Циклы стихов

Ванькина Щука.!


Полем белым
Белым полем
Мчится Ванечка---Емеля, в печи!

Уголёк горит в печи,
Разгорается пламенем
Любви ,полюбил Иван-Емеля
Царевну ,и стремится к ней,в
Печи!!!

Как хорошо поверить,и
Награду получить , а печка
Будто бы привал или
Лифт нынешних сетей социальной сферы!!!

Вот Иван жадным не был
Просто однажды верил
, и за это в полночь
Сеть им помогла ,---
развести
Такое поле, где один не воин!!!!

В знак широкого жеста, нашего Емелю -Иваном все ,величают !!!

* * *
Когда Отец швырнул тебя на камни,
Еще не наделенного дыханьем,
Он проверял на прочность наши ткани,
Он проверял готовность для закланья.

И, детских лет в раю почти не помня,
Ты дни свои заботами заполнил:
Учился зажигать костры от молний
И украшать рисунками жилье.
Твой скот стократно Пастырь преумножил –
Чтоб выбирал ты меж земным и божьим.
И проступали крылья из-под кожи,
Готовя пробуждение твое.

Когда в пустыню гнал тебя Владыка,
Ломалась твердь от горестного крика;
Но мы – бойцы, от мала до велика,
Мы приняли смертельные дары,
Где самая далекая из станций –
Лишь первый шаг невиданного танца;
Где воля – просто способ разобраться
В соотношеньях долга и игры.

Среди светил ты проложил дороги –
И постепенно постигал в тревоге,
Что ты не бог, а лишь один из многих;
Как свет не вечен, не надежен кров;
Как искушает снова стать бесплотным,
Как иссушает, делает бесплодным
Мышленье в категориях миров.

Безбедная бесцельная нирвана
Не заслонила проклятые страны.
Прощенный грех, заслуженная манна –
Как примешь их, не опуская глаз?
Дары ушли – песчинками меж пальцев,
Соблазнами для юношей и старцев.
А мы смогли суровыми остаться,
Когда Любовь испытывала нас.

* * *
Белый снежок – на черную землю,
Белые кости – в черную землю,
Белый мрамор – сквозь черную землю,
Чтобы земля породила зелень.
Белые лилии – в черных озерах,
Белые рыбы – в черных озерах,
Белые звезды – в черных озерах,
Ибо земля породила зерна.
Белые храмы – в черное небо,
Белые руки – в черное небо,
Белые крылья – в черное небо,
Чтобы хватало воды и хлеба.

Белеет парус, чернеет море –
Бежим от глада в объятья мора.
Добыв сокровища из гробницы,
Печать греха унесли на лицах.

Но в Судный день, в неизвестном году,
Ослепив глаза и смутив умы,
Нас белые ангелы уведут
С пира во время чумы.

* * *
Не больно-то ученые, не слишком-то бесстрашные,
Мы одевались в черное в своих многоэтажках.
Мечтатели никчемные, наследники нечуткие;
Мы одевались в черное и не ложились сутками.
Далекие от святости и далеко не гении,
Мы одевались в черное по моде поколения.

Сознаньем обреченности порой донельзя гордые,
Мы одевались в черное, чтоб раствориться в городе.
Сценически-подчеркнуто – а может, так и правильно? –
Мы одевались в черное, как полагалось в трауре.

Кто с чаками, кто с четками – с голов вставали на ноги.
Мы одевались в черное. А грезили – о радуге.

* * *
Дай бог нам прорастать сквозь нашу правоту
Как травы – сквозь гранитную плиту.
Дай бог нам восемь жил – с терпением осла
Нести долги, которым несть числа.
Дай бог нам немоты, покуда ищем путь –
Так просто ненароком обмануть...
Дай бог нам сохранить до самого конца
Не крылья, но бесстрашие птенца.

Дай бог не прятать глаз перед Тобой сейчас.

И пусть забудут нас.


* * *
В бледном свете витрин танцевали они,
Витражи разбивая локтями.
По ночному шоссе проносились огни,
В мутных лужах сплетаясь сетями.
Кто-то темный тянул эту желтую сеть,
В сетке билась луна золотая.
Я люблю этот мир, обреченный на смерть,
И прорехи на небе латаю.

