Ледяная гостья

Снежная выдалась зима, лютая. Снегом засыпало всё так щедро, что глазам больно — выбелило до рези, до слепоты.
Старый Антип приоткрыл дверь избы и выглянул наружу. Ничего не видать — пустыня, только белая. Да вот вдали черной извивающейся змеёй ползет через неё дорога. Начинается от крыльца и струится куда-то вдаль, сквозь снега. Видно её далеко, даже ночью, за что спасибо месяцу. Старается — подсвечивает её своими рогами. Закрыв дверь, Антип вздохнул. Эх, если бы не старость, отправился бы он по этой дороге в путь, узнал, где у неё конец. Ведь если подумать, то обязательно должен быть где-то. Всё имеет своё начало и конец, будь то дорога или жизнь.
 
Жил Антип бобылём в избе на краю деревни. Впрочем, деревней она была лет сорок назад, а сейчас измельчала. Осталось от неё с десяток домов с такими же, как Антип, дожителями. Дорога, на которую он любил смотреть, давно опустела. Раз в неделю заезжала в деревню автолавка — и на том спасибо. Кормились со своих хозяйств. В такие зимы, как эта, и автолавка была нечастым гостем, так что приходилось надеяться только на себя. Вот и коротал эти пустые зимние дни Антип, сидя у окна, вспоминая, как жил, кого терял, от чего отказывался. Жизнь длинная позади, как дорога за окном, много всего было, вот только прошёл он её в одиночку. «Одиночество — самый тяжёлый груз, — думал Антип, — потому что разделить его не с кем. Вот и тащишь сам, пока силёнок хватит».
 
Антип поужинал картошкой, плеснул молока коту и сел на стул у окна. На подоконнике алым цветом благоухала герань. Любил Антип цветы и всю свою нерастраченную любовь им отдавал. Потому-то и радовали они его пышным цветением даже среди зимы. Смотрел Антип в окно, думал и задремал.
Пока спал, за окном разгулялась метель. Ветер воет, кидает снег из стороны в сторону, да так, что дорога пропадать стала. Тут его, вроде как, окликнул кто. Антип вздрогнул и открыл глаза — сердце колотится, никак понять не может, наяву с ним это происходит или почудилось. Смотрит, а на дороге женщина стоит, косы по ветру бьются. Ни шубы на ней, ни пальто — одна белая рубаха да длинная юбка — вот и вся одежда. Из-за снега лица не разглядеть. Но по силуэту видно, что молодая. Да вроде нет таких в деревне. Все давно в город перебрались, одни старухи по избам сидят, да и тех — раз-два и обчёлся. Тут словно в голову стукнуло: замёрзнет же баба! На улице зима, да метель разгулялась не на шутку. Распахнул Антип дверь настежь, глядит в ночь, а женщины нет — пропала.
«Почудилось», — решил Антип. Вернулся к окну. А на душе неспокойно — а вдруг не почудилось. Так и просидел полночи в окно глядя.
Утром первым делом дошёл до места, где ночная гостья померещилась. Никого — пусто. Привиделось, верно.
 
За делами и заботами день пролетел быстро. Но мысль о незнакомке Антипа не отпускала. Нет-нет — да и кинет Антип взгляд в окно поверх гераней на дорогу. Вечером, быстро поужинав и подкинув дровишек в печь, уселся Антип к окну. Наблюдает, как снежинки кружатся в лунном свете. Лижет огонь поленья в печи, потрескивают дрова, отдают тепло. Антип раскраснелся, смотрит в окно — хорошо ему, тепло, уютно. У ног кот трётся, ласки просит. Отвлёкся Антип от созерцания, протянул руку к кошачьей спинке, гладит полосатого. А кот мурчит, аж вибрирует.
Да вдруг как подскочит, Антипа лапой по руке цап до крови, зашипел и стал пятиться от окна. Антип взгляд поднял и замер — под окном вчерашняя незнакомка стоит и на него смотрит. Глаза голубые, косы русые, длинные. И на ней всё та же белая рубаха, тонкая, да юбка до самой земли. Очнулся Антип, вскочил, подбежал к двери, распахнул настежь.
 
