Произведения без рубрики

Желаний много в голове:
Не умещаются!
Не смущаются!

Терзают душу: что хочешь?
А сбудется если...
А вдруг станется!

Раздумья разлетаются.
Возможность свернулась
Улиточкой. Спит!

Хватит уже, снова мечты!
Легкомысленные!
Неугасимы!

Вот тут-то и вижу в себе
Массу достоинства!
Мажор всей жизни!

Список закончился.
Выбор...
Ассорти-шоколад.
Красная рыба

Огни кругом проникают,
Сверкают, всех удивляют.
Украшен город: сияет!
Нравится людям; гуляют...

Больше рекламы с огнями:
В центре пройтись всем Приятно!
Парки нарядными стали:
Словно, деревья все
В платьях!

Гирлянды огней собрали́сь
Устроить волшебные дни!
Детям на радость и
Взрослым!
Сказочный мир обними!

Волшебник в сказочной стране,
Куда ведут дороги, где счастье в воздухе царит,
Где воздухе витает радость,
Где ритм в себе любовь хранит.

Играет он на скрипке иль гитаре
И исполняет он мелодию добра.
И струны радостно его играют,
На свет мелодию добра неся.

И в каждом взмахе инструмента
Летит волшебная искра
И озвряет всё пространство,
Даря лучи добра, тепла.

Ах, как играет тот волшебник
На струнах тех, коснувшихся души!
Любовь из сердца посылает
И струнами рисует сказку доброты!

Кто-то крестится всегда перстом,
А ты родился со своим крестом!
Несёшь свой крест, но не на теле,
Так было Свыше решено,
Тот крест, проверенный на деле,
Он со Вселенной заодно.
Твой крест - "Идти вперёд!", и только.
Твой крест - отныне, "Так держать!"
Судеб людских корректировка..
Где, крест спасением может стать!

Вошла в тебя без разрешения,
Так аккуратненько вошла,
Без взлома - это не вторжение,
От любопытства - не со зла.
И ничего почти не тронула -
Легонько душу обняла.
Входила, помню, невлюблённая,
А выйти так и не смогла…

Меняет образ, города,
Но все равно, все та же,
Своей улыбкой, всех сполна,
Одарит — лучезарной,

Спешит на встречу, все судьбе,
Идет вперед, так гордо,
Идет, шагает по земле,
Ингуля — благородно,

Сегодня видели в Москве,
А завтра уже в Минске,
И вам за ней не преуспеть,
Она — эквилибристка,

По жизни, держит ровный стан,
А голос, как у Бога,
Она вам всем не по зубам,
Как в штатах — антилопа,

И в этот, славный зимний день,
Спешу к ней, с поздравленьем,
Сегодня день, ее лишь день,
День светлого, на свет явленья,

Хочу желать ей, много гор,
Невиданного счастья,
Карьеры, денег, а еще,
Чтоб Бог — берег в ненастье,

Коль в этот день, ее услышу,
И выйдет, Ингочка в эфир,
Свое сопрано мне подарит,
Ведь я давно — ее кумир!

Посв.: Инге Брик на ДР

Меня раздражают такие люди,
Которые проблемами и жизнью других живут...
Вот вроде какое им дело
Кто с кем и как живёт?
Но нет же, свой нос везде суют...
Зачем же лезть в чужую жизнь?
Смотрите лучше за своей,
А люди без вас уж разберутся,
Как им разобраться со своей...
И нет мне дела как живут другие,
Всем людям счастья я желаю!
И пусть у всех все будет хорошо!
И людям нос свой не сувать
И от мороза прятать я желаю...

Пойдём с Волшебником тебя я познакомлю..
И покажу Волшебную Страну..
От глаз она укрыта посторонних..
Я проводник.. Тебя я проведу..

Мечты тут могут становит'ся
яв' ю..
А сны покажут близкую суд'бу..
Здесь Существа про все тебе расскажут ..
И объяснят зачем и почему..

