Мистика и эзотерика

Я kindly прошу тебя пока
Ты оставь меня наедине с собой
Пока идет слова и пишется строка
Оставь меня, мой "boy" часов
Закрой меня ты на засов
Я выпью чаю крепкого за сов
Пакетик не вынимать
Твою ты ж мать!
Не беспокой, не стой за дверью там, не пой
Как соловей, не знающий словей

не показывайте меня врачам,
они отнесут меня палачам
не отрезать того, чего нет на моих плечах
не отрезать того, что болит у меня в потроХАХ-ха-ха-хах-ха-ха-хах-ха-ха-хах!

Мертвец без сердца и души
Бродит ночью по лесной глуши,
Отвергнутый сырой землёй
Поспоривший с судьбой.

Для всех мерзкое существо,
Как ему не повезло,
Что даже презирает свет,
Но обратной дороги нет.

Облика своего обратно не вернуть,
В том всей трагедии суть,
Что больше ему навеки
Закрыты мира иного реки.

Что хотел этим сказать?
Что жизнью способен управлять?
Что смел, раз из лап смерти на свободу
Вырвался, не зная броду?

Безразлично, что имел в виду,
Когда насылать он начинал беду
На себя в лице мира всего,
Кара вскоре настигла его.

Люд вблизи разбегается вон,
Наносит без касания урон
И проводит странный ритуал,
Крестьянин как однажды сказал.

Дикой охоты вокруг бушует огонь,
Везде, где землю не тронь,
Голову отрезать готовы
За пресловутые злоты.

Раньше он человеком был,
Потом его след простыл,
Остался глубоким следом бич —
Теперь отныне это лич.

Снова сумраком объяты,
Улицы ночной Москвы.
Блещут серебром заката,
Патриаршие пруды.
Вечна майская тревога,
В ожидании дождя.
Ночь и лунная дорога,
Страх наводят на дитя!
Судный час! На троне Воланд.
Ночь в объятьях Сатаны!
Погрузился старый город,
В чары мистики и тьмы!
Только Мастер с Маргаритой,
Вновь летают над Москвой,
В поисках любви забытой,
Не найдя души покой…
Бегемот снуёт по крышам.
Спит в квартире Берлиоз
И зловещее затишье,
В ожиданье майских гроз…
Страх исподний искушает,
Красотою наготы -
Гелла музой соблазняет,
На балу у Сатаны!
Масло, пролито под ноги;
Так закончен вечный Рай!
С головою у дороги,
Кровь и Аннушкин трамвай!
Смерть и зло не знают тлена,
Потеряв былой покой.
Могут вырваться из плена,
И зажечь в ночи огонь…
Тайны зла покрыты прахом,
В чарах мистики и тьмы!
Да, нашел в Москве Булгаков,
Патриаршие пруды…

Кто-то двери захлопнул, закрыл,
И стало так тесно!
Молчанье повисло, воздух остыл:
Мрачное место.
Мы оказались в ловушке и заперты,
Стены сомкнулись.
От вероломства замкнутых контуров
Все будто рехнулись.
Каждый хотел прикоснуться к стене,
Потрогать замки.
Каждый с досады бил по стене –
В кровь кулаки.
Кто-то начал мерить углы,
Дивясь прямоте;
Кто-то не вынес такой прямоты -
Здесь в тесноте.
Мы бились, метались в закрытые двери
Как птицы по клетке.
Разбили лбы в глухом суеверии
И русской рулетке...
Минуты шли долго, совсем не спеша.
Люди томились.
В испуге истошно кричала душа:
«Двери закрылись!»
И кто-то вдруг тихо, спокойно сказал:
«Это все тщетно».
«Возможно, так надо»,- другой отвечал,
Такой... неприметный.

Сквозь щели дверного проёма
Свет ярко настойчиво бил.
За дверью играла природа.
Ветер резвился…
что есть сил…

Скрываясь от мирских погибельных сует,
Без страхов и надежд в горах буддист отшельник,
Пытаясь снять с себя грехов стальной ошейник,
Семь скучных долгих лет искал нирваны свет.

