Брожу по комнате один,
Внутри — и холод, и смятенье.
Тоской томительною пленён,
Я слушаю своё волненье.

В нём нет ни света, ни тепла,
Лишь спор беззвучный, тяжкий, длинный.
Душа, что в прах не упала дна,
Хранит свой строй неизменимый.

И в тишине, среди руин
Того, что сердце волновало,
Сильней звучит единственный,
Простой и ясный глас начала.

Оно не мыслит о былом,
Не ищет в бурях оправданья.
Ему знакомо лишь одно:
Факт бытия и сознанья.

Так душу, в схватке изнеможда,
Покинут призраки и бред.
И проступает, не тревожа,
Её подлинный, немой след.