Верлибр

зима, мой друг,
конечно, обязательно случится.

и снег в трех актах - постановки бытия,
с уставшим сердцем - нет, не разлучиться…
и мы свою печаль опять узнаем
в отчетливых тенях и желтом свете
фонаря, /стоящего среди зимы,
как сторожил, как вестник…
грядущих перемен и старых драм,
в которых в этот раз,
быть может мы сумеем
переписать финал.
какая светлая надежда,
какая яркая мечта...

как много может высказать
для взгляда - летящий снег,
окно вечернее… - причастные
к улыбке тайной декабря.

​Когда падаю,
Рук, поймать меня,
Не находится.
Для других я и впрямь
Беспризорница.
Полюбить бы себя...
Да всё колится.

​Будто сердце моё
Всё охотится,
И стрелы летят
Прямо в яблочко.
И каплями капает,
Сладкими,
Яд как мёд с моих губ.

​Говорят: "Беспризорница!"
А я не спускаю их с рук.
Пусть крылья мои
От падений
Обломятся,
И сердце — как ёршик от стрел...
Моя нежность вовеки
Не сломится,
Даже если
Кровью истечь —
Мой удел.

Как лист увядший, отрочество скрылось,
Не дав рукой взмахнуть на прощанье.
Сижу, ловя былые отблески,
Но воск свитков истлел в куреньи.

Сажал светила — двенадцать древес,
В чертогах стужных — одни хворостины.
Листаю пожелтевшие листы —
В параллельных мирах всё те же дети.

Река умчит ладью сквозь тысячу гор,
Пока поймёшь — весь век переплыли.
Смешно: сажал я небосвод цветной,
Но даже дня не озарили эти зёрна.

Чем жарче ждёшь, тем страшней ждать,
В ладонях — лунный пепел.
Рвался из клетки, но вновь
Волна грязи бьёт о колени.

Вот мальчик в белом меж цветов пройдёт —
Не я ль, не снявший шапку перед жизнью?
Если б переписать судьбы чертёж —
Была бы хоть строка золотая?

В конце концов, в горнило дней попадём,
Шелкопрядом в цикле утрат и вечеров.
Когда ж подслушаешь дождь у окна —
Поймёшь: зелёная пора весит как свинец.

Век мой, ладья, до каких времён?
Уйдёшь, как кит, в морскую бездну.
Звёздные костры на дне зрачков
Полуночным светом жгут магнолии.

Нынче я — тушечница нетронута,
Чёрная тушь — что иней на свитке.
Огни городов, реки и хребты —
Лишь комментарий к плаванию жизни.

Без тебя я никто,
но это всё ещё я.
Вязкая и тягучая тишина
в бесконечной борьбе с моим рассудком.

И я будто взлетаю,
вдохновлённый смирением и отчаянием,
но понимаю,
я здесь один.
Хоть и не чувствую себя одиноко.
Больше.

Теперь пустота звучит по-другому.
Она дарует мне свои плоды.
Я оглядываюсь вокруг,
место, где я жил, более мне не знакомо.
Оно выглядит иначе.

Открылась возможность
прожить что угодно заново.
Стать другим человеком.
Но это буду всё ещё я.

Один, два, три, четыре, пять,
Шесть, семь, восемь, девять...
Девять, восемь, семь, шесть,
Пять, четыре, три, два, один.

Духовные недры крутят хороводы.
Без имен, мы падаем до дозы.
Нам бы чем дышать,
В сумме кратких чисел?

— Что?
— Рулетка на покерном домино...
Карта бита.
— Стервы!
— Шестеркой избили...
— До девятки слыхали,
— Помятый хруст дроби...
А в жилах стынет этот медленный итог.
Где вычитание ведет за порог,
Где спрессованный зеленый пирог
Кинут в руки — в цепкий круг.

— Это та же, арифметика крови!
— Мы читаем эти строки
— Не спросив...
— Мы избили матив.

В зале девять столов — девять кругов.
Крупье за девяткой крутит колесо шестого.
Шепот парадигмы: "Ва-банк"...
Тут не глушат виски,
Им и лязглой суки в избытке.

Мы на прицеле — цифр в безумии.
— Сходим-ка за третье колесо...
Конвульсия гортани — финальный экстаз.
И финал — простой...
Смех рваной дамы,
В целях девяти единиц.

На часах 3:33—циферблат замерзает в точке безумия.
Они будут топить: иначе — немыслимо.
Наполняют жизнь смехом, как ядом в бокале,
Окрестят святым там, где табу — лишь пепел запретов.

Сердце ищет сердце, но кругом —
только маски из фольги и лжи.
Увязнув в чёрных кошках, нутром их ненавидев,
я стою на краю разорванной сказки,
где правда —
лишь эхо в бетонных пещерах,
лишь тень на стене.

От окон сатиры РОСТА —
к окнам Овертона:
где окна?
Где свет, который не купят?
На полях сознания —
последние очаги,
очаги сопротивления интеллигентности.

Смысл ради смысла —
наш единственный крест,
наша молитва в эпоху безбожия.