Ты сможешь тут послушать тишину..
Ее богатое нежнейшее сопрано..
И сможешь окунут'ся в лепестки..
Что осыпают звёздные тюл'паны..

Попробовать лучистые ключи...
Энергию дарящие бездонную..
Ведут они звездою путеводною..
На самый дальний краешек Суд'бы..

А хочешь упадем на облака..
Они как пух.. вокруг парящих ангелов..
Пора назад.. Закрой свои глаза..
И мне пора.. Мы в спящий город падаем..

О. С. А.
Декабрь 2025 год

Разное видинье
разное восприятие
Разные дни
разное занятие

Много я видела
разных чудес
Невидимый мир
Чудеса не исчесть

Живые живут
возле нас существа
Они помогают
Осуществлять
в в наших телах
Любые ества

Всё в жизни -- рифма, пара фразы,
От ярости до нежной ласки.
От капли дождевой до грозы,
От морщинки до детской маски.

Секунды, минуты, часы и года,
Мгновением они пролетают всегда,
И жизнь, так бывает, полна безрассудства,
А лучшие годы уже не вернутся,
И ты наслаждаешься тем, что имеешь,
И к сорока уже точно прозреешь.
Увидишь ошибки, творения свои.
Разлук сколько было, и сколько любви.
Чего ты добился, а что и не смог,
Ну, в общем, от жизни извлёк ты урок.
И смотришь на всё по другому, иначе.
Уже в голове есть другие задачи.
И духом ты стал, даже где то сильней.
И замечаешь всё до мелочей.
Не всякое скажешь уже откровенно.
Так глянешь.. И жизнь пролетела.. Мгновенно.

Я уйду, мне казалось, в среду,
дверью хлопну, оставлю память.
Улечу, убегу, уеду,
и смогу твое сердце ранить.

А сейчас мне уже не важно,
кто из нас разрывает нити.
Раньше больно, теперь не страшно,
улетайте мечты, летите.

Абонент уже не услышит,
и звонки потеряет вечность.
Раньше слышала, как он дышит,
вот такая была беспечность.

Скоро тоже забуду запах,
и как пальцы по телу скользили.
А любовь умерла на плахе,
мы во вторник её казнили.

*****

Не первый год на нарах загораю.
Меня опять закрыли мусора!
И воровать я снова зарекаюсь.
Но у вора, такая знать судьба.

Мотаю срок, хоть волком вой в натуре.
Ведь 5-ый год<браслеты> на руках.
Сидел в Твери, теперь я в Барнауле.
Опять ЗК, опять я в лагерях.

Гастроли были, лучше не бывает.
Мы исполняли банки на УРА!
Но мне по жизни<фарта>не хватает.
И нас накрыли всё же мусора.

Мы быстро уходили от погони.
Ревя мотором, шинами свистя.
Я был уверен<бобик>не догонит.
Но обмануть судьбу, увы нельзя.

Ежём на<мерсе> шины пропороли.
Занос, кювет и вдребезги башка.
Нас в тот же миг менты всех повязали.
Ну здравствуй зона, я опять ЗК.

20.08.2022г.
Браслеты-наручники.
Гастроли-преступления в разных регионах страны.
Бобик-машина МВД(уазик)
Ёж-спец,средства для остановки авто.
ЗК-осужденый,заключённый под стражу.
Фарт-удача

Своею нежную рукою, не прикоснешься уж во век.
Я по тебе скучаю, мама.
Родной мой, милый человек.

Я помню, как меня растила. Ночами не спала порой.
Когда болел, я и лежал.
Оберегала мой покой.

Ругала, что тебя не слушал. когда я двойки приносил.
Хвалила, чтоб я исправлялся, и для тебя покладист был.
Растила ты меня с любовью, надежды в сердце затая.
чтоб вырос Сашка человеком, и добрым был день ото дня.

Вот много лет тебя уж нету, но память о тебе храня.
В душе с любовью, как и раньше , люблю Мамуль одну тебя.

