Произведения без рубрики

"Всё случилось как должно. Это нормально. Ты - другой, и я - другой. Кто хороший? Кто плохой?"

Да...

Так, вцепившись в пустоту,
в позвоночник, в край стола,
мысль, набравши высоту,
бьется насмерть о слова.

И, как следствие, молчим,
слыша в тишине одно:
как скребется по ключим
взгляд, нащупывающий дно.

В этом царстве немоты,
обоюдность - реквизит...
даже собственность мечты
нам отныне не грозит.

...

Что есть вечность? Тот же вид
из окна, но без портьер.
Скука смертная! чей стыд
превышает всякий сквер-

ный поступок, всякий грех,
всякий выкрик со спины.
Бог, уставший от утех,
видит ужасы, и сны.

И в зрачке его пустом,
как в колодце без воды,
отражаются пластом
наши робкие следы.

...

Так и стой... не шевелясь.
Время - трещина в стекле.
Эта скомканная связь
двух частиц в кромешной мгле -

лучший довод в пользу "зря",
в пользу права не дышать,
чем восходы и заря,
что пытаются мешать

нашей общей слепоте,
нашей слитности с ничем,
пригвожденных к наготе
мира смертных, а затем...

...

обратно в жизнь? Покор, и щель
в мироздании, сквозь чью
продувает нас метель
в нашу личную ничью.

И, как следствие, озноб.
И желание прильнуть
лбом к стеклу, где небосвод
желает год свой помянуть.

Так и в стыни бытия,
где любой предмет - укор,
ты — последняя моя
точка зренья, кругозор.

...

Может лучше... слепота?
Дабы видеть изнутри
то, как давит пустота
на зрачки, их три не три.

Так пространство, сжав тиски,
вычитает из двоих
наши общие виски:
наши тени, тени их.

Остается только звук -
хруст сустава, скрип доски,
перестук сердец и рук,
непрерывность их тоски.

...

Так, пооблизь, мы стоим,
словно пара голых древ,
чей единственный синоним -
это выдох, а не гнев.

Чья кора давно сошла,
обнажая естество,
где материя нашла
свое крайнее родство

с камнем, с воздухом, с золой,
с тем, что было до всего,
с перспективою гнилой
отрицанья своего.

...

В этом гордном тупике,
где кончается тропа,
на забытом языке
шепчет мертвая толпа

облаков, да нет конца
у подобной немоты.
Твоего черты лица -
моей предчувствие плиты.

Но моя ладонь в твоей -
просто способ превозмочь
одиночество вещей,
уходящих молча прочь.

Чёрт...

Так, прижавшись лбом ко лбу,
словно пара голых скал,
мы читаем по хребту
то, что ветер написал.

Неразборчивый курсив
облаков, слепых бельмом.
Мир, до одури красив,
замерзает целиком.

И в зрачке твоем, как скол
льда, дрожит немой вопрос:
кто нас в эту точку ввел,
кто нас за руку принес?

...

Это сделал календарь,
перелистанный взахлеб.
Эта выцветшая тварь,
чей удел - тащить в сугроб.

Это сделал циферблат,
чей недуг - не знать конца,
превращая рай и ад
в сумму общего лица.

Это сделал наш язык,
где "любовь" рифмуют с "кровь",
чтобы тот, кто к ней привык,
умирал бы вновь и вновь.

...

И молчание в ответ...
на вопрос, чей звук увяз
в вате, глушит белый свет,
отраженный в сотнях глаз

этих снежных кристаллит,
этих зерен пустоты.
Мир молчит, поскольку слит
с абсолютом немоты.

И в молчании таком
слышно, как скрипит, звеня,
позвоночник под виском
у тебя и у меня.

...

Это хруст небытия,
перелом его кости.
Это - новая статья
в уголовной повести

бытия, где приговор
пишут задом наперед,
где любой оконный створ
есть, по сути, эшафот,

где пейзаж - всего лишь фон
для последнего «прости»,
и где сам Наполеон
умер в собственной горсти.