— Замёрзнешь же, заходи, — крикнул в мороз.
Незнакомка сделала пару шагов в сторону двери и остановилась.
— Нет.
— Чего нет? — не понял Антип.
— Не замёрзну, привычная я. Да и жарко у тебя, отсюда чувствую, как у тебя натоплено.
— Да как не замёрзнешь! На тебе и одежды, считай, нет, — замялся Антип.
— Да вот так, — и незнакомка, задрав юбку по колено, показала Антипу две стройные босые ноги.
Антип стоит, что сказать, не знает.
— Ну так и будем стоять да в молчанку с тобой играть, Антипушка?
— Так не заходишь.
— Ну раз просишь, то зайду завтра. Печь-то не топи, не люблю я этого. Вот завтра вечером и зайду. Жди.
Незнакомка развернулась и шагнула прочь в темноту.
— Как хоть зовут-то тебя? — лишь и успел крикнуть Антип, но в ответ только ветер громче завыл. И вдруг откуда-то издалека словно большая снежная шапка сорвалась с крыши вниз, да так громко и отчётливо ветер выдохнул имя: Мара.
Закрыл дверь Антип, сердце колотится — кому рассказать, не поверят. Чудно всё. А у самого ночная дева так и стоит перед глазами. Её глаза голубые. И не отмахнуться от них, не забыть — наваждение. Еле утра дождался. Кинулся утром печь топить, да вспомнил, что сказала незнакомка, и не стал. Покормил кота, да по хозяйству хлопотать принялся. А у самого все мысли вокруг нового знакомства вертятся. Ладно, печь, хотя без неё холодно в избе, неуютно. Но как гостью чаем не напоить? Вскипятил Антип самовар, в избе прибрал и сел к окну ждать. Темнеет зимой быстро. В избе холод, но Антип сидит, взгляда от окна не отводит. А на улице снова снег кружит — белый, крупный, словно пух. Залюбовался Антип его полётом. Вдруг в дверь постучали. Бросился он к двери открывать. Пришла. Стоит на крыльце, косы русые, снегом припорошены.
 
— Пришла вот, как обещала, — смотрю, ждёшь?
Антип стоит, глаз не отводит и не знает, что сказать. А гостья в комнату прошла и села на стул, подальше от самовара.
— Да ты не робей, Антипушка, или боишься меня? — и засмеялась.
Голос у неё звонкий как хрусталь. У Антипа по коже аж мурашки побежали. Не поймёт: то ли от холода, то ли от радости, что пришла, не обманула.
— Давно один живёшь?
— Да всегда один был, — признался Антип.
— Я вот тоже одна, — сказала Мара. — А ты, смотрю, цветы любишь? — дотронулась до красных бутонов герани и отдёрнула руку. — Ну, пора мне, — вдруг засобиралась она.
— Да кто ты? Откуда? Я ничего о тебе не знаю, — спохватился Антип.
— Всё ещё выведаешь, просто зови меня опять. Позовёшь? — и вновь смеётся.
— Позову, ждать тебя буду.
— Хорошо, приду, — и Мара пошла к выходу. — Ты только печь не топи, а то жарко мне.
И она дотронулась до щеки Антипа. Кожу под её рукой будто обожгло. А таинственная гостья сверкнула глазами и вышла в ночь.
Антип подошёл к окну, но на улице кружила метель — незнакомка пропала.
И почувствовал он такую усталость, какой никогда не испытывал. Лёг на кровать и закрыл глаза. Холодно. Сбоку примостился кот, пытаясь согреть хозяина и самому не околеть. За окном кружил снег. А на подоконнике умирала герань — красный пламень соцветий почернел и пеплом падал на половицы.
 
Антип так и пролежал весь день до вечера, глядя в одну точку. Голодный кот жалобно мяукал, пытаясь привлечь к себе внимание.
 
— Пришла… — Антип пропустил гостью внутрь.
— Я же обещала, — Мара нежно улыбнулась. — Я тоже скучала.
И она вплотную подошла к Антипу. Тот смотрел на неё не отрываясь. А потом он словно провалился в прорубь. Помнил только свет голубых, ледяных глаз. А потом… Мара прильнула к его груди, впитывая тепло его тела, и мир растворился вокруг. Он нежно проводил ладонью по её волосам, склоняясь ближе, чтобы ощутить запах её кожи, смешанный с ароматом вереска. Её глаза сияли в тусклом свете. Мара задержалась на его губах, чувствуя, как его дыхание накаляет воздух между ними. Антип медленно наклонился, чтобы поцеловать её, губы их встретились. Было в этом поцелуе что-то большее, чем страсть. Его руки нежно исследовали её тело, каждый уголок, запечатляя в памяти холод её кожи. Она принимала ласку беззвучно и только сильнее прижималась к нему. Время для них остановилось; остались только волшебство их прикосновений и тишина, прерываемая шёпотом их имён.
— Мара, Мара... — повторял Антип.
 
Метель за ночь успокоилась. Через пару дней до деревни добралась автолавка. Деревенские жители вышли пополнить запасы и узнать новости. Не было только старого Антипа. Умер ночью. Решили, что замёрз. Так и сказали — мол, Мара забрала.