В желтом свете свечей напивались они
Под напев батарей отопленья,
И сжигали стихи, оставаясь одни,
Как мосты, как следы преступленья.
Рвутся Слово сказать – произносят «Не сметь!»
И угрюмо на лестницах курят.
Я люблю этот мир, обреченный на смерть,
Как снежинка влюбляется в бурю.

Винно-водочной тары зеленый витраж
В темноте притаился, как ящер.
Здесь привыкли мираж громоздить на мираж,
А мечтать о другом – настоящем.
И когда они спьяну пытаются петь,
Воронье собирается в стаи...
Я люблю этот мир, обреченный на смерть.
Потому и во сне не летаю.

* * *
Водянистую акварель вашей печали
От весенней воды укрыл наш плексиглас.
Воплощается ваш обет – в синей печати,
Чтобы стать в нехороший день мукой для глаз.
Ваши алые паруса ветер не тронет,
Если воздух не всколыхнёт наш ураган.
Вашей честности в мелочах – место на троне,
Оскорбителен для неё наш балаган.
Ваша радость вопьётся в лист, как повилика,
Презирая подземный труд наших корней.
Ваша дохлая доброта с лаковым ликом
Поцарапана об углы наших камней.
Если сможем напомнить вам времечко оно –
Остаются от ваших бед мыльные пузыри.
Ваши утренние круги по стадиону
Совершаются под бичом нашей зари.
…Пусть же светятся без помех – туч или смога, –
Ваши звёздочки в черноте наших небес.
А различий у "нас" и у "вас" – лишь на полслога,
И не видно погранзастав в Поле Чудес…

* * *
Вечерами, когда луна повисает багровым шаром,
Нет-нет да и померещится деревенскому дураку:
Бледно-призрачный конь по Вселенной плетется шагом:
Ни к чему торопиться равнодушному седоку.
И летят под копыта лепестки одичавших вишен,
И смолкают навеки то девочка, то старик.
Битву с этим врагом для себя приберег Всевышний:
Даже самый отважный перед Смертью не устоит.
А дурак – он дурак и есть: ни забыть, ни сказать не может;
Он седлает прутик и скачет наперерез...
И в конце времен он окажется в войске Божьем,
Даст ему ничтожный, но решающий перевес!
А наутро дурень на погосте роняет слюни
На коленях стоя перед чьим-то кривым крестом:
– Извини, Господь, мне опять помешали люди,
Поломали лошадь и силком затащили в дом...


* * *
...Ну вот и первый снег – разваренная пшенка,
Остывшая, да так, что куры не клюют.
Асфальт покрыт водой, как шкурка лягушонка.
Осенняя тоска. Осенний неуют.
Забраться на окно в промозглом коридоре,
Надолго отложить десяток нужных дел,
Смотреть на грязный пол – и вспоминать о море,
Которому пророк раздвинуться велел.
Легко пророком быть под солнышком Ливана,
А здесь небесный свет попробуй улови!
...Ну вот и первый снег – пародия на манну;
Еще один урок терпенья и любви.

* * *
Когда Отец пришлет по наши души,
Мы смоем грим и в зале свет потушим.
Мы снова обещания нарушим
И не вернемся вовремя домой.
Поймем себя, ошибки подытожив,
Простим врагов, и навсегда отложим
Укоры тем, кто нам всего дороже.
А время будет мчаться по прямой.
Свою тоску доверив бездорожью,
Мы просто исполняли волю Божью.
И обернулась величайшей ложью
Поэзия от первого лица.
По сути дела, нам гордиться нечем:
Что пламя зажигают наши речи,
Что тяжесть крыльев распрямляет плечи –
Естественно для воинов Творца.
Под серыми от смога небесами
Свою судьбу мы набело писали.
Наш мир не избалован чудесами,
Но нам благодарить не надоест
За призрак ивы в озере тумана
И за котенка в уголке дивана,
За блеск и черноту обсидиана,
За луч клинка и за крылатый крест.