Отрёкшись от всего что дорого и мило:
От дружбы и любви и чувственных утех,
Избавившись от всех препятствий и помех,
Забыв про мир людей и всё что раньше было,

Протоптанной тропой великих бодхисатв
Отшельник к свету шёл, к свободе и покою.
Направив разум свой на цель стальной стрелою,
Вложив в неё свой дух, но так и не попав,

С могучих древних гор вернулся в город к людям
И в мире суеты, страданий и забот,
Пройдя сквозь жар страстей и расставаний лёд
И радость и беду, в переплетеньи судеб

Обрёл он наконец и счастье и покой
Которые искал, к которым так стремился.
И безграничный свет душе его открылся.
Нирваны чистый свет заполнил всё собой.

Конец Концептуального Концерта:
Земной поклон участников оркестра
Пустому залу, где аплодисменты.
И даже кто-то кинул тухлый помидор.

Упав близ одинокого букета,
Как в самой странной строчке у поэта,
Что верно целый сборник комплиментов,
Сровнял вновь в миг оценку мнений масс на ноль.

А все из-за одной струны на инструменте,
Что средь смычковых сольного дуэта,
В точь пред антрактов, в центре, что на вечность,
Нарочно разорвал артиста перебор.

Но если очень точно или честно:
С нот первых музыкального процесса,
Как только повод дали интересу,
Фальшивил вскользь охрипший нежно баритон.

Ошибок вовсе и не счесть, Поверьте!
Однако тем прекраснее та пьеса!
И то лишь репетиция вдовесок,
Коль надобно Вам аккурат сначала!

Теперь по строчкам снизу вверх ;-)

Лондон, Англия. Середина XX века. Октябрь, 1964 год.
Это было туманное октябрьское утро. Я как обычно вышел из дома и сел в свою машину. Взглянув на свое отражение в зеркале и стряхнув с усов крошку тоста после завтрака, и, проверив наличие водительского удостоверения в кармане пиджака, я завел мотор кэба и поехал по улице Квин Гейт в поисках очередного пассажира. За окном мелькали затуманенные здания. Мелкий дождь застучал по переднему стеклу машины. Капли стекали в хаотично порядке. Я частично поглядывал на сползающие дождинки, пока не увидел на тротуаре человека, ловящего кэб.
Подъехав к месту, я увидел светловолосую девушку. На ней было коричневое пальто, белый берет. Она села на заднее сидение, поставив мокрый зонт в багаж рядом со мной. Взглянув на отражение ее недоуменного лица в зеркале, я кивнул головой в знак приветствия.
«Здравствуйте, мистер Купер», - вполголоса поздоровалась со мной девушка, прочитав мое имя на листке бумаги, прикрепленной к спинке водительского сидения. «Наверное, это моя последняя поездка, - прошептала она, нервно теребя в руках белый платок, - позвольте мне исповедоваться перед вами».
