Мне не приходиться читать список кораблей до середины,
Искать ее сквозь дебри бессознательных миров.
Она явилась, как у последнего костра бутоны георгины,
Подобно Эвру, в олтличии от других ветров.

Она мое египецкое небо, что без зазрения прозрачнее воды,
Не становилась ни мечечом, ни наполняла книгу бердом,
И Хапи рядом с ней мутнел вразы,
Ведь он всего-то сказочник беды,
Что намекнет на Фимбульветр,
Где снег покроет каждый метр
И похоронит персефоновы кусты.

С потолка свисали мертвые кошки,
Окна глядели сквозь небеса,
Чердак заполняли мухи и мошки,
Парень лежит уже с полчаса.

Кровью измазан чердак в красном доме,
Холодом веет от тела певца.
Он в свете дня пребывает не в дреме,
Умер мальчишка, сняв палец с курка.

При жизни он гнил, подобно животным,
Чей запах вдыхал, узнавая себя.
Для мира ты станешь в момент непригодным,
Когда закричишь, что губят тебя.

Минута-другая, стою у порга,
Немое отчаяние, привкус конца,
Эмоции в кубе, в форме залога,
Остались в кармане жильца.

И правду я скорю,
"Друзей не имею" - вот она истина лжи.
Но здесь я позвлю,
Заплакать, да с воем, ты только скажи.

Молчание томно, а слезы все льются,
Вот и прозрел в свете дня.
Мозги по кровати, а волосы вьются,
Вот и не стало тебя.

Присяду в сторонке,
Однако, скорее, ноги гвоздями к паркету прибью,
Прижму твою руку к пропитой печонке,
Тихо шепча, что тебя я люблю.

Ничего плохого не случится,
Если хоть на миг ты запоешь.
Пора бы перестать по полу волочиться.
Однажды ты это поймешь.

Сквозь слезы насмехаться позволяешь,
А голос твой так мелодичен и велик.
Так почему же ты его скрываешь
За масками счастливых лик?

Но как бы ты не улыбалась,
Потухший свет не озаряет даль.
По очагам души скиталась,
Надеясь скрыть сполшную паль.

А за тобой с усмешкой наблюдали
Все те три тысячи чертей,
Что жить спокойно не давали,
Явившись в образе людей.

Однако воля к жизни неподвластна
Спокойствию, что ты приобретешь,
Но сущности считают, что она прекрасна.
Однажды ты это поймешь.

На окровавленных камнях у океана
Лежит изорванный платок,
Его оставила тут дама,
Что все-таки нажала на курок.

О ней и думать все забыли,
Исчезла, как лучей поток.
Воспоминания может быть и были,
Но есть ли в этих мыслях прок?

Она в закате растворилась,
А боль, как истину даруя о себе,
Во мглу ночную превратилась,
Так дерзко, словно в карточной игре.

Но не одна персона в мире
Не пропитается в ночи,
Мы будто в низкосортном тире,
Стреляем в вялые мячи.

Она сошла с ума от скуки,
Пока жила среди скота,
Но дали пистолет ей в руки,
Что распахнул перд ней врата.

Мир безграничный скован лестью,
Скрвыается под лживым пеленом.
Мы все дети, но плюемся медью,
Искуссно разрушая светлый дом.

Утопая в сальной гуще,
Всех пороков бытия,
Мы становимся все пуще,
Желая быть грязней вранья.

Смотрим,гадко улыбаясь,
В лица тех, кто дорожит.
Смотрим, даже не стесняясь,
В души тех, что нож пронзит.

И польется алой кровью
Пелена людских забот,
Что наполнена лишь скорбью,
Что страдания принесет.

Но тебе так безразлично,
Что ах хочется кричать,
Как ты проклял непрелично,
Того, кто за тебя готов порвать.

Крик отчаяния и боли
Раздается в далеке,
Ты уходишь с поля боя,
Оставив тело на петле

Однажды мир наполнит море,
Что разорвав живой поток,
На человечество обрушит горе,
И брызнит с сердца затхлый сок

Он, растекаясь по планете,
Погубит сотни людских душ,
Поймает все живое в сети,
Отправив в тлеющую глушь.

Затхлый воздух в кабинете,
Тишина бьет по ушам,
Треск касеты в лунном свете,
Заменяет людской гам.

Полумрак, закрыта шторка,
Ручка пляшет по листам,
Книгами забита полка,
Голова трещит по швам.

Пишет, пишет, наполняя
Грузом боли свой роман.
Давит, давит, убивая
Гордость его милых дам.

По стеклу, босыми ногами,
Шел мальчик с пробитой рукой,
Плювался пустыми мечтами,
Дрожа под жемчужной луной.

Полуночный затворник, сорвавшийся с цепи,
Пускается в мир, за дверью сидя,
Сжигает глаза, озаряя засохшие степи,
Наполняет их жизнью, убивая себя.

Жалкий забитый ребенок
Плачет в безлюдной толпе,
Замотаться бы в сотни пеленок,
Чтобы крики погасли во тьме.

Но ложь не спасение, а горе,
Хватит призрение скрывать.
Начните же случшать, вы привязаны к своре,
Пора уже на ноги встать.