==Песенка сильфиды==
Пыль смету с твоих книжных полок,
Всколыхну сигаретный дым;
А лазурный небесный полог
Защитит от любой беды.
Я незваной ворвусь, как ветер
И тебя научу дышать;
А захочешь ли ты ответить –
Урагану за нас решать!
Если ради другой кого-то
Тихо дудочка запоет –
Я растаю высокой нотой
С благодарностью за полет.
Hу а станешь моим героем –
Hезатейливый наш роман
От завистливых глаз укроет
Синеватый ночной туман.

==Болеро саламандры==
Твоя любовь – огонь во льду,
А я – как льдинка в пламени.
На свечку дунь – и я уйду,
Останусь только в памяти.
Твоя любовь – огонь в огне,
Судьба на угли брошена;
А я горю, как свет в окне,
Нежданный и непрошеный.
Твоя любовь – не для меня,
Но только так и правильно:
Ты – кровь и плоть, я – дух огня,
Я дочь теней и пламени.
Твоя любовь оставит след
Лучом на лике вечности.
Мою же каждый, кто не слеп,
Заметит этим вечером.

==Романс ундины==
Поперек реки, над водой рябой
Тропка лунная пробежит...
Умоли меня быть твоей рабой,
Королевой стать прикажи!
Hаучила ночь не смотреть назад,
Hаучил рассвет не бояться снов.
Hе могу тебя дорогим назвать,
Чтобы не устать от дешевых слов.
По дорожке лунной пройдем с тобой –
И опять твой путь в стороне лежит...
Умоли меня быть твоей рабой,
Королевой стать прикажи!

==Молчание кобольдов==
В подгорной тьме слышней музЫка сфер.
Чем петь одно и то же раз за разом –
Прочти руками скрытое от глаза,
Сердечный ритм с теченьем лавы сверь.
Для тайн и зла смертелен яркий свет.
Зажги фонарь. Не жалко даже тайны –
Но пусть вода останется кристальной,
А воздух будет синеват и свеж.
Ты смертен – прах земной и соль земли.
Но камнем с камнем выстроятся прочно,
Когда соленый пот впитает почва,
А дух звездой засветится вдали.

==Пятый элемент==
Звездные братья, чем мы оплатим
Наших красавиц планы и платья?
Плачем ли, плахой ли, ржавыми латами?
Плавятся в пламени злато и платина.
Воды смывают краску и дамбы,
Время на ветре летит над лугами.
Чем мы заплатим, сэры и дамы,
Раз уж внезапно стали богами?

==Zrínyi Gyorgy / Juraj Zrinski==
==Csáktornya / Čakovec, nov. 1566==
Разверзлись хляби, все дороги в кашу.
И я, и лошадь – по уши в грязи.
Стервятники не сеют и не пашут.
Небесным птицам голод не грозит.
К весне земля свои залечит раны,
А до людей Творцу и дела нет.
Домой уходит войско Сулеймана.
И снова заселяется Сигет.

Проклятье мне, что был послушным сыном
И не посмел приказом пренебречь!
Но вы где были, ангельские силы?
Наверно, тоже охраняли Беч?..
Ни помощи, ни чуда. Ни отмщенья.
Как ни молись, пуста Его ладонь.
Не стоит утешать меня, священник:
Ведь стыд – не дым... не греческий огонь.
Я не был там.
Я крепко сплю ночами.
Мне восемнадцать.
Жизнь берет свое.
За старшего в роду.
Не до печали.
Вот только дождь... и это воронье!..


==Cserenko Ferenc / Franjo Črnko, ==
==Csáktornya/ Čakovec, nov. 1566 ==
(СВИДЕТЕЛЬ. Этим, в общем-то, все сказано.)

______Что помню – напишу, как Вы велите,
______Ни словом, ни полсловом не приврав.
______В свой час Вы тоже станете великим.
______А я
______привыкну
______говорить Вам
______«Граф».