...

Так мы стоим. И саксофон
хриплой вьюги в вышине
исполняет реквие-сон
по тебе и обо мне.

По тому, что звалось "мы",
по осколкам теплых фраз.
Посреди такой зимы
смерть - единственное из

дел, что можно совершить
без усилья, без стыда.
Будем ли потом любить?
Никогда. И навсегда.


Я тебя... Навсегда...

Я не хочу писать
Письмо для убогих
Я убога
Я у Бога
Чего ещё желать, у Бога райский сад
Там есть цветы и виноград, там свет, и боли нет, нет страха
Вы боитесь экономического краха
У богемы обычно порох вместо праха и кокаин вместо сахара
Ваш новый день из изурпаций, спекуляций, свободой и не пахнет, только дым электростанций
Воронка телекоммуникаций: симулякры бессмысленные звуки издают, как такт без ритма грации
Ужас стагнации, понижение сатурации
В мире свободы нет деградации, упадок тут принято называть декадансом
Меланхолия здесь слаще меда, каждый день только стихи и танцы
Сливовое варенье и молочный улун под садовой яблоней, без деклараций и аккредитаций, налоговых вычетов, денежных вкладов и приватизаций
А главное, Богу должно понравиться: умение жить только ради любви и прекрасного, плоды на яблоне нетронутыми останутся

Славный город-Волгодонск,
Сердцу он так близок,
Что вернувшись сквозь года
Поняла что есть судьба....

Тут и детство провела,
В детский сад тут я пошла,
Эти славные года
В "Топольке" я провела...

После школьные года пошли...
Сменила школ я целых три...
Помню всех учителей
Помню всех своих друзей.

А дальше жизнь нас разлучила,
Много разных мест сменила,
В Европе языки учила,
Диплом в России получила.

И вот он поворот такой,
Я вернулась в город свой.
Все сложилось, просто класс
На Атоммаше я сейчас.

Опыт пригодился мой,
Помог мне город наш родной,
Восстановиться от потерь,
И верю в лучшее теперь.

Прогнили дыры в куполах.
Чрез окна уж не льется свет.
В сердцах отчаянье и страх.
На церкви надпись "Бога нет"...

Холод
вокруг и мрак.
Осень, мне просто так

грустно.
Соседний дом
спит за сырым окном.

Право, он
нищ, как мой
серый, кривой, косой

близкий для
сердца тем,
что за оградой стен,

друг мой,
который год
ангел со мной живёт

с нежностью
сонных глаз.
И если, Бог, ты враз

горько
отнимешь их
здесь посреди сырых

старых
больных домов,
я разлюблю свой кров.

Вода омывает дорогу,
стучит по карнизу вода.
Ах, право, не грустно ли Богу,
когда золотая звезда

любви над влюблёнными гаснет,
уходит, как солнце во тьму.
Наверное, было б прекрасней,
когда б не пришлось никому

бродить по осеннему скверу,
пиная ногами листву.
И думать: «Как больно и скверно,
что я в этом мире живу».

Опять в октябре мне не спится,
и мысли такие в мой дом
влетают, как некие птицы,
как будто с открытым окном

ложусь я в плохую погоду,
и дождь громыхает вокруг.
Как странно, что юные годы
так быстро уходят, мой друг.

Когда-то влюблялся, бывало,
теперь стал душою черствей,
и капает на одеяло
осенняя сырость ветвей.

Сейчас уступаю же место
для новых свершений другим
и молча, куря у подъезда,
смиряюсь, что мне молодым

два раза не быть, и я знаю,
как не ковыляй на пути,
всегда из родимого края
приходится тихо уйти.

Под тёмные-тёмные своды
в холодный и синий закат,
желая напиться свободой,
как каторжник или солдат.

Смотрю, докурив на дорогу,
бежит по асфальту вода.
Ах, право, не грустно ли Богу,
когда угасает звезда?