Кивнув ее отражению в зеркале, девушка начала свою историю…
«Мое имя - Ванесса Белита Чарльтон. Мне 26 лет. Всю свою юношескую жизнь я прожила в Лондоне в обычной семье. У меня было много друзей, знакомых. Я много путешествовала по миру, объездила множество городов, никогда ни на что не жаловалась. Родители меня любили. Окончив среднюю школу, я поступила в Оксфорд. Окончив учебу в университете, устроилась на работу психологом, где и познакомилась со своим пациентом Ричардом. Первые два года мы жили душа в душу, все у нас было замечательно: романтика, забота, поддержка. Это продолжалось до тех пор, пока я не забеременела. Эта новость ему не понравилась, и он начал уговаривать меня сделать аборт, так как к детям еще не готов. Я отказалась, потому что очень хотела этого ребенка. Тогда он начал меня избивать. Сначала были просто пинки, подзатыльники, затем Ричард стал жёстче и изощренней. Он стал бить меня тем, что попадётся под руку, привязывать к батареям, кровати. А потом я потеряла ребёнка. После этого пытки прекратились. Видимо, он дождался того, чего хотел. Но я уже не могла быть с ним, тогда и ушла. Несколько месяцев я была в депрессии. Никого к себе не подпускала, даже родителей. Меня уговаривали написать на него заявление в полицию. Но я не стала этого делать, о чем позже пожалела. Он пришел ко мне незаметно ночью чуть больше месяца назад. Как раз в это время готовилась ко сну. Я не успела никак среагировать, как он налетел на меня и начал душить подушкой. Я чудом вырвалась и побежала в полицию. Меня кое-как успокоили и попросили описать все, что произошло. После этого я снова долго не могла оправиться. И спустя 40 дней с того случая, мне пришла телеграмма от незнакомого отправителя. В письме было написано о том, что мое время пришло, и я заслужила отправления в белый дом. До сих пор мне непонятно значение этих слов. Но я всё-таки решила взять такси и отправиться туда. Так я и оказалась здесь".
К концу ее истории, мы уже подъезжали к белому зданию. Строение в огромное количество этажей внушало какое-то доверие. Его окружала каменистая ограда. Кругом царила тишина. Из окон сквозь туман виднелся свет. Дверь с позолоченной обивкой была метра три в высоту. Мисс Чарльтон смотрела в окно с каким-то радостным блеском в глазах. Она поблагодарила меня за то, что я довёз ее и выслушал. Вышла из машины, забрала свой зонт и направилась ко входу в здание. Я немного постоял, глядя ей вслед. Скрывшись за дверью, я завел мотор и поехал домой.