Спасибо, мама, что родился, что в жизни человеком стал.
Я знаю, ты бы мной гордилась. Надежды все я оправдал.

06. 12. 2025г.

Мне так захотелось жить,
как будто я не жила.
И радость людям дарить,
ведь раньше я не могла.

Мне так захотелось жить,
как будто осталось чуть чуть.
Успеть что-нибудь сотворить,
последнюю каплю глотнуть.

Вчера захотелось жить,
смотреть этот фильм до конца.
Возможно ещё полюбить,
считать в небесах облака.

*****

Тёплый ветерок,
и может, вздрогнув, сбросить в море город.
Природа живет легко,
что ей наши радости и горе.

Мы для нее чужие,
мы предатели.
Мы дальше пошли
своей создательницы.

Мы вышли из природы.
Звериных инстинктов мы выше.
Кончились детские годы.
Разумом и свободой дышим.

***

Продрогшие улицы,
деревья сутулятся,
Озябщий свет фонарей.
морозная ночь,
пустынная улица,
прохожих здесь нет,
нет людей.
И музыка ветра,
со стоном отчаяния,
перчатки из фетра,
кольцо обручальное....
Когда-то ждала,
когда то хотела,
прошли времена,
перегорела.
Продрогшие улицы,
деревья сутулятся.
Ощябщий свет фонарей.
А кто-то отчаянно в парке целуется,
плевать им на мнение людей.

*****

Давай ты ляжешь спать со мной
Прижмешься нежным своим телом
И тихо скажешь: только мой
Ты тот кого я так хотела
Забудем все заботы дня
И погрузимся в сладкий сон
Где только ты и только я
Где нас ленивый тешит ром
И в этом роме, как в тиши,
Растают числа и слова
Лишь пульс твой слышу у души,
И ничего кроме тебя
Я знаю утро будет вором,
Крадущим этот лунный дым
Поговорю, но может спором
Я подерусь немного с ним
Чтоб сохранить тепло постели
И вздох твой спутанный со сном
А после — пусть. Пусть день нахлынет
Но этот вечер — только мой!

Была ли на свете деревенька богаче и краше нашего сельца Сокорявка, того сказать не берусь, ибо дальше околицы я хаживала редко. Но что была она самая голосистая, звонкая да переимчивая на всякие слухи — то истинная правда, за которую любой мужик последнюю рубаху бы отдал.

И жила в том сельце бабка, Акулиной по имени, а по прозвищу — Сорока-на-хвосте. Не была она стара, чтоб уж совсем на печи кости греть, но и не молода, чтоб в хороводах с нами, девками, плясать. Возраст у неё был самый что ни на есть подходящий: когда ум уже должен быть, а язык ещё не отсох. И уж языком своим Акулина владела так, что иному старосте впору поучиться.

С самого утра, едва солнце лениво потягивалось за рощей, Акулина уже стояла у своего плетня, озирая деревню орлиным взором. Увидит, что у соседа Прохора дымок из трубы пошёл жиже обычного — значит, дрова сырые, хозяин ленив. Заметит, что у Дуняши дочка надела ленту не того цвета — значит, верный знак, что на уме у девки недоброе. И уж неслась её весть по избам, обрастая такими подробностями, что к обеду из жидкого дымка вырастала целая история о Прохоровой лени и грядущем разорении, а из ленточки — повесть о тайном свидании и позоре на всю семью.

Любила она заявиться в чужую избу без стука, усесться на лавку, будто своя, и начать издалека: «А что это, милая, у тебя фикус чахнет? Не к добру это... Ой, не к добру. Говорят, цветок этот чует, когда в семье разлад...». И вот уже через час муж с женой, что жили душа в душу, смотрят друг на друга волками, вспоминая, кто кому намедни слово кривое сказал. А Акулина сидит, головой качает сочувственно, а в глазах — бесенята пляшут.

