимаю только сейчас,
ведь не единой мысли:«сука, сиди и жди, несчастная ты мразь!»

сегодня понял я, что вовсе
всегда один я был везде,
и все навязчивые «гости»
всего лишь временная плешь.

возможно прозвучит ужасно, грубо, грязно,
но, к сожаленью, я совсем
не мог иметь обычных, просто, людей,
что позаботятся во тьме.»

смотрю я мельком в небеса,
не вижу там я ни черта.
задумываюсь я,
быть может это все весна.

густой дым перед глазами,
что ослепляет не мазками,
не позволяет видеть мне
твой искренний взгляд извне.

проблема точно ведь во мне,
и вред я нанесу себе,
чтоб образ твой не осквернять
в моих глазах, вам не понять.

ты чист и девственен душой,
казалось мне прошлой весной.
сегодня ты очень поменялся,
что так заставил поклоняться.

я думаю здесь каждый день
в своей коробке «дороти»й.
средь страхов я вот здесь сгораю,
не знаю встану ли, узнаю.

а в прочем все равно уже,
как ни старалась, упав ниже’.
ведь потечёт все как обычно,
и не исправлю я привычно
ошибки выбора сего,
что так заставил верить меня в него.