Семь лет прошло.
Мне, кажется, шестнадцать
исполнилось тогда. Я был открыт,
открыт для чувств, и
помнится, что мне одна
девчонка с синими глазами
понравилась, да так, что я не мог
держать в себе эмоции и принял
нелепое
решение, признаться.

На берегу стремительной
реки мы выпили с друзьями.
Я ушёл, конечно, к ней, в шестнадцать
полных лет никто мне
не был нужен, только взгляд
её небесных глаз, и я признался
при встрече ей
в безудержной любви.

Был августовский вечер
подле роз у памятника, вроде,
полководцу. Я всё сказал.
«Дурак», – подумал я.
А белый ангел взаимностью
ответил дураку. Я счастлив был,
мы даже тройку лет
любили с ней друг друга, но потом
пришёл апрель, она призналась мне,
что больше
нас не любит и ушла.

Теперь она супруга.
Я с другой. Семь лет как миг,
как юность, миновали. И мы забыты
Богом навсегда. Но разве
вольны мы перед судьбой, когда
перед собою мы не вольны? Знать оттого,
мой ангел дорогой,
я помню нас
и мне безумно больно.

Нам остались осколки
бытия на двоих.
Да, любили, а толку?
В этих чувствах пустых
оказалось, не больше,
чем в луне меж огней,
когда ночью (так горше)
идёшь вдоль фонарей.

Вспомни детство, наш домик –
бескорыстный союз,
где в плену фотохроник
мы невинны. И плюс
ко всему, среди прочих
позабытых ребят
мы повязаны прочно,
как сестрица и брат.

Помню я, что мне ближе
тебя не было, но
жизнь сценарий свой движет
не совсем как в кино
(для улыбок), а чаще,
как судьбу не крути.
Жизнь ведёт через чащи
боли, где по пути

мы оставим друг друга,
разойдясь на года.
По диаметру круга,
чтобы, друг мой, когда
век умрёт, и мы станем
в небе яркой звездой,
хрупкий шар мирозданья
нас отправил домой.

Где, как в детстве, родная
нежность, фото, семья.
Кров наш грусти не знает,
и тогда ещё я
не писал кровью строфы,
чтенье – враг мой и дрожь.
И одна катастрофа –
в летний день долгий дождь.

Но пока лишь осколки
бытия на двоих.
Да, любили, а толку?
В этих чувствах пустых
оказалось, не больше,
чем в луне меж огней,
когда ночью (так горше)
идёшь вдоль фонарей.

Ты – рубец, что оставил на сердце мой век
перочинным ножом сожалений.
В старом парке искрит
белый пух,
словно снег, осыпая
худые колени
кареглазой любви. И я
глажу рукой,
чуть дыша, её тонкие плечи.
Мы сегодня простимся,
мой ангел,
с тобой, провожая сиреневый вечер.
О, не плачь же по нам,
краснощёкий рассвет
озарит собой свежее лето.
Да, не будет
в нём нас, но,
не хочется, нет.
Перед смертью
давай не об этом. А о том,
как горит
над землёю звезда
и луна серебром отдаёт,
но в глазах
у тебя застывает вода,
и не виден совсем небосвод.

Ворвись в мои мечты,
энергией своей.
Спаси от пустоты,
давай же, будь смелей.

Я так хочу гореть,
пожара и огня.
Боюсь я не успеть,
познать, как жить любя.

Ворвись в мои мечты,
и больше не робей.
Я знаю, хочешь ты,
меня еще сильней.

Хочу твои глаза,
по телу моему.
Чтоб в них обнажена,
я лишнее сниму.

И руки я хочу,
чтоб так к себе прижал,
От страсти закричу,
когда придёт финал.


******

Тогда, я заплутала между лесом и зарёй.
Знакомый поворот меня вернул,
В тот сон. Где я была змеей,

        А ты, 
Убившим меня
жалом.

Сама не знаю почему, так близко подошла. 
Я будто засекла тебя радаром. 
Словно в той песне, где лучом была,

         А ты,
Закрывшим путь к земле
туманом.