Но не только языком своим была она сильна. Мы, бабы, шёпотом поговаривали, что знает она слово тайное. Могла шепнуть что-то вслед корове, и та молока давать переставала. Могла бросить в чужой огород сухую былинку, и самый добрый урожай начинал гнить на корню. Кто-то видел, как она по ночам у старого колодца с собственной тенью беседует, а тень ей, будто живая, кивает. Иной раз соберёт трав каких-то пахучих, заварит, и вот уже у девки, на которую все парни заглядывались, на лице чирьи высыпали, а у той, что считалась дурнушкой, коса до пояса за неделю отрастала, да только становилась седой, как у старухи.

И боялись мы её пуще огня, и сторонились. Никто не шёл к ней за помощью, ибо знали: помощь Акулины всегда боком выйдет, и заберёт она плату не монетой, а удачей, здоровьем или миром в семье. Так и жила она, хозяйкой всех деревенских страхов и ссор, упиваясь своей недоброй властью, и сама не знала, что однажды придётся ей столкнуться с силой, что посильнее её шепотков и сплетен будет...

Всякая змея ищет себе пару, и Акулина не была исключением. Была у неё в деревне одна душа, которую она привечала — девка Фёкла, молодая, чернобровая, а нравом — вылитая Акулина, только что без морщин да седины. Годилась она ей в дочки, а то и во внучки, но кто ж такие души по летам считает? Их по черноте сродняют.

Фёкла эта была бестия, каких свет не видывал. У неё не было ни власти тайной, ни знания трав, но была в ней злость природная, жгучая. Пройдёт мимо чужого двора, где бельё на верёвке сохнет, да и «случайно» зацепит подол самой чистой рубахи грязной палкой. Услышит, как мужик жену ласково окликнул, и тут же пустит по деревне слушок, что неспроста он такой добренький, видать, грех свой замаливает. А как сделает пакость или скажет слово едкое, так глаза её чёрные загорались таким нехорошим, бесовским огнём, что мы крестились ей вслед.

И вот сошлись они, две эти натуры поганые. Повадилась Фёкла к Акулине в избу захаживать. Сядут они у окна, грызут семечки, да и перемывают косточки всей деревне. Акулина начнёт: «А видела, как у попадьи грибы под лавкой сохнут? Знать, пост не блюдут, греховодники...». А Фёкла тут же подхватит, да и добавит перцу: «Так то ж не грибы, матушка Акулина! То ж ей полюбовник тайный из города гостинцы возит, а от мужа прячет!». И хохочут обе так, что вороны с крыши слетают.

Мы, люди, дивились этой дружбе. Что нашла баба старая в девке молодой? А та, что к ней льнёт, будто мёдом ей там намазано? Не понимали мы, что злость, как и любовь, возраста не знает. Акулина в Фёкле видела свою молодость, свою удаль нерастраченную, а Фёкла у старой ведьмы училась мудрости — как одним словом семью разрушить, как одним взглядом удачу у человека отнять. Они были как два кривых зеркала, что отражали друг в друге самую тёмную свою суть, и отражение это им дюже нравилось.

Так и текли их дни, в сплетнях да пересудах. И не ведали они, что скоро придёт в нашу деревню такое событие, которое и их дружбу на прочность проверит, и заставит каждую показать своё истинное, неприкрытое лицо.

Шло время. Сельцо наше, Сокорявка, всё так же жило своей жизнью: мужики уходили в поле, мы, бабы, вели хозяйство, дети играли у реки. Но над всем этим висела незримая паутина, сплетённая из злых языков Акулины и Фёклы. Ссоры в семьях стали чаще, урожай у тех, на кого бабы косо глянули, и впрямь хирел, а радость из деревни, будто по капле уходила. И вот, в один из летних дней, когда солнце палило нещадно и даже собаки попрятались в тень, в деревню пришёл человек. Не приехал на телеге, не прискакал на коне, а просто пришёл пешком со стороны поля. Был он не стар и не молод, одет в простую холщовую рубаху, а за плечами нёс лишь небольшую котомку. Лицо его было обычное, ничем не примечательное, вот только глаза... Глаза у него были ясные, как родниковая вода, и смотрели они так, будто видели не одежду и кожу, а самую душу человеческую.