Я приехал домой, переоделся, заварил кофе и уселся в кресло-качалку со свежим выпуском газеты «The London Gazette». Читая статьи, в мои мысли вторглась история жизни мисс Чарльтон. Вся ее жизнь была прекрасной, чем же она так заслужила этот случай с Ричардом? Насколько нужно быть уродом, во всех смыслах этого слова, чтобы так издеваться над своей девушкой, которая всего лишь хотела счастья, семьи, ребёнка. Я не могу ничего сказать о нем, потому что не знаю о его жизни в детстве, в юности. Есть вероятность того, что когда-то давно его пытались подчинить себе, чтоб он был словно собачкой на поводке. Это отложилось на его психике, ведь не зря он обращался к психологу. Встретив Ванессу он наверняка думал, что сможет оправится, забыть о прошлом. Все время отношений он считал ее своей собственностью, сам того не осознавая. Узнав, что будет ребёнок, в его голове что-то переключилось, и он понял, что если не избавиться от малыша, то Ванесса будет уделять больше внимания точно не самому Ричарду. Его психика снова нарушилась, когда девушка отказалась делать аборт. Возможно, именно поэтому он начал избивать ее, этим травмируя ее нервы и психику, чтоб случился выкидыш. Зачем он пришел к ней ночью и начал душить? Он понял, что натворил, что теперь она не его собственность, и, когда-нибудь в будущем, она сможет быть с кем-то еще, кроме него. Как говорится: «Не доставайся же ты тогда никому».
Эту ночь я спал плохо. Стоило закрыть глаза, как я снова и снова участвовал в жизни Ванесса, будучи в ее облике, проходил все ее тяжкие дни, начиная с того момента, как она забеременела. Это было жутко. Уснуть удалось лишь под утро, когда мой организм окончательно утомился.
Проснулся я уже вечером в 6 часу. За окном смеркалось. Мне нельзя было оставаться дома. Я быстро вскочил с кровати, перекусил сэндвичем с сыром и ветчиной и поспешил выйти из дома. Усевшись в кэб я поехал по улицам Лондона. Сегодняшним пассажиром стал дед лет 70 на вид. На нем было серое пальто, коричневый портфель в одной руке и трость в другой. Я вышел из машины и помог ему сесть. Свой багаж он решил оставить при себе. Он выглядел очень напуганным. То и дело поглядывал на часы, озирался по сторонам, будто кого-то искал? Я спросил его взглядом, приподняв левую бровь, мол, что случилось?
«Все в порядке, спасибо, что помогли мне сесть. Я Клавесин Бернард Флоренс, - представился мужчина, - а Вы?»
Жестом руки я показал ему на заднюю часть спинки моего сидения. Тот, посмотрев на меня, выразил недоумение. Я остановился. Вышел из машины, открыл заднюю дверь и увидел, что бумага отлепилась от спинки. Подняв ее с пола и повесив обратно, дед, наконец, смог прочитать мое имя.
«Прошу прощения, Мистер Купер, я не мог подумать о том, что вы немы, - извинился он, виновато опустив голову, - вероятно, вам тяжело перевозить пассажиров, вы не можете им что-то сказать.»
После услышанного, я немного взгрустнул. Действительно, тяжело. Хочется так много всего сказать: подбодрить, утешить или же просто что-то спросить или уточнить. Уж лучше так, чем совсем никак.
«Я не знаю зачем и почему, но я должен вам открыться и кое-что рассказать,» - все также в недоумении сказал он, уставившись на меня в ожидании ответа. Я кивнул, и мистер Флоренс продолжил.
«Я родился и вырос в благополучной семьи в Британии в тихом и спокойном районе. Вся моя жизнь была полна творчества и приключений. После окончания школы, родители отправили меня в академию искусств, узнав о моих творческих способностях в игре на скрипке. Получив образование и тысячи рукопожатий и объятий от коллектива данного заведения, я решил отправиться в Лондон. Первое время зарабатывал деньги, играя на бульварах, вокзалах. Это происходило до тех пор, пока меня не заметил один мужчина. Разговорившись с ним, он предложил мне выступать в его же театре за очень хорошую сумму денег. Я не мог отказаться. Придя на следующий день в этот театр, я узнал имя этого замечательного человека, которому я благодарен всю свою жизнь – Фредерик Эдвард Стоун. На своём первом выступлении я познакомился с Элизабет - самой прекрасной дамой на свете. В этом театре она исполняла оперы и арии играя в мюзиклах. Ее чудесный голос покорил меня. Спустя несколько лет она стала моей женой. У нас появились двое детей – Джулия и Маргарет. Затем внуки. Я был счастлив как никогда. Но полгода назад ее не стало. Сердечный приступ. Тогда я слег. Не мог смириться с ее смертью. Дети навещали меня, а затем и вовсе забыли обо мне. Вчера мне пришло письмо – приглашение в белый дом. Я весьма удивился. Впервые слышу о таком месте. Там был лишь адрес. Ни имени отправителя, ни марок – ничего. Любопытство побороло меня и я решил туда отправиться.»