Мы будто услыхали пенье ранних птиц,
Сквозь сон, укрывшись свежим сеновалом.
Да! Как в той грезе, где любовь звала,

           А ты, 
Служил сбивающим
сигналом.

Ты не искал. Ты не смотрел в мои глаза. 
Но что-то в тебя рьяно звало.
Как в той вселенной, где мадерой я была,

           А ты,
В солнце играющим
бокалом. 

Почувствовав, что ветер на губах, Пропитан наркотическим нектаром.
Я вспомнила ушедший страх,
Из жизни той, где я пчелой была.

         А ты,
Моим пристанищем
дурманом. 

Мы не разделим первый снегопад,
Прикрыв судьбу предсказанным арканом.
Ведь я забыть хочу!
О сне, где я лисой была, 

           А ты, 
Порвавшим плоть мою
капканом.

Не прикасаясь мимо проплыла, 
Боясь проникнуться изысканным обманом,
Словно в том сне, где тихой тьмою я была,

            А ты,
Моим кромсающим
пульсаром. 

Разбилась вдребезги залётная мечта,
Упавшим с высоты кристаллом.
Словив порыв в том сне, где розой я была, 

          А ты,
Обрезавшим меня
кинжалом.

Казалось, я и вовсе ничего не начинала. 
Но дверь в меня захлопнулась, в тот миг, 
Где зарождением жизни я была, 

            А ты, 
Моим 

      бессмысленным 

                             финалом.

Мне больше не рифмуется, увы.
Как будто где-то оборвались струны
Моей, несостоявшейся, души
Поэта. Она стала вдруг молчуньей.

Меня не обжигают невпопад
Услышанные звуки, мимоходом.
И больше не чарует звездопад,
Глаза не поднимаю к небосводу.

Мне не хватило, чуточку совсем,
Какого-то сильнейшего из чувств.
И потому, я остаюсь никем
В системе выразительных искусств.

Безмолвные люди себе во спасение,
Законы придумали порабощения.
В них нет ни веселья, ни счастья,ни радости,
И люди все станут угрюмые к старости.
В писаниях сказано: Никто не смеётся,
Никто восхищению здесь не даётся.
Улыбки исчезли, общение тоже.
Все люди на зомби вдруг стали похожи.
Деревья стоят чёрной сеткой окутаны
Все ветви у них, словно руки запутаны,
И тянуться вверх, это их же природа..
Но всех здесь пугают: Лишат кислорода.
Не видим природу,не станет общения,
Наступит всемирное порабощение!

Мышка знала, что все люди
к праздникам готовятся,
что халва, печенье, пудинг
так красиво смотрятся

на столах… зажгутся свечи
да бенгальские огни
в этот, самый долгий вечер, -
запах вкусного вдохни

с ароматом апельсина,
мяса, сыра «оливье»,
всех колбас из магазина,
карамели «монпансье»…

к чаю будет торт, варенье,
тульский пряник в миндале…
Мышке нравилось печенье,
всех «вкусняшек» на земле,

больше…так она любила
сахар, нужный «для ума»,
про опасности забыла,
непростительно весьма,

тащит со стола печенье,
под названием «Мечты»,
чтоб убраться за мгновенье
прочь от всякой суеты…

14 ноября 2025 год*

(навеянное изображением на картинке, сайт - Шедеврум)

Падает медлительно листок
Колыхаясь подобно легким качелям
На пледах дуновений вечерних
Он для меня как яркий цветок
Любуюсь золотинкой теплой осенней
И он как последний

Держит его в ладони луч
Солнца греющего душу молодую
На стенах искуссно образы рисует
Картин мастер истинно могуч
Сквозь ветви бросает без позволений
Он как последний

Взмахами ласкают птицы
Воздух над волнами бюста пейзажей
Их крылья о гармонии расскажут
С которою я возжелаю слиться
И утренний пения тон несравненный
Этот миг как последний

