Сердце

Плыл по комнате лунный налет,
вместе с дымкой лиловой вился.
Всюду черный ,извилистый лед
над кроватью моей громоздился.

Я вгляделся в оконные стекла.
В сон закатного мармелада.
По асфальту неслась и блекла
символистика листопада.

Где-то в черном,жилом колодце,
словно в пасти супрематизма,
осветило белесое солнце
нечто с признаком гигантизма.

Артефакта горящий контур
в цвете синего фианита,
озарил новостроек когорту,
панораму российского быта.

Задрожала ледовая глыба,
заискрились фонарные космы,
проплыла красноглазая рыба
над домами в неоновый космос.

Треснул лед с бирюзовой пылью
на сосудистом барельефе,
окотив ярко синей слизью
голытьбу городских деревьев.

Исполинских размеров сердце,
из бездонных глубин вселенной,
оросило осенний вечер
жидкостью криогенной.

Я стоял у окна и слышал
наростающий ,льдистый ветер.
А крылатые, черные мыши
двери комнат сносили с петель.

Полыхала астральная мгла
переливами звездных скоплений
из портала ночного котла,
как из пригоршни сновидений.

По прозрачным ,раскинутым льдам,
по багряным коврам из клена
внеземное стремилось к вратам
неизвестного пантеона.

Клюворылые твари небес
озирали златыми глазами
ярко-желтый ,пылающий лес,
населенный трехглавыми псами.

Мертвецы покидали погост,
направлялись в жилые кварталы.
И на каждом светился нарост
отвердевшей ,сиреневой лавы.

Они шли ,чтобы встретить живых,
чтобы сонных их в танце возвысить
над собой и над миром кривых
неопрятно-ландшафтных покрытий.

Выносили на улицу их
и пускались в ужасные танцы,
с круговертью неистовых нимф,
в источаемом ими багрянце.

Пузырилась и пенилась даль
разноцветным  мерцанием были.
Меж домами паучью вуаль
скоростные ветра серебрили.

Пауки выползали из гнезд,
бывших прежде заброшками града,
где бездомных убежища слез,
где их боль в пустоту отступала.

И неся на покатой спине
ярко-красный, рубиновый крест.
Пауки исчезали в огне
запредельно-прекрасных естевств.

Существа фантастических форм,
завихрения розовой вьюги
оголтело неслись с платформ
в эпицентр ночной кали-юги.

Гром и скрежет разверзнутых бездн
в сновиденческой ,приторной яви,
словно храп запредельных божеств,
разносился в вороньей ораве.

За спиной моей сильный хлопок
тронул тишь коридорного рая
Из просвета белесый дымок
повалил к потолку извиваясь.

Полный звездной и лунной воды,
заморгал перломутровый глаз.
На ледовом рельефе стены
проступила узорная вязь.

Плыл по комнате лунный налет,
хладнокровную нечисть неся.
И я думал меня засосет
эта зыбкая перекись сна.

Наконец, я прошел в коридор,
игнарируя призрачный стан.
Дверь открыл и мой пристальный взор
пал на взорванный телеэкран.

Из него, словно пена из ванн
на ковер выползало нутро.
Черно-белых помех и гирлянд,
и кружилось нахальное зло.

Голограммы бормочущих лиц,
титры глупых ,несвязанных слов,
выползая с экранных границ,
заполняли пустующий кров.

В тех мерцающих ,серых цветах,
в самом жерле зыбучих помех.
Заблудившийся в черных песках,
бог по тихому скрылся от всех.

Пробираясь сквозь холод и лед,
нежной поступью милая шла.
И несла мне оранжевый плод,
ночью сорваный в прериях сна.

Плыл над городом бархатный сон.
В нем купались земные ветра.
Целовался божественный звон
в каждой луже с водой октября

Тонкой нитью вольфрамовой свет
проколол горизонта сырьё.
И над городом вспыхнул рассвет
трансформируя наше жильё.