Одинокие окна глазами стеклянными в небо,
слившись с серостью красок,
впускают в себя глубину
бесконечного утра, в котором я тоже тону.
Об обиды слова твои стали эффектом ноцебо.
И химерная правда, болючим раствором вины,
внутривенно польётся
по капле, и вытравит чувство
единенья с душой, заменяя его на безвкусное
отношение к миру, где все разучились любить.
И пусть в поиске день мандарино-лимоновых нот,
а медовое солнце
сквозь тучи вливается в чай…
Ничего не спасёт, если ангел внутри замолчал,
и рассеялся свет, и окутал удушливый смог.
Под нависший балласт белоснежного потолка,
проникает Морфей,
отнимая последнюю волю,
закрывая глаза, разжимая пустые ладони,
забирая в свой плен, обесточив любви провода.
Только новое утро по венам весну разнося,
обновляет мечты,
разбавляя застывшую ма́ру,
И душа пробуждается под незнакомую мантру:
«Ты, как можешь, живи, раз как хочется нынче нельзя».