Они клялись в любви до гроба,
А я глотала слёзы у окна.
На дне души стояла злоба...
– Никчёмная!» — орала, в отражение смотря.
Послышались немые звуки,
Затем протяжный, дикий стон:
Её касались его руки.
Передо мной в изящно-чёрном он,
Сестра в красивом белом платье,
Румянец лёгкий на щеках,
Опять она в его объятьях.
/ Похоже, вот он — мой е....чий крах. /
– Ты не уехала? / Осталась? –
Вот удивление не счесть.
Но до чего же постаралась –
За правду «входит» её лесть.
– Ну как же я могла вас бросить, и не поздравить от души? –
Истошно разум барагозит, и тихо шепчет: – Не спеши!
А на окне в зелёной сумке
Свинцом мерцает остриё.
Никто из них ещё не знает,
что кем-то свыше решено
В день свадьбы получить
«Подарок» от непокорной ягозы.
– Наверно, этот мир так жалок,
Как вы сейчас / до глубины души».
Испуг? / иль / чёртово смятенье?
А в общем... ладно, по...ать.
Уже совсем неважно,
Под чьи я вопли буду подыхать.
– Остановись! Прошу, не надо! –
С какой-то болью шепчет он.
Ну, а в глазах сестры «бравада»
И парадокс... Там где то слышен
«Медельсон».
По телу жар бежит волною,
В груди мерцает остриё,
А на лице – гриммасса боли:
Ведь дурочка! Люблю же я её...
Сильнее ранит правда жизни,
Хоть без того уже мертва,
Но я лишь только успеваю:
– Будь счастлива, моя сестра.
Эксперементировала. Как то с сюжетными стихами я на Вы.