...
– Постойте, ваша светлость! Там опасно!
– Мне что – зарыться в пепел в очаге?!
(С трудом, но удержался от соблазна
Дать оплеуху верному слуге.)
...
Весь день в седле. Вечерняя поверка.
Беседа с пленным... Дома он другой:
– Не плачь по волосам, дружище Ферко!
И чтоб без шлема в город – ни ногой!
...
Он ждет гонцов. Клянет сухое лето.
Все чаще ищет крестик на груди.
– Вздремнуть бы вам...
Придвинул пистолеты.
– Кончай скулить. Почисть и заряди.
...
– Какое сентября у нас?
– Седьмое.
– Итак, султан не выиграл войну.
Даст бог, сынок – прорвемся! Кровью смоем
С лица страны турецкую луну!
А пушки в стену бьют, как адский молот.
Пожар – и ни дождинки, как назло.
– Стакан вина?
– Глоток.
(Уже не молод.
Поблажка телу, чтоб не подвело.)
...
Он не подарок, граф Никола Шубич.
Молись, мулла! Бледнеет горизонт.
На мост, на смерть (на жизнь – чем черт не шутит?)
Выходит поредевший гарнизон.

КОНТЕКСТ
Имена и названия даны латиницей для облегчения поисков, в двух вариантах, где они имеются. В венгерском алфавите означает очень мягкое «д», «cs» – «ч», и весьма непривычно: «s» – «ш», «sz» – «c».
Гласный «ö» звучит как «ё» в Кёльн (а не как в «ёлка»). Хорватское Č соответствует Ч в кириллице, Š – Ш, а С – букве Ц.

В сентябре 1520 г. на трон Порты сел Сулейман I – «Законник» или «Великолепный», хотя «Завоеватель» было б точней. Меньше года понадобилось, чтобы собрать армию и взять Нандофехервар (он же Белград). Пять лет спустя, 29 августа 1526 г., произошла битва под Мохачем, трагичная для Венгрии и по потерям, и по последствиям: кусок территории оказался под властью османов, а два выбранных по всем правилам короля, Фердинанд I и трансильванский воевода Szapolyai János, долго делили остальное.

Для Тёрёка Балинта осада Белграда стала боевым крещением, а под Мохачем он был телохранителем Лайоша II (наряду с Kállay János и Ráskay Gáspár). Потом служил Запольи, а после его вдове Изабелле. 29 (опять!) августа 1541 г. он сопровождал королеву с маленьким сыном в ставку Сулеймана, пришедшего «защитить права» Яноша Жигмунда Запольи. Отказался от весьма «жирного» предложения – принять мусульманство и стать пашой Буды, захвачен (какая такая дипломатическая неприкосновенность?!), и только в 1550 г. смерть освободила его из плена. А армия султана без боя вошла в Буду...

Керечини Ласло и Зрини Миклош защищали Вену в 1529 г. Может, даже встречались там – я не нашел упоминаний. В 1566 Керечиньи был комендантом крепости Дюла (девять недель в осаде, при более чем десятикратном численном превосходстве противника – это не абсолютный рекорд, но очень долго); Зрини защищал Сигетвар (36 дней, при еще худшем раскладе). Имперские войска стояли около города Györ, –неделя для конницы, даже с обозом – но осажденные крепости так и не дождались помощи. Тем обиднее: шанс выстоять был. В 1532 г. маленький Кёсег затормозил наступление на Вену, и осаду сняли как раз из-за приближения австрийской армии; в 1552 османы ни с чем ушли от стен Эгера; Дюла выдержала удар в 1556. Керечини и его преемник Марк Хорват получили баронские титулы за оборону Сигетвара в 1554-1556 гг.

В 1566 г. Сулейман, уже старый и очень больной, сам повел армию в последний свой поход. Эта часть истории стала популярна после турецкого сериала «Великолепный век» со всеми вытекающими из популярности последствиями ;)

Граф Зрини пережил султана на два дня*. А Керечини договорился с осаждающими, что горожанам и остатку гарнизона Дюлы (около 400 солдат) позволят уйти. «Общество», разумеется, тут же осудило «предателя». Фольклорное предание справедливее: турки пощадили их на условии, что сам капитан сдастся на милость Ибрагиму-паше. И Керечини подставляет руки под кандалы, зная, что будет казнен...

Алапи Гашпар – еще более неоднозначная персона. Вице-капитан Сигетвара. Уцелел, попал в плен, отпущен за выкуп, выбран баном Хорватии; «прославился», жестоко подавляя крестьянский бунт...
Зато Дёрдя, Юрая, сына Зрини Миклоша и Катарины Франкопан, не в чем упрекнуть. Поспособствовал организации первой на севере Хорватии типографии, дал Чаковцу права вольного города, брался за оружие, когда это было неизбежно; в свой срок продолжил род...