Сломанный,
но не согнутый
под градом словес,
под ветром сквернословия.
Это революция мысли —
в мире, где мысль
уже объявлена вне закона.

Душа, скрытая за пороками, —
как тайный клад,
как семя, что ждёт дождя.
А волосы редеют
на затылке Двойных Стандартов —
будто время сдирает их
с кожи века.

Иллюзия сменяет иллюзию —
карусель из зеркал,
где каждый видит
лишь собственный страх.
Космический анекдот
для тех, кто устал
от игры в «правильно».

Удобных либеральных
«да» и «нет»,
выборочный комфорт —
как сладкий обед
на кладбище чувств.
О, как смешны
ваши цифровые протесты —
web-одиночества,
пустые жесты,
эхо в пустоте.

Бессознательный сценарий привязанности —
петля,
где мы крутимся,
забыв про полёт,
про крылья,
про небо.

Но сердце ищет сердце.
И в этом —
не надежда,
не иллюзия,
а факт:
мы ещё дышим.
Мы ещё —
люди.

Я счастливей сегодня, чем вчера,
В груди мерцает тихая звезда.
Утренний свет ласкает, словно ладонь,
Греет дом и нежно в объятья берёт.

Каждый миг — как сказка, тёплый чистый сон,
Оставляет в сердце лёгкий звонкий тон.
Мечты, как звёзды, в ночи тихо горят,
И шепчет мне душа: живи, люби, мечтай.

Любовь расцветает, и мир вокруг цветёт,
Я берегу этот день, как свет, что он даёт.
Пусть этот день со мной будет, бережно хранимый,
Чтобы и завтра я была счастлива, как сейчас.

Мужчины, что играют в жизнь,
Смотрят вдаль, как в сказку божью,
Печаль на миг в себе утишить,
Словам надежды, словно светлой мечте.

Любите вы, шагая по следам,
Вспоминая школьные мечты и тайны.
Прихоть обманчива, как светлый храм,
Жены уходят — не удержать бездны.

Я всё в одном: грех и жадность,
Лишь бы мир был чист на этой планете.
Без похоти души, что давит тяжестью,
Спрошу тебя: где любовь в этом свете?

Шум дождя...
Морозное утро...
Странно, даже предельно абсурдно.

Растворённое в ливне сознание...
В ноябре?! В минус десять?!...
... Терзание...

Шум дождя...
Морозное утро...
Парадокс в голове, даже смута.

Воспалённое чем-то сознание...
Холод. Минус...
Тепла ожидание!...

Шум дождя...
Морозное утро...
Бессознание действует нудно...

Мысли, спрятанные в подсознание,
В ноябре...
Подсветили желание!

Боялась ночь проспать рассвет,
Укутавшись в перину неба.
Её округлый силуэт
Скрывался тучками нелепо.

Кружились в танце сотни звёзд,
Им не хотелось в сон врываться,
Сбиваясь в плотное пятно,
Являли музыку для танцев.

Квазары дополняли звон,
Свеченье, свет, радиоволны.
Любой галактики эстет
Оценит ритм живой и вольный.

И лишь луне хотелось спать...
Она блистательно сопела,
Угрюмый, серебристый взгляд
Востоку отдавая, млела...

Ты — мужчина, а я — женщина,
В этом мы уже не похожи,
Почему же тянет бешено?
Отчего мурашки по коже?

В тебе сила, логичен, вдумчивый,
Во мне шторм из эмоций искренних.
Как же так нас несёт неистовый
Ветер страсти и свойств психических?

Смотришь ты деловито-вежливо,
В моем взоре мистичность вечная,
Между нами любовь кокетливо
Пробежала, как разность приветствия!

Ты — мужчина, а я — женщина,
Да, мы в этом с тобою разные,
Но причина этой погрешности —
Друг для друга стать самыми важными!

Роняет ноябрь слёзы
Об осени уходящей,
Печальные дарит грёзы
В снежинке с неба летящей.

И грустно, и невесомо,
Таинственной поволокой
Слезинки «текут» знакомо
По осени ясноокой.

Периной сбиваясь белой,
Укроют нагую бедность.
Ноябрь слезой леденелой
Посеребрит её бледность.

У осени обновленье
Ноябрь слезой украсил,
Продлятся её мгновенья
В заснеженной ипостаси.

Ноябрь. Уставшая осень.
Курьёзы. Нелепость видов.
Ноябрь — он амбициозен,
Жаль, мчит быстрее болидов...

Обними.
Мне так мало тепла...
Солнце скрылось, задёрнуты шторы.

Я скучала.
Мне мало тебя!
Чувств экспансия, внутренний голод...

Мир устал...
Я о том, что во мне:
Обездвижен и парализован.

Жизнь горит...
И пылает в огне...
Обжигая поверхность у кожи...

И в глазах
Моих пламенный свет,
Рассечённый на сотни фатонов.

И ты есть.
И тебя рядом нет...
Каждый звук мне тебя вторит снова...

Обними
Просто так, без причин.
Я считаю тебя моментально.

Ты — эмоций реальный мотив
И ментального ритма сигналы!...