К концу его рассказа мы уже стояли у ограды белого дома. В глазах Клавесина появился блеск.
«Так вот какой он, этот белый дом. Ну что ж, Джеймс Купер, нам пора прощаться. Надеюсь, что мы еще с вами когда-нибудь увидимся,» - улыбаясь сказал он, взяв под мышку свой портфель.
Я вышел из машины, чтоб помочь ему выбраться. Я не смог не реагировать на его улыбку и уголки моих губ сами поползли вверх. Клавесин похлопал меня по плечу, пожелал удачи и ушел в здание. Когда дверь медленно закрылась, я сел в машину и поехал дальше, выискивая нового пассажира.
Через несколько часов езды по городу, я встретил молодого человека, который ловил такси. Он стоял возле ларька с газетами. Его взгляд был спокоен, лицо словно окаменелое. Я не успел разглядеть его одежду, так как юноша сразу же сел в машину.
«Здравствуйте, я Уэс Кристофер Гиббенс. Скажите мне, а что это за красный дом?» – с обеспокоенностью в голосе спросил мистер Гиббенс.
В ответ я лишь пожал плечами, потому что действительно не знал. Мне еще не удавалось там побывать.
«Что-то меня заставляет вам раскаяться. Я прямо чувствую, что должен это сделать. Мне очень больно об этом говорить, но только так я смог получить свободу. Вы позволите мне все рассказать?» - спросил молодой человек и, не дожидаясь моего ответа, начал свою историю:
«Мне 23 года. Родился и вырос в малообеспеченной семье. Мои родители постоянно выпивали, ругались, употребляли наркотики. Мне всегда от них доставалось. Просто так, просто им так хотелось. Они избивали меня как могли и чем могли, наверное, им это нравилось. Я закончил школу. Там мне было тяжело, ведь я был изгоем. Надо мной смеялись, также издевались. Я всю жизнь стыдился себя. Ходил в лохмотьях, всегда в синяках. Иногда не было сих встать с постели, но тогда меня били из-за того, что я такой немощный. Поэтому старался быть сильнее, держался как только мог. После школы я пошел в колледж. Там было проще, но домашние избиения продолжались. В 19 лет я не выдержал и… зарезал их обоих ночью… Затем сбежал. Боже, как я только смог на это пойти, до сих пор не понимаю. Но я обрёл свободу. Больше никто не трогал меня. Учебу я забросил, пошел работать на стройку в бригаду, где подсел на наркотики. Через год я познакомился с Самантой. Мы с ней случайно столкнулись на рынке. Все продукты, что были у нее в руках посыпались. До сих пор помню, как мы смеясь собирали укатившиеся мандарины. Спустя какое-то время мы начали совместную жизнь. Всё у нас было нормально, но я не мог избавиться от зависимости. Мы начали ссориться. И я ее ударил. Это произошло случайно. Я сам такого не ожидал. Я увидел слезы в ее глазах. Она выбежала из дома. Я не смог ее догнать. Затем она пропала. Месяц назад я подхватил холеру. Меня мучили галлюцинации. Мучила совесть. С каждым днем мне становилось все хуже и хуже. А вчера вдруг все прошло. Просто ушел недуг. Тогда я и получил это письмо, в котором было написано о красном доме. Имени отправителя не было. Неизвестный написал лишь два слова «Тебя ждут». Не могу выкинуть их из головы, я не понимаю, что это значит. И зачем-то я решил туда отправиться. Даже не я решил, а кто-то. Этот кто-то начал словно управлять моими мыслями, действиями. Я думал, что может Вы знаете об этом доме. Меня все это очень пугает».
Мы остановились возле нужного места. На несколько метров подальше. Потому что это место выглядело пугающе. Высокое красное здание. Без окон. Лишь одна железная дверь. Его окружала ограда метра два в высоту с заострёнными концами. Юноша напрягся. В его глазах поселился страх. Я лишь сочувственно опустил голову. Он вышел из машины и отправился к двери, не отводя от нее взгляда. Когда мистер Гиббенс скрылся за дверью, то я услышал душераздирающий крик, и поспешил поскорее уехать из этого места.