Кечкиш Дёрдь – вероятно, потомственный военный. В справочнике Magyarorság családai упоминается Kecskés Pál, командир крепости Варош, но без указания степени родства. В пьесе Моравца Левенте (исторически достоверной, насколько вообще возможно для пьесы) Дёрдь – хорват по матери и венгр по отцу. Привез в Сигет послание от имперского штаба, и выбрал – остаться...

Книга Черенко Ференца, Historia Sigethi totius Sclavoniae fortissimi propugnaculi, написана по просьбе Дёрдя Зрини (напечатана в 1568), и является не самым непредвзятым, зато самым полным описанием осады: Ференц, в качестве дворецкого графа Зрини, видел и знал много больше остальных.

-----------------------------------------------
* 5 и 7 сентября, в других источниках – 6 и 8, необъяснимый сдвиг.

===Marton-хронист. Szigetvár, 21 szept. 1566 ===
(Исторический прототип мной не вычислен. Источник – худ.лит.: Хуньяди Йозеф, «Капитан синих гор»)

Каково быть Самсоном, побритым под ноль,
Одиссеем, привязанным к мачте?..
Как сказать, что друзьям ни к чему наша боль,
Как сказать по-хорватски «Поплачьте»?
Каково раз за разом быть втоптанным в грязь,
Не умея вставать на колени?
По-венгерски шутя, по-немецки молясь,
На латыни – просить подкреплений?..
Как назвать, чтоб до самых печенок дошло
Тех, при штабе, не слышащих зова?
Помянув вавилонских строителей зло,
Вспоминаю турецкое слово...

Сера пала с небес, стало горьким вино,
И железом засеяны пашни.
Но и богу смешать языки не дано
Здесь, у рухнувшей Греческой башни.
Каково бессловесному зверю в силке?
В силу Слова по-прежнему веря –
Как сказать «отомстим» на родном языке,
Если месть не отменит потери?

==Kecskés Gyorgy, Szigetvár, 29 aug. 1566==
Раздвинь облака, загляни в наши лица!
Скажи нам всю правду, от этого легче…
Я знаю: стрелять – это способ молиться,
Хоть душу такая молитва не лечит.
Я грешен и слаб, но кому заступиться
За плачущих женщин, за пленных в Стамбуле?
Псалтирь мой – присяга, алтарь мой – бойница.
Я знаю, куда попадут мои пули.
Пока мне глаза не закроют рогожей,
Пока не закончится порох в подвале,
Я буду просить о возмездии, Боже!
Ты – знаешь... Тебя самого предавали.
Я знаю, что в жизни чудес не бывает,
Что здесь не останется камня на камне...
Скажи, а для тех, кто всю жизнь убивает,
За гробом – сражение длится веками?..

==Kerecsényi Lászlo, Gyula, szept. 1566==
...Он пьет, не пьянея, четвертые сутки;
Провел перекличку всех демонов ада.
Позора не выдержать в трезвом рассудке.
– Уходим?
– Уходим.
– Так надо?
– Так надо.

Подписан приказ, и расплавленным воском
Замаран твой перстень, сиявший так гордо...
И город открыт перед вражеским войском.
И даже не плюнешь предателю в морду!
А голос надежды обманчиво ласков:
Что толку стране от убитых героев?!
Даст бог – мы вернемся, без паники, Ласло!
И лев уступил бы осиному рою...

Он продал бы душу, и сверху добавил,
За дюжину пушек и тысячу ружей...
Когда за спиной малолетки да бабы –
Уходим, уходим... чтоб не было хуже.
Щербатые стены не сдержат удара.
Злорадство с презрением в лунном оскале...
Он принял бы пулю, как царский подарок.
Но глупые пули других отыскали.

Империя снова о нас позабыла.
Господь им судья... Доживем – не забуду!..
– Уходим?
– Уходим.
И сердце заныло,
Почти как при вести о взятии Буды.
Кувшин опустел и наполнился снова,
Да, видно, напиток ни к черту не годен:
Разит – рикошетом – всего только слово:
«Уходим – уходим – уходим – уходим...»