Куда ты бежишь, наше вчера?
Зачем это бегство? Зачем суета?
Последний рубеж пролетели, вдохнув,
Ногтями цепляясь: «Дай отдохнуть!»

Кадр сменился — его не забыть,
А лучше всего — не засветить.
Фрагменты кружат в вихре голов,
Мерцают лишь в бесполезности снов.

Шлифуются мысли, но как повторишь,
Если бежишь и не тормозишь?
Стёрты колени, рубашка в крови,
Ускоряешь движение от первой любви.

Лишь на секунды замедляется темп
В хаосе пленном разорванных лент.
Новая жизнь — глухая стена,
Пробьём головой, и осколки стекла.

Притормози у затворов тревог,
Взглядом коснулся, пока не вышел срок.
Глаза голубые — слёзы тоски,
К матери нежной прижаться б к груди.

Как же вернуться к началу «вчера»,
Если загнаться, и ждать, и до конца?
Свободное время схватит меня —
Снова бег, стрелки курантами звенят.

Застыли стёкла
Витражного образа...
Краска поблёкла,
Бежит бирюза...

Что это? Как это?
В мире глубоком,
Внутреннем самом
Случилась гроза?...

Крупные капельки,
Тени бросая,
Ярко сверкают,
Текут по стеклу,

Слёз бирюза
Своих горьких
Не знает... Тихо
Стучит в пустоту...

Каплями чистыми,
С привкусом горечи
«Моет» витраж,
Оставляя подтёк...

Что-то в душе
Надломилось неистово...
Гром разбудил
С бирюзовым дождём...

Ночь подкралась нежной кошкой

В мягких бархатных сапожках,

Я присяду у окошка,

Обниму её ладошкой!

Легче самой лёгкой крошки

Звёздный мир, что на ладошке!

У луны висят серёжки,

Свет по ним бежит в окошки!

Растянулось, как гармошка,

Небосвода часть немножко,

И лежит гармошкой в лёжку

Тучек кучная дорожка!

То комета в босоножках,

То из звёздочек рогожка

Засияет ровной стёжкой

И пройдёт по ночи ножкой!...

Ах, люблю я на ладошке

Нежить ночь под видом кошки...

Ропот. Шорох. Тонко.
Отрок. Воет. Громко.
Комко. Кроет. Сговор.
Воля. Словно. Гонор.

Туго. Обнял. Скрежет.
Роща. Снова. Режет.
Старец. Злобно. Стонет.
Орден. Видит. Тонет.

Ветер. Молит. Бога.
Снова. Вспомнить. Блока.
Снова. Вспомнить. Песню.
Снова. Бегать. Вместе.

Давай сегодня поиграем в мастеров.
Я - мастер-муза, а ты - мастер слов.
Начнём скорее нашу игру, немного по-Булгакову.

Я включаю старое кино,
ты же - наполняй бокалы вином.

Ты будешь - мастер, до психбольницы.
Я - Маргарита, успевшая воды напиться из колдовского пруда.
Сексуальная такая ерунда.

Разденемся и накинем покрывала.
Свет погасим. Как волшебно стало...
Да, на работе так свободы телу не хватало.

Теперь с вином и в покрывале -
я точно ведьма-Марго, и таких не видали.

Почему ты ещё не разделся?
Прихватило от смеха сердце?

Вот, балбес.
Ты - не мастер, ты клетчатый-бес.
Мог бы сначала померить давление,
а потом писать о страсти стихотворение.

Теперь, если тебя не отпустит,
это будет стихотворение грустное.
Представь, на могиле - твоё "Хочу кекса",
могильщикам от смеха придётся раздеться.

Ты зачем свалился на пол, смеёшься?
Такими упражнениями - кекса не дождёшься.

Останешься с ключом от колумбария.
Отошёл? Начинай петь. Твоя коронная ария.
Пойдём на кухню - есть бутерброды.
Ролевые игры - отложим до субботы...

Только зря пришлось раздеться.
Или будем играть в "Собачье сердце"?
Тогда оно не сможет нам помешать.

Хватит, мастер, ржать.

По ступеням идём наверх.
И бывает сбивчив шаг,
Забывая про свой успех,
Бережём семейный очаг.

По извилистым держим путь,
Возвращаясь к ступени той,
От которой пришлось свернуть,
Чтоб вернуться с чистой душой.

А заботы они во всём,
Нарастают, как снежный ком,
Выполняем "работу" днём,
Чтобы вернуться «к себе» потом.

Так и жизнь пролетает вмиг,
Разделительной полосой,
Оглянувшись, услышим крик...
В голове образ в крике родной.

Кто назначил короткий век?
Как успеть жизнь прожить на сто?
По ступенькам вверх, как забег,
Жизнь — загадочное лото!...

Потерянная тоска — 
закладка в книжке без названий, 
подскакивает между строк 
и шепчет о покое. 

Ты чихаешь от смеха, 
прочитав вслух — и вдруг 
в кармане — щёлк! 
Любовь к потерянному 
прячет нос 
и замирает там.