Подкидыш

Деревенька с шатким названием Мосточки уютно расположилась на возвышенности. Домики стояли плотно друг к другу, словно соты в улье. Захарка каждый раз удивлялся, почему для деревеньки было выбрано такое место; он видел, как старикам тяжело забираться на гору. Сам-то он взбегал на неё легко — ноги-то молодые, резвые, а под горку так и подавно: бежал так, что ветер в ушах свистел. Под горой раскинулось озеро с камышами и утками. Захарка слышал, что вот из-за него-то и забралась в своё время деревенька повыше. Это сейчас озеро стало не больше блюдца, а раньше, как сказывали старожилы, весной разливалось и съедало всё вокруг, до чего его прожорливый рот мог дотянуться. И имя у озера было чудное — Зобатка. В те времена в него впадало много ручьёв, давая силы, а сейчас все они обмелели и пересохли, лишив озеро жизни. Ну а деревня так и осталась на горке.
Захарка взял удочку, которую сам сделал, как дед его научил, ведёрко и побежал на озеро. Баба Дуся каждый раз при этом ворчала: мол, что ты там порты протираешь, заняться, что ли, нечем? Один ляд, рыбы нет, только что дворовому коту и хватает.
А Захарка страсть как любил сидеть с удочкой и по сторонам глазеть. И место у него своё было — небольшой мостик в камышах. Две длинные серые досочки и пара брёвнышек, чтобы сидеть повыше. Захарка уселся на самый краешек мосточка, опустил ноги в воду и тут же зажмурился от удовольствия — такая вода была тёплая, словно парное молоко. Он не спеша распутал леску на удочке, насадил червя на крючок и поплевал на него. Зачем — не знал, но знал, что так полагается, и забросил подальше. Поплавок шлёпнулся в воду, и от него побежали во все стороны круги; поплавок затанцевал по воде, а сверху на его красную макушку уселась стрекоза и тоже закачалась с волнами в такт. Захарка залюбовался стрекозиными крыльями. Из чего же они у них сделаны? На вид совсем тонкие, как бумага, а вон как тело стрекозиное держат. Захарка ногами болтает, солнце греет; от его лучей по воде бегут пятнышки. Почему их зайчиками называют? Непонятно. Вот бело-красное тело поплавка пошло вниз, вспугнув стрекозу. Захарка подождал ещё, пока поплавок сделает несколько нырков, и дернул леску на себя. На крючке забилась серебристая плотичка. Захарка аккуратно отцепил крючок и опустил рыбку в ведёрко. Снова насадил червя, не забыв плюнуть, и снова забросил поплавок в воду.
К обеду солнце накалило воздух, и клевать перестало. Захарка смотал леску, подхватил ведёрко, по-хозяйски определив, что коту сегодня рыбы достанется от пуза, и отправился в обратный путь. Шёл Захарка, аккуратно ступая босыми ногами по песку, и то чуть не проглядел. У самой кромки воды лежало яичко — небольшое такое, яркого синего цвета с россыпью белых крапинок. Красивое такое яичко.
Захарка поначалу хотел его поднять, да вспомнил, что птичка может потом не принять дитя. Уселся Захарка рядом и стал по сторонам головой вертеть. Не увидит ли нерадивую мамашу, что яичко одно оставила, да ещё и на самом видном месте. Так и просидел до вечера, но никто за яичком не вернулся. Тяжело принимать решение, но бросить его тут показалось Захарке ещё страшнее. Вдруг пропадёт. Захарка пошмыгал носом, посопел и аккуратно поднял яичко с земли. А у того скорлупа была холодной. Испугался Захарка, что птенец может погибнуть, и принялся согревать яичко теплом дыхания, пока скорлупа не потеплела. Затем он отправился домой: в одной руке — удочка с ведёрком, а на ладошке другой руки — яичко сапфирового цвета. На подходе к дому Захарка издали услышал, как баба Дуся деда Егора отчитывает:
— Ну и где этот окаянный запропастился? С утра убёг, а сейчас ночь на дворе. Вот получит хворостиной. Сходил бы ты, дед, поискал. Переживаю я, не случилось бы чего.
Захарка испугался, он же совсем про время забыл. "Ну и задаст же сейчас бабушка, а тут ещё и яичко," — подумал он. Захарка аккуратно поставил ведёрко на землю, положил удочку рядом, а сам прошмыгнул в курятник. Ничего другого ему на ум не пришло, да и времени не было что-то придумывать. Выбрал пеструшку поприметнее и сунул свою находку к ней в гнездо, пусть пока там полежит и отогреется, а завтра он что-нибудь придумает. Затем быстро выскользнул на улицу, пока сонные куры переполох не устроили. А у ведёрка с рыбой уже сидел дворовый Василий. Ждал.
— Да погоди ты, Васька, видишь, как баба Дуся кричит? Ох и задаст же мне сейчас!
Захарка подхватил ведёрко и удочку, и, шмыгнув носом, вышел из тени на освещённый участок двора.
— Баба, деда! — тихо позвал он, захлюпав носом.
— Ох ты, окаянный! — подпрыгнула баба Дуся, — напугал! Она хотела разразиться бранью, как обещала, уже было открыла рот пошире, да глянув на испуганного Захарку, передумала.
— Ступайте ужинать, — только и сказала она. Дед Егор довольно улыбнулся, подмигнув Захарке, и заспешил за бабой Дусей в дом.
А Захарка с Васькой остались стоять одни. Васька ждал обещанной рыбы, а Захарка смотрел на небо и думал о сапфировом яичке.
Утром Захарка проснулся от галдежа, в котором переплетались кудахтанье кур, смех деда Егора, но звонче всех в нём звучал голос бабы Дуси.
— Ты только посмотри, дед, ведь что удумал, паршивец! Подкидыша в дом приволок.
Захарка натянул штаны и выскочил во двор. У курятника был сущий переполох. Громко мяукал кот Василий, делавший безрезультатные попытки прорваться в курятник. Потревоженные курицы сгрудились на верхнем насесте и оттуда громко кудахтали. Рядом с гнездом, в которое вчера Захарка сунул найденное яичко, стояли дед Егор и баба Дуся. Среди кладки белых куриных яиц лежала сапфировая скорлупа, а рядом с ней сидел маленький желторотый кукушонок-подкидыш.