==Alapi Gáspár / Gašpar Alapić. ==
==Szigetvár, 6 szept. 1566==
При лунном свете белым, как сметана,
Становится пороховой туман.
И словно руки мертвого султана,
Ночной озноб ползет под доломан.
Я часовых бужу – и не ругаю:
Усталость валит с ног сильней вина.
А утром грянет пушка, и другая,
И новый штурм нахлынет, как волна...

А эти – молодцом, и даже шутят,
Уже почти забыт вчерашний бой.
Но кто-то захлебнется в лунной жути,
Как будто их мертвец позвал с собой.
Не вовремя его сразила старость,
Пораньше бы могла на пару лет.
Противник умер, ненависть осталась –
Просить пощады просто смысла нет.

Я сам должно быть, умер – даже странно,
Как ухитряюсь с лестниц не упасть.
И шарят руки мертвого султана,
Еще кого-то норовят украсть.

==Juranics Lorinc / Lovro Juranić.==
==Szigetvár, 7 szept. 1566==
Мне не драться, мне только указывать путь –
На полкорпуса сзади, по левую руку.
Ты меня прикрываешь от сабель и пуль,
Как не дал бы упасть годовалому внуку.
Капитан, объясни, ну на кой мне сдались
Жизнь и слава взаймы, и притом без отдачи?
Разве мы не под этим вот небом клялись
Победить или пасть? Разве можно иначе?

– Осторожно: стрелки!
Нарушаю приказ.
(Бог свидетель, я вовсе не рвался в герои).
Пистолет. И второй. Пригодились хоть раз.
Попадаю в обоих. Успею. Прикрою.
Не поспоришь, ты прав: замок все же не сдан.
Это бой, а не бегство. Хоть кто-то спасется.
Даже в пекло пойду за тобой, капитан, –
Если оба увидим вечернее солнце.
Окружают. Не время витать в облаках.
Шаг за шагом клинки расчищают дорогу;
А потрепанный флаг, да в умелых руках –
Неудобней копья, но совсем ненамного!

– Кровь?
– Чужая.
...Чуть сзади, у правой руки.
Так им! Прямо к Аллаху из первого ряда!
Лишь прорваться за мост – и уйдем в тростники,
И пускай они попусту тратят заряды!..

Через годы признаюсь, тебе одному,
Как едва не поддался тоске и досаде.
– Капитан?!
Не молчи!..
Объясни, почему
Знаменосцы всегда на полкорпуса сзади?!..

==Zrínyi Miklós / Nikola Šubić Zrinski==
Где-то в облаках лопнула струна.
Ангелы небес крыльями махнули...
Змейками вползла в кудри седина,
А в ребро – не бес: две слепые пули.
Как легко лететь сквозь ружейный залп!
Знаю – это смерть. Знаю – не пробиться.
Целых пять минут – чтоб открыть глаза
И последний раз по уши влюбиться.
Тростники, леса, пастбища, поля –
Вечно бы смотрел, и не насмотреться.
Смех твоих ручьев – звонче хрусталя.
Вовсе не от ран замирает сердце!
След осенних слёз на твоих щеках:
Сорок долгих лет длятся испытанья.
С кровью на руках, в праздничных шелках
Я иду к тебе, словно на свиданье.

Нежная моя, стойкая моя,
Дай тебя обнять.
...........

==Orsics István. Szigetvár, 7 szept. 1566==
(Что именно он поджег пороховой склад в качестве «последнего привета» – одна из версий легенды; турецкие источники вообще не упоминают взрыва. Попал в плен, дальше – неизвестность.)

Нам нечего терять. Не отсидеться.
Пожар и смерть заходят без ключа.
Я сам не видел, но почуял сердцем:
Мой капитан не выпустил меча.

Когда мой пистолет впустую щелкнет,
Я вдруг услышу, сквозь чужую речь:
«Христос учил – подставь другую щеку.
Но также говорил – не мир, но меч.»
Подставлю. Буду врать. Ухмылку спрячу.
Пока хоть кто-то жив – не кончен спор.

Я не был там, но знаю сердцем зрячим,
Где капитан назначил общий сбор.