Лишь только восток заиграл на рассвете
У моря команда друзей собралась.
И сила природы сквозь толщу столетий
С дыханием моря неслышно слилась.

Размеренный шум голубого прибоя
Слегка холодит увлажнённый песок…
И с неба на них сходит что-то такое,
Что дать может только, наверное, Бог.

Покой и нирвана… Окрепшие души
Готовы взлететь с озарённой земли.
И бликами солнца как сонмом жемчужин
Сверкнуть на прощанье в прозрачной дали.

Восход равномерно сиял, разрастаясь.
Вбирала в себя благосветье земля.
И словно скульптуры на пляже стояли
В лучах золотых молодые тела.

Счастливый миг безмолвного сиянья
Космической таинственной любви…
И вот уже вселенское лобзанье
Коснулась лона вздрогнувшей земли.
…
Затихнет в душах метеорный сполох.
И рана зарастёт густой травой.
Но где-то в недрах дремлющий осколок
Хранит до срока ген свой неземной.

Зашторены шторы, закрытые окна
Никто не увидит
Не попадёт солнце больше,
И лишь только ночью
Ты видишь сиянье,
Луны бледноликой
Ты ощущаешь дыханье.
Ветер - твой друг
Тишина - как сестра.
Века пробегут, а ты будешь одна
И пускай красота, вечно будет с тобой,
Но не осветит её, солнца луч золотой.
И сбежит по щеке, твоей бледной, слеза
Не увидишь родных и не увидят тебя.
Ты ночное дитя, но для тебя жизнь ценней
Ты не убьёшь никого,
Хоть и пьёшь кровь людей.
Ты посмотришь в глаза
За собой поведешь, одурманишь слегка и отпустишь его.
Ты всё ищешь одно,
Что забрали у тебя,
Ты бессмертная да,
Ты застыла в веках!
Ты молодая всегда,
Но там где душа
У тебя пустота
Твоё сердце в броне
Из толстого льда
Не под силу его растопить
Никому, никогда!
Дитя ночи- нельзя!
Не вернуть ничего
С болью смотришь на мир
Распростертый у ног.
Озлобляешься ты, с каждым днем все сильнее
Для тебя все равно,
остановлено время
На века, навсегда
Ты Носферату!
И будешь одна...

Чей таинственный шёпот,
Слышишь ты за спиной?
Сегодня ты будешь жертвой
Она играет с тобой!

Время за полночь
Свеча тихо трещит
В комнате тихо,
Свет луны серебрист.

Дрогнет пламя свечи
И послышится вой
Круг из мела, тебе, не подарит покой.

Дикий хохот вокруг
Сводит с ума, а рассвета не видно
Кровавой стала луна
Тени плоть обретают
Всё надежды губя,
Сердце камнем застыло
Твоя гибель близка.

Словно в танце к тебе
Приближается смерть
Как мучительно долго
Не приходит рассвет

Первой ночью все слышали крик
Во вторую стал седой, как старик
Уже третью ночь, отчаянный вой
Перед рассветом она придёт за тобой...

Хочу Вам одну историю рассказать
О парне, любившем очень читать.
Настолько в это влюблён был он,
Что книгами завален весь его дом.

В гости, бывало, ты нагрянешь,
А стула лишнего не достанешь.
Сидеть на стопах книг гостям приходилось.
С самим однажды вот такое приключилось.

Ни с кем не общался
И близко сильно не сближался.
Держал по интересу он известному круг,
Ведь нужен иногда на минуту друг.

Случалось, вы знакомы лишь час,
А он прочёл давно Вас.
Все тайны и интриги ваши раскрыты,
Все страсти и драмы ваши пережиты.

Может, поэтому избегал общения других,
Чтобы не знать мыслей чужих.
Жил отшельником в мире книжном своём,
Только он наедине с книгой вдвоём.

Шли так недели, месяцы, года,
Ни на минуту отрываясь никогда.
Всю душу его захватило любимое дело,
Вся жизнь перед глазами строкой пролетела.

Однажды к нему я зашёл,
На месте обычном не нашёл.
На столе взору открылась раскрытая книга,
Сплошь пылью которая вся давней покрыта.

Как не странно, ни заметки,
Не было даже рядом пометки.
В книге только пустых страниц череда,
Такая утром там приключилась история та.

Потом его не видел никто,
Сам уже не помню лицо.
Вот всё, что могу я сказать
О парне том, любившем очень читать.

Повстречались на тропочке узкой,
Я была в фиолетовой блузке,
Он любил меня по-французски,
Приходил с коньяком без закуски!

Ненавязчиво, робко, но страстно,
С ударением на ноте прекрасной,
Рисовал он по дереву маслом,
Мне казался совсем безопасным!

Как доверчивый, ласковый зверь,
Каждым утром нёс кофе в постель,
Забывал помолоть его он
И поставить потом на огонь!

