Homo Voronius

Как лист опавший, бывший в кроне и на виду, и на счету,
Я все на свете проворонил, упав за бедности черту.
На фоне этого урона, злой рок за происки кляня,
Смотрю печально на ворону - ворона смотрит на меня.

Цыплят по осени считают, и я намедни посчитал.
И прослезился, запятая, поскольку - гусю не чета.
Хотя свиньей ни разу не был, а гусем быть как раз хотел.
Но, видно, чхать хотело небо на участь не небесных тел -

На участь жалких тел наземных, утопших в омуте забот,
Холостяками или в семьях, здоровых и наоборот,
На всех наличных континентах и окружающих морях,
Среди обломов перманентных и задниц, мягко говоря.

На годы брал в аренду камень, куда его сдавал Сизиф,
И вверх толкал пуды руками, сто грамм за ворот загрузив.
Катал туда-сюда по склону по черт те сколько раз на дню,
И только местные вороны меня считали за родню.

Казенный дом, а также плаху видал в гробу в кошмарном сне.
И очень часто слала … к черту меня толпа и иже с ней.
Дорогу дальнюю итожу, седьмой десяток разменяв:
Я на ворону стал похожим, а та – похожей на меня.