Нас встретит войско в алом и зеленом,
И Габриэль слезу тайком утрет,
И Петр-святой с почтительным поклоном
Ключом Сигета двери отопрет.
А там – предгорья, где щебечут птицы,
Пасутся табуны, цветет тимьян...
Не отсидеться.
Нечем защититься.
Но порох сух, а враг победой пьян.

Брату...

Пол года БЕЗ ТЕБЯ
Бессильно режут, рвут...
И нет секунды, минуты, дня,
Когда кислотные слёзы не жгут...
И режет грудь
Как ножом, пилой...
И невозможно небо простить...
Я говорю все время с тобой...
Невыносимо БЕЗ ТЕБЯ ЖИТЬ...

Брату...

У часов нет стрелок.
У земли нет слов.
Мир убог и мелок,
Как кошмары снов.

У судьбы нет счастья.
У природы слез.
Перемены власти
Разбивают нос.

Ржавые закаты
Смотрят в никуда.
Только боль утраты.
И пусты года.

Брату...

Зачем к чему-то стремиться...
Зачем счастья просить...
Когда придётся разбиться...
И рвётся последняя нить...

И падает в пропасть надежда...
И душат слезы глаза.
И тело как рвани одежда...
И неба черней бирюза...

И только ты встанешь на ноги,
Как жёстко на землю толкнут...
И только боли тревоги...
И по лицу лишь пнут...

И смерть заберёт все, что мило...
И смерть заберёт навсегда...
И тело давно остыло...
И стали часов года...

Брату...

Безразличие заполонило душу.
Безразличие ко всему.
И я больше никого не слышу
И не верю я никому.

Нету в мире красы и счастья.
Нет в нем красок и чистоты.
Всюду гниль и одни ненастья,
Дыры боли и пустоты.

Кто придумал эти рассветы?
От них только боль головы.
Ничего не даёт ответы.
Пересохла пустошь травы.

Оставляет жизнь только боли,
Только боли. И рвёт сердца.
Глаза выели мокрые соли.
И им нет никогда конца.

Брату...

Пустые песни. В полу дыра:
Пустые мысли. Пустые люди.
Пришла. Ушла. Почему? Пора?...
Соленый ком на остывшем блюде.

Ушёл закат, не простив рассвет.
Песчаным сном утекли надежды.
Уже давно не меняет цвет
Иссине-черным макет одежды.

Уже давно не хотелось спать.
Поникли руки холодной рванью.
Я не могу его отпускать
К чужому небу непониманья.

Дебелых чувств показная лень.
Пустые песни и разговоры.
Тысячелетний скрученный пень
Запишет все больничные взоры.

Брату...

Зачем лёгкие воздухам наполнять...
Зачем пытаться... Куда-то ехать...
Зачем вставать и ложиться спать...
Зачем стараться...по кругу бегать...

Безрезультатно. Тень впереди.
Сугроб растаял и принял лужу.
Будто слепой, куда ни гляди.
Жара груди в нулевую стужу.

Нет,
Не хочу,
Не буду,
Надо,
Чёрт.

Пока сижу,
Пишу,
Гуляю,
Жизнь течет.

Нет,
Не добилась,
Не смогла,
Не стала,
Не почёт.

Скорёшенько,
Сумбурно,
Без возврата
Жизнь течёт.

Да,
улыбалась,
Верила,
Мечтала.

Во всем
Какой-то
Был расчет.

В метро,
В квартире,
На телеэкране
Незримо жизнь течёт.

Секунда,
Час,
Минута,
Вечность.
Ведется времени подсчет.

Мы счастливы,
Красивы,
Юны
В нас жизнь бурлит,
В нас жизнь течёт.

26.04.2004 г.

Весна -
И хочется бежать,кричать, любить,
Но ты не можешь - нет свободы.
На стенах грязные обои,
На фортепиано - порванные ноты.

В душе нет места для весны,
У ней иные всё заботы:
Закрой глаза, и ты увидишь
Какие там идут работы.

Безумно солнечно в окне,
День новый за окном родится,
И скоро в старое гнездо
Прибудут новые синицы.

А у меня есть на весну
Всего каких-то пять минут,
Чтоб ощутить ее красу
И кинуться в житейский пруд.
10.03.2004

Черные тучи на солнечный день накатили
Злоба, отчаянье прятались в них.
Солнце не меркло, но тучи не уходили,
Пугая прохожих людей.