Просыпался обычно влюбленным
И как барышня, меланхольным,
Разговаривал тихо и мало,
Повторяя все фразы сначала!

Он любил меня по-французски,
Ну,а мне захотелось по-русски!
И сегодня зашел в ложе голый
Он француженкой однополой!

Мы с тобою избушку слепили,
Из дубовых сухих обручей,
Великолепием осветили
Восходящего солнца лучей!

Ветерочек бродяга — романтик
Перестал на пригорке шалить,
Осень милый, оранжевый бантик
Поспешила ему прилепить!

Вчетвером в уникальном квартете,
Пели песни о радужном лете,
То тихо - друг другу на ушко,
То так, что качалась избушка!

Среди них я была самой шумной,
Из листочков в осенних ,нарядах,
От любви твоей полоумной,
Сумасшедшей растрёпой кудрявой!

Уже солнце стояло в зените,
На крутом повороте событий,
Лицом осень к зиме повернулась,
Я в своей колыбели проснулась!

У тихой пристани моей
Который год, который век
Поток беспечных тихих дней
И замедляет время бег,
А жизнь спокойно, не спеша
Течёт неведомо куда.
Не оставляет ни следа
Неторопливый лёгкий шаг
Моих безоблачных минут.
Моя судьба – глубокий пруд
С кристально чистою водой.
В судьбе моей царит покой
Над беззаботной головой

Ни чёрных туч, ни облаков,
Ни дуновенья ветерка,
На протяжении веков
Жизнь бесконечна и легка.
Не помню: сколько так живу,
Была ли жизнь моя другой –
Была ли бурною рекой,
Не помню первую главу
Своей безоблачной судьбы –
Тишайшей жизни без борьбы
И без тревог и суеты
И без любви и без вражды.
В беспечной памяти сады

Воспоминаний лишь о том,
Какой в судьбе моей уют.
Лишь о покое, лишь о нём.
И эти образы растут,
Заполнив память всю собой,
А я по жизни не иду –
Парю, зевая на ходу.
Лишь мысль одна меня порой
Тревожит всё же иногда,
Что гладь судьбы моей пруда,
И что блаженный мой покой,
Такой уютный и родной –
Не жизнь, а долгий звук пустой.

За терновыми кустами,
ядовитыми цветами
Замок мой стоит в глуши,
никого там, ни души

Есть там комната одна,
я сейчас иду туда
Книги, колбочки и зелья,
всё для страшного ученья

Будешь ты мой ученик,
хоть ещё и не велик
Вместе будем колдовать,
разрушать, уничтожать

Через тысячи веков
черной станет наша кровь.

День закончен, свет погас
Никого здесь, кроме нас
Пентаграмма на стене
Крики мертвых вдалеке

Полная сейчас луна
Нас зомбирует она
Подставляя крылья ветру
Полетаем до рассвета

Снова режутся клыки
Кровушки хотят они
Утолим мы эту жажду
И опять в гробы, до завтра

А когда всё надоест
Сами выйдем на рассвет
Горсткой пепла станет плоть
Что пила чужую кровь

Мрак и сырость в лесу, воют волки
И в пруду лежит, чей то труп
Облик грозный в лесу, возле ёлки
Голоса меня в замок зовут

Лунный свет и ночная прохлада
Не украсят безумный пейзаж
Голоса! От меня, что вам надо?
Чем украшу там праздник я ваш?

Но блеснули во мгле три кинжала
И ударили в спину мою
Сатанистов я жертвою стала
У могилы своей я стою

Сумасшедший ангел падает и плачет
Путь его небесный болью обозначен
Скоро он узнает бескрайности простора
И вдохнёт с лихвою солёный воздух моря

Но любви не будет на его дороге
Лишь тоска немая встанет на пороге
Хлынут сверху капли горячей пожара
Слёзы с неба капнут, так кому-то надо

Сколько будет капель, столько было горя
И погибнет ангел у прибрежья моря
А за ним на землю падают другие
Ангелы беспечные, ангелы немые