Тянется волнами морскими
Ко мне природа в теплые объятия
Комплиментами музы мне одарять её
Дабы она чарами колдовскими
Скрашивала каждый день бесценный
Который как последний

Поросшими цветами тропами
Иль хладною твердью гранитных дорог
Характеры носятся не ощущая ног
Всё ж натуры со своими нотами
Образуют мелодию проникновенную
Она мне как последняя

Гибкие движения любимой
Пульсация вен в её тонких руках
Луны отражения в незабвенных глазах
Насыщают необузданной силой
Во сближенный момент успокоенный
И он как последний

А душа моя игристо искрится
В ночи под ливнем падающих звезд
Тяготея ручьями впечатлительных слез
Блаженно досыта напиться
Это счастье- в них ни капли сомнений
Когда миг как последний

Ты можешь дорого стоить,
Но это, поверь, всё фальшь.
Уроки чужие присвоить.
Внутри пустота. Что дальше?
Может в любую минуту
закончиться эта жизнь.
Все идём по маршруту,
Крепко держась за нить.
Многие к покаянию,
Приходят, через прозрение.
Лишь притупив желания,
Смирившись, смогли поверить.
Чуть отпусти земное,
Финальное откровение-
Ждёт впереди иное,
Через исповедь
и прощение.

Радость очень я люблю
Радуюсь
и грусть
Гублю
Позитивчик душу наполняет
Он меня в достатке развлекает
Радуюсь я без причины
Так и жду своей кончины

Радуюсь когда ложусь
Радуюсь когда встаю
Радуюсь когда влюблюсь
Когда новому учусь

Когда зло в себе я побеждаю
или просто не впускаю

Чтобы радость не поранить
Насладиться
И навек в себе оставить
Буду этому учиться
И хочу вас всех заставить

Дождь.
Из-за дня в день
Плохая погода,
Льет и льет,
Как будто полгода
И никуда, никуда.
Дома скукотень,
Что-то делать лень.
Сижу в тёмной комнате
Одна как тень.
Тихо мечтаю,
Шёпотом себе говорю:
"Проводить бы
вечернюю зарю,
Увидеть синее море,
И нас двое.
Услышать шум прибоя,
Пройтись босиком
по мокрому асфальту.
Слетать в Ялту
Или даже на Ямайку
За умеренную плату.
Мечтаю: Увидеть рассвет,
Услышать "Милая, привет!"
Поесть маминых котлет,
Но не в этой жизни. Нет".
Но не так печален свет,
Живу без обид и без бед.
Живу, видя мир душой.
Я - живу! Пусть даже
И с такой нелегкой судьбой.

Этот мир чёрно-белый
Не раскрашен цветами.
Лес стоит серый-серый,
Блёклость неба над нами.
Чёрно-белые камни:
Чёрный кварц, белый гравий.
Словно росчерк на память
Кто-то тёмный оставил.
Белый снег. Чёрный пепел.
Вороньё с воробьями.
Красок нет. Кто ответит,
Что случилось вдруг с нами?
…У меня под подушкой
Есть на случай тот трудный
Малахита шкатулка.
В ней кольцо с изумрудом.
Там подвески с рубином,
Есть сапфира кусочек.
И ивановских ситцев
Кумачовый платочек.

Жизнь свою
осознаю
Не всегда
не всё люблю

Негатив и позитив
Жить меня
в реальности учил

Сладость дня
мне по душе
И не важно где живу
В царском замке
Иль в шалаше

Я не урод
И не калека
Это важно
В нашем веке

Можно всё в жизни иметь
И лишь будете себя жалеть
Пользоваться Вы не сможете
И себе ничем вы
не поможете

Быть здоровым и счастливым и окружением любимым
Жить любить и восхищаться
В этой сути
большое счастье

Восхищаюсь и люблю
Жаль что жизнь я всёравно гублю
По мгновении отделяется
И уменьшается и уменьшается
Но не кончается
Трансформируется и продолжается