Последнее письмо
Мне жаль, что тебя не застал летний ливень,
Который многим бывает противен,
Не видела ты красоты этой ночи,
В момент, когда город был весь обесточен.
Буквы мелькают и скачет строка.
Да, я обещал не писать тебе никогда,
Но этот раз, клянусь, последний,
И потому читать попрошу на конверте.
Пишу тебе, прощаясь навеки.
Боюсь, не свидимся на этом свете.
Свой новый адрес не скажу,
Но знай, на море теперь вечно гляжу.
Хотелось бы сказать это короче,
Быть может, одной маленькой строчкой:
"Прости. Прощай. Забудь".
Живи без меня и просто будь.
Лишь приходи к моей могиле,
По душам поговорить.
Расскажи, как в этом мире
Стало сложно просто жить.
"Приходи к моей могиле..."
Какая дурацкая фраза.
Не делает могил та сила,
Которой мы служили до отказа.
Ныряй скорей в мой шумный омут,
Здесь, к счастью, больше нет чертей.
Лишь водяные по-родному бормучут
И рвут кувшинки в сто частей.
Порою здесь бывают люди,
Но тонут через пять минут.
Блестчт глаза, как изумруды,
И пузыри наверх идут.
Ты помнишь тот вечер, как мы повстречались?
Длинные полки и книжная пыль...
Теперь друг от друга далеко разбежались.
Не встретимся. Это не сказка, а быль.
Ты помнишь то утро, когда мы сидели
В дешевой кофейне в цетре Москвы?
Или как в Сокольниках бродили
Под тихий шорох осенней листвы?
Плакали грозы, летели минуты,
Сверкали глаза в полумраке огней,
У каждого свои причуды,
Но я считал тебя своей.
Больно быть одному,
Но мы разбегаемся вновь.
Только зачем, я никак не пойму,
Если знаем, где наша любовь.
Ты давала мне крылья, я тебе - счастье.
Так и жили, порою встречаясь во снах.
Даже в самое сильное ненастье,
Думали, что самое глупое - страх.
Шли дни. Все считали - мы вместе.
Честно, я думал об этом порой.
Но все же казалось, что все хуже мести,
За разбитую однажды любовь.
С тобой не важны были все сроки,
Ты была превосходна, везде и всегда,
Нас не могли разлучить даже боги,
Но неумолимо летят времена.
Кто научил тебя видеть ночью?
Кто, если не я? Кто сделал тебя красивой?
Кто, если не я? Разована душа в клочья.
Прости. Прощай. Не будь моей любимой.
И каждое на вес так исцелимо.
Кто не любил, тот был таков,
Но у любви ж все поправимо?