Назвался он Лукой. Сказал, что идёт издалека, и попросил лишь воды да позволения отдохнуть в тени старой ивы у колодца. Мы, деревенские, были хоть и измучены ссорами, но гостеприимства не растеряли. Вынесла ему молока добрая вдова Марфа, чей сын недавно из-за наговоров Фёклы подрался с лучшим другом. Подал краюху хлеба старый дед Афанасий, которому Акулина напророчила хворобу в ногах.

Лука принял угощение с поклоном, поел, а после достал из своей котомки... простую деревянную дудочку. И заиграл. И полилась над деревней такая мелодия, какой здесь отродясь не слыхивали. Не весёлая плясовая, и не грустная застольная песня. Мелодия была тихая, спокойная, и было в ней что-то от шелеста листвы, от журчания ручья, от дыхания спящего дитя.

И стали происходить чудеса. У вдовы Марфы, что слушала музыку, сама собой разгладилась горькая складка меж бровей. Дед Афанасий вдруг почувствовал, что нога, которая ныла с самого утра, перестала болеть. Две соседки, что не разговаривали уже месяц, переглянулись и неловко улыбнулись друг другу. Музыка Луки не лечила тела, нет. Она будто бы смывала с души всю грязь, всю злобу и обиду, что накопились там за долгое время.

Конечно же, весть о чудном музыканте тут же долетела до Акулины. «Ишь ты, святой нашёлся!» — прошипела она Фёкле, что сидела рядом. «Надобно пойти поглядеть на это чудо-юдо. Уж мы-то ему сыграем свою песенку!». И, переглянувшись со своей молодой подружкой, предвкушая новую пакость, она направилась к колодцу, где вокруг Луки уже собралась, почти вся наша деревня.

Акулина с Фёклой шли через толпу, как два ножа сквозь масло. Мы расступались, пряча глаза, и там, где они проходили, музыка будто бы становилась тише, а на лицах вновь проступала тень тревоги. Они подошли и встали прямо перед Лукой, заслонив собой солнце.
Музыкант доиграл свою мелодию до конца, опустил дудочку и поднял на них свои ясные глаза. Он не хмурился, не выказывал ни страха, ни гнева. Он просто смотрел, и от этого взгляда Акулине впервые в жизни стало как-то не по себе. Будто стояла она нагая посреди площади, и вся её чёрная душонка была видна каждому.

«Что ж ты, мил человек, народ тут смущаешь своими трелями?» — проскрипела Акулина, стараясь вернуть себе былую уверенность.
«От работы отвлекаешь, головы дурманишь. Не иначе как колдун ты заезжий, порчу на деревню навести хочешь!»

Фёкла тут же поддакнула, выставив вперёд острый подбородок: «А и правда! Глядите, люди добрые! Сидит, в дудку дует, а у вас, поди, уже и куры нестись перестали, и молоко в погребах скисло! Он вашу удачу себе в дудку-то и выдувает!»

Они ждали, что сейчас мы, сельчане, загомоним, зашумим, поддержим их, как бывало всегда. Но мы молчали. Мы смотрели то на злобные, перекошенные лица двух баб, то на спокойное лицо Луки, и музыка его всё ещё звучала у нас в сердцах. И в этой тишине слова их, обычно такие веские и ядовитые, прозвучали глупо и смешно.

Лука улыбнулся краешком губ. «Я никого не смущаю, хозяюшка. Я лишь играю то, что слышу в душах людских. В ком-то слышу тихую речку, в ком-то — песню жаворонка. А вот в вас...» — он помолчал, вглядываясь в Акулину, — «...в вас я слышу лишь скрип сухого дерева да шипение змеи в крапиве».

Потом он повернул голову к Фёкле, и взгляд его стал печальным. «А в тебе, девица, и того нет. В тебе — тишина. Пустота, будто в разбитом горшке, где ничего не держится — ни вода, ни зерно, ни добро, ни зло. Лишь гулкий ветер гуляет».

