Город расстрелян майским дождём.
Мы все опоздали: не верим, не ждём.
Срывается голос стальных поездов.
Вдаль катится хронос – в мистерию снов.

Я прячу тревогу в фантомный покой,
свечу на дорогу своей темнотой.
Заложники боли смотрят в окно –
без грима, без роли – нет больше кино.

Теряется смысл. Размыты черты.
Лимит свой превысил такой же, как ты.
Нет больше надежды на магию дня –
пусть будет, как прежде: уже без меня.

Жизнь стёрта в тетради ластиком.
Мир пахнет горелым пластиком.
Март тихо на солнце греется.
Ему ни во что не верится.

В окно просочилась бессонница.
Ночь переждать – лёд тронется.
В углу затаилось бессмыслие
(в миру говорят – здравомыслие).

Плывёт Луна полновесная,
и песня звучит поднебесная,
и звёзды горят синим пламенем –
неизвестно, под чьим они знаменем.

В ядре оголтелой вечности
осталось немного беспечности,
где вверенное молчание
для нас больше не наказание.

Ноябрь пришёл и замер.
В мире включённых камер
нет ничего такого,
что повторится снова.

Небо стоит стеною.
Прямо над головою
в небе повисли птицы –
чёрные проводницы.

Я забираю слово –
суть, базис, твердь, основу,
бросая его под ноги
глухим, слепым и убогим.

Год догорает кострами,
мыслями, встречами, снами –
всем, что потом растворится,
в небо взмывая, как птица.

Ночь сплетает рифмы.
Утро дарит прозу.
Строю алгоритмы
вопреки прогнозу.

Провожаю зиму
тихим снегопадом,
синими ночами
и минорным ладом.

Превращаю мысли
в мнимую опору.
Над землёй нависли
злые разговоры.

День к нулю стремится.
Мысли исчезают.
Смелость укрепится.
Счастье опоздает.

Утро дымное, утро белое,
недозревшее и несмелое.
Февраль мечется.
Домой просится.
Превозносится
устарелое.

Мысли рьяные, мысли быстрые,
исхудалые и ребристые.
Воздух колется.
Город борется
за нейтральное двоемыслие.

Дома серые, дома старые,
обветшалые и усталые.
Утро дымное, утро белое,
безымянное и неспелое.

Себя трудно нести –
собирать по частям и идти параллельно двум плоскостям –
это больше чем жизнь и страшнее чем смерть.
Это рык, это зык, это плоть, это твердь.

Чем останемся мы, если станем немы?
Или мы, иль не мы... Лишь дома и дымы.

Надрывается звук – превращается в крик.
Он силён, близорук, криворук, многолик.

Чем закончимся мы, если станем немы?
Или мы, иль не мы... Лишь трава и холмы.