Богатые стараются не удивляться:
И яро ищут тень изъяна в совершенстве.
Ведь изумление-удел неискушенных тунеядцев,
Вульгарней чувства нет для ослепленных благоденствий.

Но так ли это в самом деле?
Болезнь-случайность, бессердечие-порок.
И совесть наша суд вершит праведный,
Пока мы не пронзим её клинком.

И отыскать бы упоение в блаженстве —
Заветном, непостижном, словно Гьяллархорн.
Мы тянем руки к солнцу искупленья, но мрачная бесстрастность—
Вот наш рок.

Мы выменяли чудо на расчёт,

И жизнь скукожилась — словно шагрень под жаром воли.

Ах, будь же проклят тот немой полёт,

Где сердце тонет в золоте, не зная боли.

Где даже Сатана в скорби святой

Взывает к свету, робко и несмело, —

Ему бы всепрощения глоток,
От Бога - для души, что снова б пела.

Но песнь умолкла.
Мы — стеклянный род,

Сквозь нас струится свет, не оставляя следа.

Мы жаждем чувств, но прячем их в окоп,
Как штиль хранит забытый путь Эллиды.


И если вдруг те воды тронет чуда рябь,
Легчайший вздох, невинный, без надрыва,-
То, может быть, сойдёт та благодать,

Как тень забытой милости — стыдливо.