Каждый пытался их разогнать:
Кто смехом, кто доброй улыбкой.
Кто-то кричал им в след матерясь,
Укутавшись черной косынкой.

Что небо гневить? Не ответит оно
И в горе забудешь покой.
Так постарайся, смотря на него,
Закрыть эти тучи собой.
2004 г.

Я устала, нету сил бороться
И не могу продвинуть жизни колесо.
На пол пути нельзя ли проколоться,
Остановиться всем на зло?

Так размышляла, кажется минуту,
Потом я вспомнила, что у меня зачёт.
Вот так: в сомненьях и заботах, -
Жизнь молодёжная течет.
02.06.2004 г.

В один приятно-летний день
Я стала невидимкой.
Оставив тело в тишине
Влетела в сад любимый.

Там девочка жила одна
С небесными глазами,
Восторг и радость всем они
Игриво отражали.

И бегала меж стройных нив
Без устали она
И ветер , юный озорник,
Ей платье извивал.

Адель - звала шалунью мать, -
Накрыт уж стол, скорей!
Не заставляя долго ждать
Адель бежала к ней.

Гудели пчелы в том саду
И пахло резедой.
Цвели там нежные цветы,
Витала там любовь.

И шли за годом год другой
И не менялся сад.
Но тело молвило душе:
"Вернись скорей назад".

Забеспокоилась душа,
Припомня жизнь свою,
И бросила волшебный сад
И девочку в саду.

Зажили снова бок о бок
Одна внутри другой:
Натура тленная моя
С нетленною душой.

И каждый день в борьбе идет
И всяк печаль таит
Но что-то в даль меня зовёт
В тот чудный сад манит.

Не умею читать стихов,
Я их только пишу.
Не умею предчувствовать музыку
Я ей только дышу.

Не умею любить,
Знаю только слова,
Не умею жить, -
Как? - никто не сказал.

Не умею летать
Ощущаю лишь мыслей полет.
Не умею врать,
Это жизнь за меня врёт.

Не умею страдать,
Значит, время ещё не пришло.
Не умею сказать,
Что всё хорошо.

Не умею плыть
По теченью чужой реки,
Не умею просить:
Господи, помоги.

06.05.2004г.

- Я просто здесь стою,
Покоя полный,
Меня не трогает
Людская суета.

- Я просто здесь живу...
Как странно....
Я никогда
Не слышала тебя.

- Прошу тебя, держись,
Ведь я живу в тебе.
Не надо трещин,
Перекосов.

- Никто еще
Не думал обо мне.
Я постараюсь,
Это так непросто!

- Благодарю тебя за всё!
За кров, за теплоту, за крепость.

- Никто еще не говорил мне этого, а ты
Презрев людские костные устои
Поговорить со мной решила,
Посмотри:

В величьи простота,
В монументальности забвенье.
Никто не замечал меня,
Я к этому привык: в безличии спасенье.

- Как мелко всё и суетно вокруг.
А у меня своя пол вековая дума
Ты поняла и отгадала вдруг
Мои печали городского шума.
2004 г.

Что для тебя свобода?
Свобода - жить одному?
Свобода - от года к году
Не докучать никому?

Свобода - когда много денег?
Свобода - умчаться в рассвет?
Свобода - не видя берег,
Плыть на таинственный свет?

Свобода - не сильно влюбляться?
Свобода - не долго любить?
Свобода - спокойно расстаться
И навсегда позабыть?

Свобода - быть вечно пьяным?
Свобода - прожить в бреду?
Свобода - остаться упрямым
И не заметить беду?

Свобода - утратив время,
Всю ночь гулять до зари?
Свобода - нести свое бремя
С рождения до земли?

Свобода - остаться верным,
Прежде всего, себе.
Свобода - когда очень скверно
Уметь улыбаться судьбе.

Где же вы подруженьки,
Милые мои?
Что же не сидите
Дома у меня?

Или вам не весело
Рядышком сидеть?
Или вам не хочется
Друга утешать?

Вам бы только хохотать
Да других бы обсуждать.

А как горе хлынет в лоб,
Поминай, как звали вас.
Эх, чудной девичий род!
Век вам горя не видать!

2004 г.