Слова эти были сказаны тихо, без злобы, но ударили они по двум бестиям похлеще любого кнута. Акулина задохнулась от ярости — впервые кто-то посмел не испугаться её, а дать отповедь! А Фёкла вдруг побледнела. «Пустота»... Это слово кольнуло её в самое сердце, потому что было правдой. Вся её злость была лишь для того, чтобы заполнить эту пустоту внутри.

«Ах ты, бродяга!» — взвизгнула Акулина, теряя остатки разума. «Да я тебя!..» Она шагнула вперёд и выхватила у Луки из рук дудочку, чтобы сломать её о колено. Но едва её пальцы коснулись гладкого, тёплого дерева, как дудочка сама собой издала один-единственный звук. Не мелодичный, а резкий, дребезжащий, похожий на крик потревоженной сороки. И в этот миг Акулина, словно увидела... нечто.

Мы не знаем, что именно она увидела, но лицо её исказилось от ужаса. Она вскрикнула, отшвырнула дудочку, будто та была раскалённым железом, и, зажав голову руками, бросилась бежать. Бежала, не разбирая дороги, спотыкаясь, сшибая людей, прочь от колодца, прочь от этих ясных глаз, прочь от страшного образа, что явился ей одной.

Фёкла же, увидев ужас на лице своей наставницы, застыла на месте. Она не видела того, что увидела Акулина. Но когда дудочка упала на землю, она тоже издала звук — тихий, жалобный, похожий на свист ветра в пустой печной трубе. И в этот миг Фёкла почувствовала, как та самая пустота, о которой говорил Лука, начала расти внутри неё, заполняя всё её существо ледяным холодом. Она вдруг осознала, что вся её злость, все её пакости были лишь попыткой заставить других чувствовать хоть что-то, раз уж она сама ничего не чувствовала. А теперь и этого не осталось. Только звенящая, бездонная пустота.

Она медленно попятилась, глядя на Луку с суеверным страхом, развернулась и побрела прочь, но не вскачь, как Акулина, а медленно, ссутулившись, будто разом постарев на полсотни лет. Мы молча расступались перед ней.

Потом нам рассказывали, что Акулина добежала до своей избы, захлопнула дверь на все засовы и забилась в самый тёмный угол. И кричала там до самого утра, будто отбивалась от невидимых врагов. Говорят, её собственное зло, накопленное за долгие годы, обрушилось на неё и начало пожирать изнутри.

Фёкла же пришла в свой двор и села на крыльцо. Она смотрела на свои руки, на небо, на кур, копошившихся в пыли, и ничего не чувствовала. Ни радости, ни злости, ни печали. Мир стал для неё серым, лишенным ярких красок. Это было наказание страшнее смерти — жить, не чувствуя жизни.

А в нашей деревне тем временем происходило обратное. С уходом двух ведьм воздух очистился. Лука поднял свою дудочку, отряхнул её и снова заиграл. Но теперь это была другая мелодия — светлая, радостная, полная надежды. И мы, слушая её, начали улыбаться, заговаривать друг с другом, прощать старые обиды. Вдова Марфа подошла к матери того парня, с которым подрался её сын, и обняла её. Дед Афанасий громко рассмеялся, вспомнив весёлую историю из своей молодости. Жизнь и радость возвращались в наше сельцо Сокорявка.

снится мне очага тепло,
Что ты так сохранить старалась,
я приду и вдохну его,
потерпи ещё самую малость

позвоню и открою дверь
обниму всех вас крепко-крепко,
ждать недолго уже поверь,
и плевать на мои ошметки!

пусть горят они все огнём-
и протез, и осколки в теле...
этот путь мы пройдём вдвоём,
ничего нет для нас важнее!

а пока, словно луч во тьме
наша встреча надеждой светит,
я хочу подарить тебе
хризантем небольшой букетик!